— Ничего не могу сделать.
— Пустите в свой кабинет женщин с детьми, там хоть тепло наверняка.
— Не могу.
— Откройте депутатский зал.
— Не имею права.
Послушайте, ну что вы глупости говорите? Вы здесь самый главный на этот момент, вы и должны принимать решения в нештатных ситуациях. Посмотрите, — Гурский повернулся к залу, — это что, нормально? Женщин-то с детьми вы можете в этом зале устроить? Здесь же холодно.
— Еще и хуже бывало. И ничего.
— Да что тут… — обреченно обронила женщина и побрела в сторонку. Полковника нигде не было видно.
Толпа вокруг стала редеть, и скоро Гурский с представителем администрации аэропорта остался наедине.
— А тебя я вообще сейчас в милицию сдам, — спокойно сказал замначальника. — Ты пьяный. Хочешь?
Гурский молча засунул руки в карманы куртки, повернулся и пошел к буфету, раздвигая плечом толпу предавших его пассажиров.
«Ладно, — решил он, купив еще одну бутылочку пивка и какую-то котлету, гордо именовавшую себя бифштексом рубленым, — живите вы все как хотите. В рай, в конце концов, строем не ходят».
Неподалеку от него пили кофе две девушки в форме сотрудниц каких-то служб аэропорта.
— А ты начальнику смены звонила?
— Нет его…
— На Пе-Де-Эс-Пе позвони.
— Да не дозвониться туда.
— А ты еще звони. Давай-давай, дозванивайся.
— Подожди тогда, я сейчас.
Одна из девушек отошла от столика, прошла к какой-то служебной двери без таблички и скрылась за ней.
Александр съел котлету и допил пиво. Через несколько минут девушка вернулась.
— Ну? — спросила ее подружка. — Нормально?
— Ага, — кивнула та, и они обе пошли по своим делам.
«Строем в рай не ходят», — повторил про себя Александр и направился к той самой двери без таблички.
За дверью оказался коридор, в котором Гурскому встретилась женщина, строго спросившая его:
— Вам кого?
— Да начальника-то нет, я хоть на Пе-Де-Эс-Пе позвоню, а то ведь…
— А… — сказала женщина и прошла мимо.
Гурский повернул за угол. Одна из дверей была приоткрыта, он заглянул. Небольшая комната, мало похожая на кабинет, была погружена в полумрак. За письменным столом, на котором стоял телефон, сидела молоденькая девушка и читала при свете настольной лампы книжку.
— Добрый день, — поздоровался Гурский.
— Здравствуйте, — вопросительно взглянула на него девушка. — Вообще-то ночь уже.
— Ну да, конечно… Извините, можно я звоночек сделаю, короткий совсем? Это у вас городской?
— Через девятку.
— Спасибо. — Александр вошел и плотно закрыл за собой дверь. Затем сел по— хозяйски к столу, распахнул пуховик, демонстрируя новенький офицерский камуфляж без знаков различия, развернул и придвинул к себе телефон. Снял трубку и набрал через девятку первый попавшийся шестизначный номер, очень плотно прижав наушник к уху. Подождал, с облегчением услышал длинные гудки и, отстранив трубку от уха, чтобы читающая книжку девушка тоже могла их услышать, сказал:
— Странно…
Положил трубку на рычаг, отодвинул телефон и задумчиво воззрился в пространство.
— Не дозвонились? — Девушка отложила книжку.
— Что? А… Да нет. Но… странно.
— А что случилось?
— Да… Меня встречать должны были. И не встретили.
— Может, разминулись?
— Да нет. Невозможно. — Он нервно побарабанил пальцами по столу. — Серьезные люди встречают.
— А вы к нам откуда?
— Я? Да из центра я, скажем так. В командировку, — и Гурский со значением взглянул девушке в глаза.
— Так вы подождите, может…
— Может, может… а может, уже и нет. А? Вы как думаете? Извините, это я о своем, — улыбнулся он. — А как у вас тут… что, говорят, позиции Александр Иваныча Лебедя относительно… ну, братвы всякой — крепкие?
— Да как сказать. Говорят всякое.
— Вот то-то и оно… Ну хорошо, — он крепко положил ладонь на стол. — Вас как зовут?
— Меня? Нина.
— Вот что, Ниночка, у вас здесь в аэропорту ничего такого где-то с час назад не происходило? Ни шума, ни беготни не было?
— Да вроде нет.
— Странно… оч-чень странно. Хотя, с другой стороны… Ладно, Ниночка, мне там, внизу, светиться сейчас ну никак не желательно. Это ничего, если я у вас здесь в уголочке посижу? А утром я дозвонюсь, за мной машину пришлют, и я исчезну, а?
— А родина меня не забудет? — улыбнулась Нина.
— А родина вас не забудет, — шутливо мотнул в ответ головой Гурский. — А то я, знаете, если с поездом еще считать да на машине — уж четвертые сутки как в дороге. На одной водке только и держусь, — он обезоруживающе улыбнулся. — Хотите?
Александр вынул из кармана флягу.
— Нет, что вы, я же дежурю. Я лучше чайку. — Она поставила на стол термос. — У меня и бутерброды есть, берите.
— Маленький кусочек, если можно.
— Да вы не стесняйтесь.
— Нет-нет, в самом деле спасибо.
— Вот, возьмите стакан.
— Ну спасибо, — Гурский плеснул в стакан из фляги, выпил и взял половинку бутерброда.
— Вы вот что. — Нина вышла из-за стола. — Идите-ка сюда. У нас тут — вот…
Гурский, убрав фляжку в карман, прошел в отгороженную шкафом часть комнаты и увидел небольшую кушетку.
— Вы прилягте, а я разбужу. Во сколько?
— В девять ноль-ноль, однако.
— Одеяло дать?
— Нет-нет, спасибо, я курткой.
— Ну хорошо, вот вам подушка, ложитесь.
— Нина, родина вас не забудет.
— Если вспомнит… Отдыхайте.
«Вот ведь, — думал Гурский, пытаясь устроиться поудобнее на узкой кушетке и укрываясь пуховиком. — Интересно, ну почему у нас в России для того, чтобы к тебе отнеслись по-людски, обязательно нужно баки законопатить по самое некуда? Корчить из себя кого-то… И чего она там, любопытно, про меня себе напридумывала?»
Кушетка была коротковата. Он встал, придвинул стул, лег и, пристроив на стуле ноги, наконец-то блаженно вытянулся.
«А вы полюбите нас черненькими. Беленькими-то нас всякий полюбит…» Александр провалился в сон.
Предутренние сны Адашева были тягостны, тревожны и бессмысленны. Подсознание генерировало череду каких-то нелепых ситуаций, в которых он был вынужден, скрываясь от кого-то, брести бесконечными коридорами и разыскивать ПДСП, абсолютно не представляя, что это такое. По пути он открывал какие-то двери, умолял дать ему стакан воды, пил, пил и никак не мог напиться. Наконец, очевидно, даже подсознанию надоела эта лабуда, и Александр проснулся.
Он встал, повесил на плечо куртку и вышел из-за шкафа.
За столом сидела совершенно другая девушка.
— Доброе утро. А где Нина?
— Сменилась пораньше, вас просила в девять разбудить, а еще без пятнадцати.
— Ага, спасибо, — Александр, надевая куртку, кивнул девушке на прощание и пошел в зал ожидания. На ходу он машинально переставил свои часы на местное время.
Прежде всего необходимо было утолить жажду. Он пошел к буфету, с жадностью выпил бутылку пива и с отвращением посмотрел на еду. Сказывалась разница часовых поясов. Организм упрямо твердил, что на его лично взгляд еще ночь, ну, может быть, самое раннее утро. Какая, к черту, еда?!
Спустившись на первый этаж и подойдя к информационному табло, Гурский с ужасом увидел, что его рейс переносится на четырнадцать ноль-ноль.
«Ну уж это я не знаю, — подумал он. — Я здесь что, навсегда?»
Но с кем спорить-то? Необходимо было мобилизовать навыки выживания в экстремальной ситуации. Гибель от голода и переохлаждения вроде не грозила. Грозил нервный срыв. А значит, в первую очередь необходимо было снять стресс. Он вынул из кармана и зачем-то встряхнул пустую прозрачную фляжку.
«Ладно, идем в разведку, берем языка, а там — по обстоятельствам».
Александр вышел из здания аэропорта, с удовольствием вдохнул сухой морозный воздух и осмотрелся. Того самого магазина вроде не наблюдалось.
— Извините, — обратился он к мужчине, который явно шел в аэропорт на работу. — А здесь магазина где-нибудь поблизости нет?
