ГЛАВА ПЯТАЯ. Социалисты Запада и России в первой мировой войне
В.И.Ленин в 1914 году.
Плеханов и Ленин — Циммервальд
I
Война 1914 года не была полной неожиданностью для социалистов Запада и России. Начиная с 1907 года многие выдающиеся деятели социалистического Интернационала предвидели возможность войны и считали это страшной катастрофой для всего мира. Один только Ленин в письме к М. Горькому в 1913 году мог написать:
«Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) порукой, но мало вероятия, чтобы Франц-Иозеф и Николаша доставили нам сие удовольствие»
(Ленин. Сочинения, том 35-ый, 4-ое издание, стр. 43.).
Все же остальные выдающиеся социалисты России и Запада считали необходимым всеми силами предотвратить войну. Вопрос о том, каково должно быть поведение социалистов в случае войны, обсуждался на многих конгрессах социалистического Интернационала еще задолго до 1907 года.
Как известно, в «Коммунистическом манифесте» Маркса и Энгельса говорилось, что «у пролетариев нет отечества» и в течение десятков лет многие европейские социалисты это повторяли. Но с ростом рабочего движения и с созданием массовых социалистических партий во всех передовых странах Европы социалисты постепенно отказались от этого лозунга. Так, в августе 1893 года на международном конгрессе социалистического Интернационала в Цюрихе представитель русских социал-демократов Г. В. Плеханов выступил резко против тех социалистов, которые предлагали, чтобы на объявление войны правительствами ответить всеобщей забастовкой во всех странах, где рабочие могут оказать влияние на войну, а в остальных — ответить на войну отказом от военной службы. Такое предложение было внесено Домела Ньювенгейсом, основателем голландской социал-демократической партии, впоследствии ставшим анархистом. В своей речи Плеханов сказал:
«Решение в духе голландского предложения останется пустой фразой, лишенной какого бы то ни было практического значения. Более того, успехи социализма не везде одинаковы. Так, в Германии уже имеется очень сильная, великолепно организованная и дисциплинированная социал-демократическая партия, тогда, как в России социалистическое движение находится еще в зачатке. Предположим, что в случае войны с этой страной нашим германским друзьям удалось сорганизовать у себя военную забастовку, что получилось бы? Русская армия покорила бы Центральную Европу и вместо близкого торжества социализма, мы имели бы торжество казаков».
На международных социалистических конгрессах в Амстердаме в 1904 году, в Штутгарте в 1907 году, в Копенгагене в 1910 году и почти накануне войны — в 1912 году в Базеле много говорилось о том, что рабочие, которые больше всех пострадают от войны, должны стараться предотвратить ее. Но как это можно было осуществить? Сначала это казалось просто: без рабочего класса невозможна никакая работа. Значит, стоит рабочим договориться между собой не поддерживать войну и даже помешать войне, и войны не будет. А если какое-нибудь правительство начнет войну, — надо всем рабочим восстать и объявить войну всем капиталистам. Тогда начнется классовая война вместо войны международной. Эту мысль особенно горячо отстаивал француз Густав Эрве. Он стоял за первоначальную формулу «Коммунистического манифеста»: «у пролетариев нет отечества».
«Мне всё равно, — говорил он, — победят ли французы немцев или Вильгельм II возьмет Париж. Я всё равно буду бороться только с капиталистами моей страны».
Но он был в меньшинстве. Подавляющее большинство социалистов не отказывалось от отечества. Так, вождь германских социалистов Август Бебель однажды произнес в германском Рейхстаге замечательную речь на эту тему. В этой речи он резко нападал на германские правящие классы за их захватнические стремления, за усиленное вооружение, за угрозу всеобщему миру. Когда же он сказал, что немецкие рабочие должны помешать немецкому правительству напасть на Россию или на Францию, то ему крикнули со скамей:
— Это измена отечеству! Бебель ответил:
— Нет, мы не изменники! Мы не хотим только, чтобы наше отечество начало войну, как грабитель и разбойник. Но если какой-нибудь другой народ нападет на Германию, то я первый возьму свою старую рушницу (meine alte Flinte) и пойду защищать свою страну.
Чем Бебель был для Германии, тем Жан Жорес был для Франции: Жорес был совестью не только своей партии, но может быть и совестью большинства своего народа. Он тоже боролся с шовинистами своей страны. Но и он говорил, как Бебель: «Если бы случилось, что какой-нибудь другой народ напал бы на Францию, то мы, социалисты, умерли бы в первых рядах ее защитников».
И оба эти вождя социалистов повторяли это на многих съездах, в том числе (за семь лет до войны) на международном социалистическом конгрессе в Штутгарте. Оба они здесь доказывали, что у социалистов не может не быть отечества. Бебель сказал:
«Эрве говорит, что отечество это лишь отечество господствующих классов, и что рабочему классу до него нет дела… Но еще вопрос, кому принадлежит отечество… Почему же всякий народ, терпящий иноземное владычество, — если даже в некоторых случаях оно благодетельно, — восстает всей массой для борьбы за свободу, отбрасывая ради этой цели всё остальное на задний план? Мысль Эрве, что пролетариату всё равно, — принадлежит ли Франция Германии или Германия Франции, — это нелепость».
И свою речь Бебель закончил так:
«Если бы вы, Эрве, захотели провести эту мысль на практике, то ваши соотечественники растоптали бы вас ногами».
И огромное большинство социалистов шло за Бебелем и Жоресом, а не за Эрве. На этом съезде Жорес сказал: «Да, мы знаем, что на совести наших отечеств много несправедливости; что родина бывает для многих мачехой; мы боремся с ее грехами, но мы любим ее и не дадим в обиду в случае нужды».
На слова Эрве и его сторонников, что любовь к родине — неразумный инстинкт и зоологическое чувство, представители большинства ему отвечали: «Нет, любовь к отечеству не только слепой инстинкт. Любить родину — разумно и полезно». Так, германский социал-демократ Фольмар на конгрессе в Штутгарте сказал:
