Это было вчера, а сейчас Мачнев дает команду "атака" и переводит машину в пологое пике. За ним следуют Обелов, Чекин, Масленников... Перед полетом Мачнев сказал Тамаре, что, если ей будет трудно действовать самостоятельно, она может остаться в паре с ведущим и вместе с ним, по его команде, сбрасывать бомбы, пускать эрэсы, стрелять из пушек и пулеметов. "Скопление автомашин, - говорил он, - цель площадная, надо и бить как по площади, все равно попадешь".

Но Тамара не чувствует трудности. По команде "приготовиться к атаке" она, как и все, перестроилась из боевого порядка "пеленг" в колонну. Она видит и цель, и впереди идущих товарищей. Пикируя, она начинает прицеливаться. Перекрестие сетки, нанесенной на лобовое стекло кабины, направляет на опушку березовой рощицы, совмещает перекрестие со штырем на капоте мотора. Нажимает на кнопку электросброса. Скрежетнув под крылом, пара огненных молний - эрэсы - устремляется к цели, в скопление автомашин.

Внезапно за прозрачным фонарем кабины замелькали черно-багровые дымные вспышки. "Зенитки!" - мелькает мысль, но Тамара продолжает пикировать, снова нажимает на кнопку, и бомбы уносятся вниз. Она это чувствует по легкой встряске машины и сразу берет на себя ручку, тянет самолет к горизонту, левым боевым разворотом уносится вверх за впереди идущей машиной.

Они сделали три захода. Тамара трижды пускала эрэсы, била из пушек, видела взрывы своих снарядов, огонь, бушевавший в бело-зеленой роще.

После посадки при разборе боевого задания Мачнев сказал:

- Я все время следил за тобой, Константинова. Прямо скажу, молодец. И бомбишь точно, и эрэсы пускаешь метко, и из пушек бьешь умело.

Тамара пожимает плечами, смеется: "Сама удивляюсь". И все смеются, все за нее рады. Хорошо, когда начало удачное. Первый успех окрыляет. Человек сразу начинает верить в себя, в свой самолет, в товарищей.

- А зенитки как били, видела?

- Видела.

- А бой наших истребителей с немецкими?

- Нет...

- Они же рядом носились! Чекину плоскость пробили.

Тамара пожимает плечами: что делать, не видела.

- Все равно хорошо, - успокаивает ее командир.- Такое впечатление, будто только и делала, что с нами все время летала. А "мессершмиттов" еще увидишь, это уж обязательно...

Позже к ней подошел лейтенант Обелов. Спрашивает:

- Как же так, Тамара? Из опыта других и своего опыта знаю, что первый боевой вылет проходит будто в тумане, ничего летчик не видит: ни местности, над которой летит, ни зениток... Летчик видит лишь хвост самолета ведущего. Одно из двух: или у тебя железные нервы, или ты уже воевала.

- Во всем ты, Лева, прав понемножку, - вздыхает Тамара, - а главное все-таки в том, что боевое крещение я получила в другой авиачасти, немного воевала на самолете У-2. А если точнее, то еще раньше, когда шофером была, возила на фронт боеприпасы. И бомбили меня нередко, и из пулеметов и пушек обстреливали. Все это, Лева, трудный опыт, и теперь он пригодился.

- Ты права, боевой опыт, каким бы он ни был, со счета не сбросишь, подтверждает Обелов.- Вот, к примеру, мой воздушный стрелок Коля Касьянов. Он пришел к нам из пехоты, когда мы переходили с одноместных Ил-2 на двухместные, с воздушным стрелком. Кажется, что общего между авиацией и пехотой? Ничего. Но Коля имел боевой опыт. Он уже повоевал и даже был ранен. И обладал всем, что нужно стрелку-авиатору: сноровкой, бдительностью, смелостью. Ему оставалось научиться метко стрелять по воздушным целям. Он научился и стал одним из лучших воздушных стрелков полка. В боях сбил два Ме-109, награжден орденом Славы.

- Ничего, - пообещала Тамара, - пообвыкнемся и мы.

В небе Прибалтики

Полк летает с утра до вечера. Все, что было до этого, Тамаре кажется отдыхом. Даже то время, когда служила в роте связи, возила на фронт боеприпасы. Даже ночные полеты на боевое задание. Наши войска теперь наступали, и каждому из фронтовиков дел теперь прибавилось втрое.

Наши войска освобождают Прибалтику. Освобождение началось в июле, в ходе Белорусской операции, когда войска 1-го Прибалтийского фронта, выйдя на восточную границу Литвы, пересекли железную дорогу Даугавпилс - Вильнюс, а войска 3-го Белорусского развернули бои за столицу республики.

25 июля 3-й Прибалтийский фронт, также вступив на земли Латвии и Эстонии, освободил Тарту и вышел к Валге, а Ленинградский, наступавший севернее, освободил Нарву. Это произошло 26 июля.

За июль - август, продвинувшись на глубину более двухсот километров, наши войска освободили часть Эстонии, значительную часть Латвии и большую часть Литвы.

С 14 сентября идет новая наступательная операция. Основное направление - Рига. Двумя ударами (один южнее Западной Двины, другой - севернее) нашим войскам предстоит расчленить группу армий "Север" и отсечь ее от основных сил противника.

Боевой работы летчикам и стрелкам прибавилось настолько, что теперь домом для них стала кабина штурмовика. Парашют - постоянная их принадлежность. Только для переукладки извлекают его из чашки сиденья. Но делают это часто: в сырое осеннее время шелк может слежаться, и в нужный момент парашют не раскроешь. А необходимость его раскрытия возможна в каждом полете.

Гул мотора, мощный грохот пушек и дробный стук пулеметов, резкий скрежет слетающих с балок эрэсов стали настолько привычны, что кажется, с ними Тамара родилась и даже век прожила. Но жизнь есть жизнь. Все чаще стал вспоминаться город Калинин, дом рядом с фабрикой, мать и сестренка Августа, а с ними и Верочка, дочка. Как она там? Из дома пишут, что все у них хорошо, все, дескать, благополучно, а Тамара, читая между строк, все видит иначе, так, как и есть в самом деле, как сердце подсказывает: трудно в разбитом, разграбленном немцами городе. С отоплением трудно, с одеждой, питанием.

Засыпает Тамара с думой о доме, просыпается с думой о новом бое. Иногда прямо с рассвета, иногда немного попозже вновь, как и вчера, поднимается в небо, везет на фронт свои бомбы, эрэсы, боевые комплекты пушек. Летает, дерется с врагом, а вечером, с окончанием напряженного дня, ждет товарищей, не долетевших до базы (так пишут в газетах) - родного аэродрома. Бывает же чудо, приходят. Не те, конечно, о ком доложили "погиб", а те, о ком "не вернулся"...

Синяков, таранивший наземную цель, уже не вернется. Улетел, как улетал всегда, но назад не пришел, так там и остался. Вспоминая о нем, Тамара будто воочию видит пасмурный день, непролазную грязь на дорогах, боль в руках и ногах от усталости. Вместо отдыха между боевыми полетами в тот день она носила боеприпасы, потому что к стоянке подъехать было просто невозможно.

А Добровольский вернулся. Командир эскадрильи капитан Добровольский с воздушным стрелком Анашкиным были сбиты еще под Брянском при налете на железнодорожную станцию. Группу в составе шести самолетов Ил-2 уже на обратном пути перехватили истребители. Бой был долгим и напряженным. Добровольского ранили: осколок снаряда повредил ему позвоночник. Летчик сел вынужденно и вместе с воздушным стрелком оказался в плену, в лагере авиаторов.

К лагерю, обнесенному колючей проволокой, подходили местные жители, чем могли помогали попавшим в беду людям. Куском хлеба, одеждой. В деревне, близ которой немцы устроили лагерь, проживала мать Николая Анашкина. Увидев сына за колючей проволокой, она не пала духом, наоборот, воспрянула и решила его спасти. На следующий день она передала сыну буханку хлеба с запеченным в ней напильником. Не так уж вроде много- напильник, но в нужный момент он и сыграл свою роль.

Когда наши войска пошли в наступление, немцы погрузили пленных в эшелон и повезли куда-то на запад. В пути и был устроен побег. Спаслись все, кто оказался с Анашкиным в одном вагоне. Они прорезали отверстие в двери, открыли засов и оказались на свободе. Встретившись с партизанами, действовавшими в Брянских лесах, воевали. Добровольский был комендантом партизанского аэродрома. Потом возвратился на Большую землю, а несколько позже - и в полк.