– Прошу прощения, сэр, но не тот ли вы Блэклок, который был младшим офицером под командованием генерал-лейтенанта Коттона в Талавере?

– Он самый. Полагаю, вы были в Талавере?

– Вы правы, сэр, был, с Шестнадцатым пехотным. Получил это при Ватерлоо. – Он громко постучал по своей деревянной ноге. – И вы, как я понимаю, тоже там были. Вы были тогда гораздо моложе, и я говорю не только о возрасте, сэр. Что ж, мир тесен.

Николас смерил его холодным взглядом.

– Выкладывайте. Чего вы хотите?

Но не таков был Мортон Блэк.

– Никак не мог найти после войны работу, пока мистер Рейн не предложил мне работать на него. Я все сделаю для мистера Рейна, сэр. – Он посмотрел Николасу прямо в глаза и сказал: – А мистер Рейн все сделает для своей жены, а его жена хочет, чтобы сестра вернулась домой живой и здоровей.

Ник окинул его долгим, оценивающим взглядом и принял решение.

– Хорошо, – коротко бросил он. – В таком случае с моего благословения можете отвезти ее домой.

Фейт ахнула:

– Что?

Но Ник разговаривал не с ней.

– Я как раз думал, как это устроить. Я бы отправил с ней Стивенса, но он хочет навестить могилу своего сына под Витторией. А доверить свою жену первому встречному я не могу. Но вас я знаю. Вы потеряли ногу, спасая одного из своих товарищей, верно?

– Да, сэр, все верно. Правда, я так и не смог помочь ему, бедняге. Он все равно умер, а я остался без ноги.

– Вы мне вполне подходите. Ваш приезд весьма своевременен, Блэк.

– Прошу прошения, но мне кажется, я имею право высказать свое мнение, я никуда не еду! Я остаюсь с тобой! – заявила Фейт.

Словно не слыша ее, Мортон Блэк продолжил:

– Завтра отплывает один корабль, сэр. Это небольшое грузовое судно, но на нем есть две маленькие пассажирские каюты.

Фейт была в бешенстве. Она втиснулась между двумя мужчинами, которые отсылают ее, как посылку, и сказала:

– Покупайте мест сколько хотите, мистер Блэклок, но я не еду!

Николас взял ее за руку.

– Мы обсудим это наедине, мадам.

– Не пытайся отгородиться от меня своими «мадам», Николас! Мы ничего не будем обсуждать. Я не поеду, и все тут!

Он твердо сжал губы и молча повел ее по лестнице к комнате, которую они сняли.

– Вы же знали, мадам, что рано или поздно это случится. Я был бы весьма благодарен, если бы вы не устраивали шума из-за неизбежного, как вы прекрасно знаете, расставания.

– Почему расставание неизбежно?

Он сделал неловкий нетерпеливый жест.

– Ты же знаешь, что мне предстоит... дело.

– Да, ты говорил мне, и я подготовилась к нему.

Он сдвинул брови.

– Я говорил тебе? Я ничего тебе не говорил!

– Нет, я знаю, что это какой-то страшный секрет, – заверила она. – И знаю, что это дело, в чем бы оно ни заключалось, будет ужасно трудным. Но я столькому научилась за эти последние недели, Николас. Я справлюсь.

Он воззрился на нее в явной растерянности. Она начала объяснять:

– Я теперь умею готовить на костре – не очень хорошо, но вполне сносно; я научилась ловить рыбу, чистить и потрошить ее; Эстреллита научила меня находить дикие растения и травы, и хоть я и не смогла зашить тот порез на твоей ноге, но уверена, что справлюсь с этой сдачей, если понадобится; я умею стрелять. – Она взяла его руки в свои. – Ох, Николас, я знаю, когда ты женился на мне, я была бесполезным, беспомощным созданием, но теперь я действительно могу быть хорошей солдатской женой. Я не стану задерживать тебя или требовать твоего внимания. Я знаю, это задание, которое ты должен выполнить, очень трудное и крайне важное, но обещаю, что не буду мешать. Только, пожалуйста, Николас, не отсылай меня.

Ее слова подействовали на Ника угнетающе. Она говорила то же самое и раньше, но до него не доходило. Он не сознавал, что она училась всему этому ради него, чтобы стать хорошей солдатской женой. Он отвернулся, проведя рукой по глазам, почти не в силах устоять против боли, которую причинило ему это знание. Чтобы быть хорошей солдатской женой. Какая ирония.

– У тебя болит голова? – быстро спросила она.

Он взял ее руку и поцеловал.

– Нет, на этот раз нет. – Хотя до нового приступа пройдет немного времени, и Ник понятия не имел, в каком состоянии проснется. Доктора были единодушны – периоды бессознательности, дезориентации и потери ощущения будут увеличиваться. Он даже может сойти с ума, хотя в этом они единодушны небыли. С его головой что-то не в порядке, возможно, какая-то опухоль, он будет умирать медленно и мучительно.

И он не позволит Фейт пройти через это.

Он силился придумать способ, как пощадить ее достоинство, убедить ее вернуться в Англию к любящей семье.

– Мне очень жаль, моя дорогая, но ты должна уехать. Ты не можешь быть со мной.

Она открыла рот, чтобы возразить. Он привлек ее к себе и мягко сказал:

– Ты стала отличной солдатской женой. Ни один мужчина не мог бы желать лучшей жены, солдат он или нет. Проблема не в тебе, во мне. Если ты будешь со мной, это будет отвлекать меня. – Он насмешливо взглянул на нее. – Ты отвлекаешь меня даже тогда, когда стараешься этого не делать. Дело в том, любимая, что ты стала для меня самым дорогим, самым важным человеком на свете.

Ее глаза наполнились слезами.

– Прости. Я так старалась не п-привязываться. – Голос ее дрогнул на последнем слове. – Но я ничего не смогла с собой поделать.

Он вздохнул и убрал золотистые локоны с ее лба.

– Я знаю, я тоже старался, но это невозможно, верно?

– Ты? Ты тоже привязался? – Ее голос был смесью неверия и надежды.

– Да, но мне не следовало позволять себе этого. Я пытался скрыть это от тебя, пытался удержать тебя от выражения своих чувств... я думал, если мы не будем произносить слова вслух, то каким-то образом удержим их в рамках, под контролем. – Он печально посмотрел на нее. – Но слова – эго только часть всего. Они важны, но поступки тоже выдают правду. Поэтому, говорим мы о любви или нет, наши чувства остаются с нами. И в этом и заключается проблема.

– Как любовь может быть проблемой? – прошептала она.

– Солдат должен сосредоточить все свое внимание на задаче. Твое присутствие очень сильно все усложнит.

Она спросила дрожащим голосом:

– Ты хочешь сказать, если я останусь, тебе будет труднее выполнить свой долг?

– Намного труднее.

Одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Он стер слезинку кончиком пальца.

– Дело не в навыках и умении, дело в том, кто ты есть. Ты – Фейт, для которой я сделаю все на свете, которую я люблю всем сердцем, душой и телом.

– Николас! – Слезы потекли у нее из глаз, и она на долгое время прильнула к нему, не в состоянии говорить. В конце концов она овладела собой достаточно, чтобы ответить: – Я так сильно люблю тебя, мой дорогой. Я просто не представляю, как смогу вынести расставание с гобой.

Он поцеловал ее нежно, со сдержанностью, которая без слов сказала ей, что он уже отдаляется от нее.

– Ты сможешь. Ты должна.

Она понимала, о чем он говорит. Он любит ее. Любит так сильно, что боится пренебречь своим долгом ради нее. Для Николаса, который дорожит своей честью, который воспринимает свой долг очень серьезно, это было ужасно.

Она должна уехать. В чем бы ни заключалась эта миссия, с которой он послан, должно быть, она очень важна. Он был солдатом с шестнадцати лет, ставя честь и свой долг перед страной превыше всего. Это убьет его, убьет их обоих, если Фейт останется и помешает ему выполнить свой долг.

Николас любит ее. Как это чудесно и как печально...

Мортон Блэк купил билеты и сообщил, что корабль отплывает на рассвете, погода благоприятствует Фейт и Николас решили, что последние бесценные мгновения не будут потрачены на сон.

Она встретила его в постели в ночной рубашке, которую подарила ей Марта, – тончайший батист с изящным кружевом ручной работы, пожелтевшим от времени и пронизанным любовью.

Николас ласкал ее сквозь него. Дрожащими руками, словно в первый раз, он расстегнул каждую крошечную перламутровую пуговку, одну задругой, осторожно и намеренно медленно, пока рубашка не распахнулась до талии. Он поцеловал ее грудь сквозь ткань один раз, другой, затем потянул ртом сквозь кружево. Потом он снял с нее рубашку и любил ее с сосредоточенностью, которая грозила разбить ей сердце, словно изучал ее, изучал каждый изгиб и впадинку, омывая каждый кусочек кожи, пробуя на вкус, запоминая, спасая ее.