И, судя по выражению ее лица сейчас, старый ублюдок не ограничивался только словесным запретом. Она вздрогнула непроизвольно, словно в ожидании удара. Ярость вспыхнула совершенно отчетливо. Можно не любить музыку, но бить девочку, особенно ту, из которой музыка бьет ключом, как вода из ручья...

– Ты как-то говорила, что твои дед сломал флейту. Он сделал это нарочно?

Ее глаза потемнели.

– Да, это был ужасный день.

– Могу себе представить. Должно быть, ты расстроилась – осторожно сказал он.

Она заколебалась, затем метнула на него какой-го пристыженный взгляд.

– Все было гораздо хуже. Мою близняшку Хоуп избили и это была моя вина.

– Расскажи.

– Я играла на флейте – дедушка запретил играть и дажене знал, что она у меня есть. Он увидел меня из окна верхнего этажа. Он пошел искать меня и вместо меня нашел Хоуп. К несчастью, она сняла с себя веревку, и он не понял, какая это из близнецов.

– Что значит – она сняла веревку?

– Хоуп – левша Дедушка всевремя привязывал ей левую руку за спиной, чтобы она не могла ею пользоваться, но Хоуп была непокорнее меня. Иногда она убеждала кого-нибудь из слуг перерезать веревку.

Она говорила это так обыденно, что Ник пришел в ужас.

– Боже милостивый! Да он же был настоящей скотиной!

– Да, он был ужасным человеком. В общем, он схватил Хоуп и обвинил ее, думая, что она – это я. Он нашел флейту и сломал ее, а потом избил Хоуп – Фейт закусила губу, вспоминая. – А я даже не знала.

Ник подъехал поближе и взял се за руку.

– Бедные маленькие девочки. Твоя бедная сестричка. Она не сказала деду, что он ошибся? Чтобы защитить тебя?

Фейт кивнула Голос ее был сиплым, когда она сказала:

– Она всегда старалась защитить меня от него. Она очень храбрая, моя сестричка.

– Очень храбрая и совершенно особенная, точно как ты – Он поднес ее запястье к своим губам и нежно поцеловал ладошку. Глаза Фейт заблестели от непролитых слез.

Он пытался придумать, как облегчить ее напряжение, успокоить. Она говорила, что не хочет думать о прошлом, и он мог понять почему.

– Ну, все это в прошлом, а мы живем настоящим, помнишь? – мягко сказал он. – Разве Хоуп не та самая сестра, которая учила тебя радоваться настоящему?

Она молча кивнула.

– Я гоже сочиняю музыку, – застенчиво проговорил он.

– Ты? – Она заморгала, удивленная его признанием – Ну конечно! Я на секунду забыла, что ты играл на гитаре Просто за то время, что мы вместе, ты ни разу даже не притронулся к гитаре.

Он пожал плечами:

– На игру как-то не было времени. – Он взглянул на нее. – Зато сейчас вполне подходящий момент. Стивенс, подай мне гитару, пожалуйста.

Стивенс вытащил гитару. Ник связал поводья, положил их на лошадиную холку, взял гитару и начал ее настраивать. Его лошадь при этом даже ухом не повела – свидетельство того, что это происходит не впервые. Ник заиграл какую-то испанскую мелодию, и с каждым аккордом Фейт мало-помалу расслаблялась и отдавалась музыке.

– Как красиво! – воскликнула она.

– Сыграйте на флейте, мисс! – крикнул Стивенс, и она взглянула на Ника.

– Чем больше инструментов, тем веселее, – сказал он. Не заставив просить себя дважды, Фейт вытащила свою флейту и присоединилась к игре, вначале нерешительно. Мелодия, которую он играл, была ей незнакома, но Фейт скоро подхватила ее и стала наигрывать веселый, бодрый мотив по контрасту с его медленной, довольно грустной песней. Мало-помалу оба темпа и настрой песни слились.

– Отлично, мисс, – сказал Стивенс, когда они закончили. – А теперь сыграйте какую-нибудь песенку, а мы с Маком споем.

Фейт удивленно взглянула на угрюмого шотландца.

– О, он умеет петь, – сказал Стивенс, перехватив ее взгляд. – Он и играть умеет, если это можно назвать музыкой, конечно. У него есть волынка.

– Это еще какая музыка, ты, невежественный англичанин, но только для важных событий. Волынка не для глупых, бесполезных развлечений.

Фейт недоумевала, для какого такого важного события Мак везет свою волынку. Возможно, он планирует сыграть похоронную песнь для своих павших товарищей, когда они приедут на место сражений. Где там погиб Элджи?

В этот момент Николас заиграл военный марш, и тут же Стивенс подхватил своим хрипловатым, громким голосом, а через мгновение и Фейт вступила со своей флейтой. Время от времени ей даже казалось, что она слышит низкий рокот, который мог принадлежать только Маку, но не была уверена.

Она все еще была растрогана не только от музыки, но и от того, как Николас откликнулся на ее историю о флейте. Он догадался, что Хоуп приняла ее наказание, и понял, как терзало Фейт чувство вины за это. Никто еще так легко не понимал и не принимал неразрывную связь, которая была у них с Хоуп.

– Вот там Дьепп. – Голос Николаса нарушил мысли Фейт. Она счастлива. По-настоящему счастлива. Простое, незатейливое счастье, которого она ждала. Она, конечно же, устала и, без сомнения, немножко обгорела на солнце, но ей было все равно. А быть может, это просто соль высохла на коже, и от этого щиплет. Как бы там ни было, ее это не беспокоило.

Она посмотрела на город, лежащий вдалеке. Дьепп вы глядел большим, Фейт разглядела башни.

– Это ведь замок, да? Ты что-нибудь знаешь о нем?

– Нет. Я хотел показать тебе не замок. Дьепп – порт.

Она ждала, что он продолжит, но он больше ничего не сказал.

– Да? – поддержала она разговор. – Большой порт?

Он бросил на нее нетерпеливый взгляд.

– Его размеры несущественны, мадам. Это порт.

Фейт вздохнула. Значит, они снова вернулись к «мадам», да? А она-то надеялась, что они уже прошли эту стадию, особенно после ночи, которую провели вместе, после чудесного урока плавания и тех восхитительных мгновений в море, которые за ним последовали. И потом заключительная радость ее игры на флейте, когда она играла с друзьями. Она не позволит ему испортить такой чудесный день и замечательное настроение своим офицерским голосом и этими его «мадам».

– Да, я поняла, что это порт. Ты выразился достаточно ясно.

Он удовлетворенно кивнул, словно это все проясняло. Фейт же пребывала в полном недоумении.

– Гм... а почему меня должен интересовать порт?

Несколько нетерпеливо, словно его раздражала ее бестолковость, он ответил:

– Корабли в Англию отплывают из Дьеппа довольно часто. Отсюда дальше, чем из Кале или Булони, но...

– Я не собираюсь плыть в Англию. – Теперь она поняла, к чему он вел. Она не позволит погрузить ее на корабль и отослать прочь!

Он окинул ее напряженным взглядом.

– Для тебя это было бы лучше.

– Я не согласна, – надменно заявила она. – Я просто чудесно провожу время. И не задерживаю вас... – Она осеклась, вспомнив их идиллию в море. Но в той задержке виновата не только она. – Ну может, немножко, – поправилась она. Как он смеет думать о том, чтобы отослать ее? После такого счастливого дня, который у них был?

Вот оно что, внезапно дошло до нее. Похоже, он не доверяет ничему, что делает его счастливым. Ничему, что пробуждает его чувства. Или он не доверяет ее чувствам? Как бы там ни было, она не позволит отослать себя, как какой-то неудобный сверток!

– О том и речь.

Она ошеломленно взглянула на него.

– Ты хочешь оправить меня в Англию из-за задержки на берегу, когда я... мы...

Он поспешно оборвал ее:

– Нет, разумеется, не из-за этого. – Он нахмурился, подъехал к ней поближе и сказал, понизив голос: – Я наблюдал за тобой последние несколько часов.

Она вскинула бровь.

– И?..

– У вас, мадам... э-э… этот взгляд, – обвиняюще сказал он.

– Взгляд? Ах ты, Боже мой. Какой такой взгляд, скажи, пожалуйста?

Он закатил глаза, явно раздраженный ее непонятливостью, затем наклонился, и прорычал:

– Мечтательный взгляд, мадам!

– Мечтательный? Как ужасно, – безмятежно отозвалась она. – Это всегда было моим недостатком. Ну ничего, в будущем я постараюсь быть более сосредоточенной.