СССХХIII Шла Мензола, все время озираясь, Любуясь на любимого сверх сил, К сразившему ей сердце обращаясь, Что, как никто, желанен ей и мил. Движеньями и знаками прощаясь, Так дружку друг далеко проводил, Пока они не выбрались из леса И дали разделила их завеса. CCCXXIV Наш Африке в то место устремился, Где утром он свою одежду скрыл; Пришел — не отдыхал, заторопился, Себя в мужское платье обрядил. Потом домой веселый воротился И там наряд он женский положил Скорей на место, чтобы не явились Отец и мать да платья не хватились. CCCXXV И хоть и пребывали Алимена И Джирафоне в грусти не шутя, Все на дорогу глядючи бессменно: Не возвращается ль домой дитя?- Но, как увидели: идет — мгновенно Утешились, покой свой обретя, И начались расспросы: где скитался? Что долго так домой не возвращался? CCCXXVI Чтобы сокрыть любовное томленье, Оправдывался Африко и лгал: Хоть улеглось в груди смолы кипенье, Он глубже, чем когда-нибудь, пылал.. С горошинку казалось измышленье, И говорить он сам с собою стал: «Когда же день придет на смену ночи, И я вернусь лобзать уста и очи?», CCCXXVII Так все в душе безмолвно вспоминая В подробностях, что совершилось днем, И этим душу много услаждая, Все, что ни делали они вдвоем, Он повторял в уме. Но тьма ночная Уж спать велит; он прочь — чуть не бегом, Хоть глаз сомкнуть и ни на миг не в силах, Всю ночь во власти тех же мыслей милых. CCCXXVIII Вернемся к Мензоле, что из долины Одна в задумчивости шла, порой Себя считая все же в зле невинной, Все каялась, она и, лоб рукой Сжимая, думала: «Такой судьбиной Я сражена, и мой позор — такой, Что, смерть, приди ко мне, тебя молю я, А то сама убью себя, горюя». CCCXXIX Так горную вершину миновала, Спустилась вниз по склону, там как раз, Где солнце при восходе отражало Свой первый луч и где последний гас. И тут, как полагаю я, лежала Ее пещера, так — сказать на глаз — На выстрел лука, а внизу катился Веселый ручеек, журчал, резвился. СССХХХ И подошла она к своей пещере, С глубокой думою в нее вошла. Предстали вновь страданья и потери. «О горе мне! — она произнесла. — Зачем, прекрасная, по крайней мере Я у ручья в тот день не умерла Перед Дианой или в день злосчастный, Как мне явился юноша прекрасный! CCCXXXI He знаю, глупая, как появиться Опять к Диане мне? С каким лицом? Как повернуться? И на что решиться? Я вся горю и страхом, и стыдом, И все во мне как будто леденится, Дыханье в горле сдавлено клубком И от печали, и от жуткой боли, Томящей сердце, сжатое в неволе. CCCXXXII Приди, о смерть, к несчастной обделенной, Приди же к этой грешнице мирской, Приди ты к ней, в несчастный час рожденной! Не медли ты! Чем, если не тобой, Счастлива буду с честью оскверненной Девической? Сердечный голос мой Твердит, что если не придешь ты скоро, К тебе приду навстречу — от позора. CCCXXXIII Увы, подружки, думаете вы ли, Что я из круга вашего ушла? Увы, подружки, что меня любили Так искренно, покуда я цвела Невинностью, — теперь бы вы убили, Как зверя дикого, исчадье зла, Что чистоту навек свою сгубило И наши все законы преступило! CCCXXXIV Именовать вольны меня с тобою, О Каллисто, что, как и я, была Когда-то нимфой, после ж злой судьбою В тебя впилась Дианина стрела. Зевс обманул тебя, и ты живою Медведя вид свирепый приняла, В лесах блуждая, от охот бежала И уж не говорила, а рычала. CCCXXXV Дианина подруга, нимфа Чалла! Муньоне надругался над тобой, Диана ж поносить не перестала, Пронзивши с юношей одной стрелой! И стала ты ручьем, и зажурчала Волна Муньоне под твоей волной. В ваш круг отныне быть и мне приятой! Мое бесславье — этот день проклятый! CCCXXXVI И то мне чудится — Диана тело Мне расплеснула быстрою рекой, То — шкурой зверя спину мне одела, То перья птицы стан покрыли мой, То — дерево — листвой я зашумела И потеряла прежний вид людской. Копье носить я недостойна боле И нимфою охотиться на воле. |
