Во время этих-то невеселых мыслей и зашел Меньшой.
За две недели, которые он живет отдельно, жрет все подряд и не стелит постели, его отношение к Святому заметно улучшилось. А тут пришел пожаловаться на такой случай: в поисках языковой практики познакомился он на базаре с местным богатым, по крайней мере на вид, купцом. Тот оказался на диво словоохотлив и дружелюбен. Даже пригласил Якова в гости. А когда Меньшой пришел... Тут рассказ стал особенно невнятным и бестолковым. Но ясно было, что купец пытался, и весьма настойчиво, склонить его к содомскому греху, и бедняга еле унес ноги...
Яков если чего и не ожидал, так это восторга, который вызовет у брата его рассказ. За пять минут до того мрачный как туча, теперь Бар-Йосеф светился весельем и радостью и, активно жестикулируя, почти кричал:
- Аха! Так вот оно как произошло! Объяснить тебе? Объясню! Ты Сатане молился?
- Я? - искренне удивился и полуужаснулся Яков. Теперь, когда надобность противостоять вечному давлению Святого отпала, вместе с душевным покоем к нему вернулась и естественная для любого еврея бытовая религиозность.
- Ты, ты! Кто кричал "Слава Сатане!" буквально на этом же месте?! Аха, точно вспомнил?
- Причем тут?.. - робко спросил красный, как рак, Меньшой.
- Как при чем? Тебе языковая практика нужна была? Вот, говорит тебе Сатана: бери, пожалуйста, пользуйся. Может, еще и деньжонок перепадет. Ты же богатства тоже просил? - Нет, Яков не просил у Сатаны богатств. Только - овладеть языком. Но возражать не посмел. Тем более, что мало ли о чем он не молился вслух? В душе-то разбогатеть кому не хочется... - Вот, говорит Сатана, Яков, и язык держи, и деньги. Дарю, как могу. По-другому, извини, не умею.
Якову показалось, что интонацией и жестами брат передразнил сейчас не Дьявола, а кого-то... кого-то из знакомых. И похоже, а все равно как-то не сообразить сразу кого...
Тут в дверь постучали, и всунулась голова Шимона:
- Можно войти? - задал он свежевыученный египетский оборот. И Яков, обычно тихий ребенок, но позволяющий себе иногда чудовищно хамские выпады, видимо, не понимая их хамства, властно отрезал своим птичьим голосом:
- Зайдешь через четверть часа.
Глава 19
В этом есть что-то не то
БГ
Через четверть часа после объявленного начала концерта сцена, как и следовало ожидать, оставалась пуста. Так что они зря боялись опоздать. Ловцы "лишнего билетика" все еще рыскали в радиусе двух остановок метро. Толпа безбилетников безуспешно, но упорно продолжала штурмовать двойное оцепление милиции вокруг стадиона. Их рвение можно было понять: кумир, два года проторчав за океаном, вернулся, чтобы дать один-единственный этот концерт и умотать обратно.
Но прошло еще десять минут, а сцена все пустовала. Это уже смахивало на неуважение к публике, и последняя - довольно бесцеремонная, перенесшаяся сюда большой частью прямо со ступенек Казанского собора: хипы, панки, блудные студенты свистом и топотом принялась выражать свое недовольство. Да и слушатели более высокого уровня (в том числе и по местоположению, так как, придя на дефицитное зрелище из престижа, сели подальше, где звук потише и вид помельче) начали беспокойно аплодировать. Прошло еще пять минут. Никто не появился. И среди зрителей - тех, что устроились на полу поближе к сцене, и тех, что в мягких креслах от нее подальше стало расти беспокойство. Уж не случилось ли чего? Вдруг он заболел? Вдруг концерт отменен? Хипы уже не топали и не свистели. Жалобно и призывно скандировали они имя того, кого ждали, кого любили, кому верили, как Богу, и даже звали почти так же.
И он появился, окруженный апостолами - музыкантами, с электрогитарой на шее, совсем не такой, каким его ожидали и привыкли видеть. Он опять сменил имидж. После всех превращений никто уже не упомнит, как он выглядел, во что одевался сначала, но никто, кроме него самого, не задастся и вопросом: а как же он выглядит на самом деле? Ведь хаер - то длинный, то короткий, то крашеный, то нет, и прикид - то оборванный, то излишне элегантный - это все маски. Сколько лет он поет, столько и маскируется. Непросто было убедить, что ты свой, и гаванскую шпану, и снобов-интеллектуалов, и диссидентов, и партийную власть. Непросто было выставить свою безызвестность подпольностью, а каждую свою неудачу и откровенную лажу неподготовленностью и неразвитостью публики. Сколько раз сжималось сердце, когда заимствовал мотивы у классиков западного рока: ну, меломаны, что-то же вы должны были слышать, кроме Кобзона? Сейчас кто-нибудь завопит: "Стянуто! Это Боб Дилан!"- или что-нибудь в этом роде... Но нет, до этой страны чужие звуки сквозь железный занавес не долетали. У нас не глубинка, у нас глубина. Просто-таки Марианская впадина. А теперь - пускай орут. Теперь он сам классик и патриарх русского рока, чуть ли не его отец, Создатель и единственный законодатель. Поэтому, чтобы подчеркнуть свою "патриархальность", он к этому концерту отпустил бороду, покрасился в седой цвет и отказался от молодежно-легкомысленных одеяний. Поэтому же прогнал из группы всех профессиональных музыкантов, с ним начинавших и его, по сути дела, "сделавших". Новые, хотя и зеленые еще, и играть толком не умеют, и даже как раз именно поэтому, будут не затмевать, а оттенять его... Вот он появляется из-за кулис : прожектора - на него, все глаза только на него. Вот он подходит к микрофону и слышит со стороны, вернее, со всех сторон, многократно усиленный свой блеющий тембр и приблатненно-ласковую интонацию:
- Добрый вечер! - Толпа под ногами взрывается, визжит, орет его имя. Кажется, вверх вскидываются руки и выставленные пальцы, но из света в темноту видно плохо. Вообще, весь стадион похож на античный цирк. И яма с дикими зверями под ареной. Но тогда гладиатор - он? Ну что ж, пусть так. Тогда надо как можно быстрее отбиться, отпеть и - прочь с "арены". Он ударяет по струнам, и вся команда подхватывает. Во втором же такте соло-гитарист фальшивит, а скрип от елозенья его пальцев по струнам заглушает, кажется, всю песню. Конечно, все не совсем так, и парень играть умеет, но по сравнению с тем, который мог хоть спиной к гитаре, хоть зубами... Но все правильно: двум медведям в одной берлоге не зимовать...
