Хотите быть похожими на меня — изменяйте себя своими собственными силами. Если же нет — вы меня не интересуете. Очень скоро вы погибнете и будете забыты! И всё, что я могу сделать, — это учить вас, указывать вам правильный путь.

Ты, кого они зовут принцессой, ты пришла ко мне, ища помощи в войне. Жаль, что ты не пришла много лет назад, когда меня ещё интересовали человеческие эмоции. Но тебя тогда вообще не было на свете. А теперь меня это не волнует. Что мне в ваших войнах? Что может значить их исход для меня… Мне не важна ваша победа. Если вы проиграете — что ж, вы пропадёте, и только… Впрочем, я допускаю, что несколько заинтересован. Почему? Потому что эта ваша страна… Как её, Наних? Эта ваша страна следует по пути свободы, поиска и образования. В грядущих веках она, быть может, и породит разум, подобный моему.

Что касается Корфа… Мне чужды побуждения его властителей. Ради материальных благ они готовы держать разум народа в темноте, а это — путь деградации. Нет, мне это не нравится. Интересы вашей страны близки — о, уверяю вас в бесконечно малой степени, но близки мне. Вы стремитесь к величию так же, как я — к постоянному самосовершенствованию. Такое по мне. Но… — Мелодичный голос омрачился. — В этом Корфе нет ничего, что бы мне нравилось. Они вызывают во мне лишь гнев, а у меня слишком мало времени, чтобы тратить его на гнев. Корф — это противоречие всем моим принципам. Да, чем больше я об этом думаю, чем больше мой разум привыкает к вашему миру, тем злее я становлюсь.

Но уточняю: я не могу уничтожить всех ваших врагов, поскольку не все из них хотят жить так, как живут. Они всего лишь рабы своих господ, живущие так по приказу, под страхом смерти.

Поэтому я могу обещать следующее: я прекращу эту войну, как только она начнётся. Но сделаю я это на свой манер. Вы можете счесть его смешным, но это весьма действенный способ. После этого войн у вас больше не будет, в этом можете быть уверены. Хватит войн — Корф и Наних соединят руки в мире и братстве.

Не кланяйтесь мне, принцесса. Я не бог. Боясь меня, вы пятитесь назад, в тьму суеверий. Лишь пытаясь понять меня, вы приблизитесь к сходству со мной.

Если пятно света может предостерегающе поднять указательный палец, то Орчер сделал именно это.

— Запомните! Я приду на зов, но только один раз. Лишь в случае крайней необходимости вы можете воззвать ко мне.

Над стеклом МАШИНЫ, как её называл Йанак, сгустилось сияние.

— Это устройство, вызывающее меня, — оно слишком громоздкое, чтобы вы могли взять его с собой. Поэтому я сделаю вам сейчас что-нибудь поменьше, что-нибудь, в чём останется частичка моего разума, дающая возможность связаться со мной, где бы я ни находился. Использовать эту вещь вы сможете только единожды.

Неведомая сила отбросила принцессу, Джена, Фроара и тело Каспеля к стене. Колеблющийся свет переместился от плиты в центр зала. Вращался ли он, стоял ли неподвижно — понять было невозможно, только края трепетали, как суетливые языки пламени, и это было видно отчётливо. На полу под ним пыль пришла в движение, с каждым мгновением она крутилась быстрее и быстрее, подобно ленивой серой воде, захваченной водоворотом. И вот уже поднялся тонкий пылевой смерч, вбирающий, втягивающий в себя пыль со всего пола. Часть сияния Орчера скользнула вниз, пронзив весь столб пыли, и на месте смерча остался лежать самоцвет, размером с голову человека. Судя по ясному голубому сиянию, это был сапфир.

Повторяя в миниатюре самого Орчера, эта угловатая и шишковатая гемма блестела звёздочками отражений. v

Зрители были возвращены на свои места все той же неведомой силой.

— Вот мой дар. Когда понадобится — разбейте его. Вполне возможно, что он тяжёлый, поэтому нести его лучше тебе, Йанак. Видимо, придётся тебе сопровождать этих людей в Наних. Тебе самое время расширить кругозор. Пока ты будешь странствовать, никто не вспомнит о МАШИНЕ, а вернёшься ты скоро, обещаю тебе. Теперь мне пора возвращаться в созданную мною Вселенную, она слишком сложна, и поэтому её нельзя покинуть даже на час.

Сияние стало тускнеть, но вдруг снова вспыхнуло в полную силу и приблизилось к Джену.

— Да, я знаю этого человека! Совсем недавно, когда я смешивал измерения, чтобы построить новый мир, я, можно сказать, запнулся. Да… я запнулся и, сам того не желая, случайно выплеснул энергию, которая ненадолго сравняла законы его мира и вашего. Миры слились всего на мгновение, но он проскользнул в ворота. Полагаю, ему в это время казалось, что он тонет. Я не успел сразу вернуть этого человека обратно — помешали срочные дела, однако я коснулся слегка его сознания, чтобы ему легче было принять условия этого мира, если бы они оказались слишком непривычными для него. Неплохо… — Музыка Орчера рассыпалась быстрыми нотами смеха. — И он нашёл путь сюда, ко мне! Скажи мне, человечек, ты хочешь вернуться к себе? Решай быстро, но осторожно, — я не спрашиваю дважды.

Джен взглянул на Сивару — её глаза были полны печали.

— Нет, — твёрдо сказал он. — Я остаюсь.

— Прекрасно. Теперь я должен вас покинуть…

Сивара, вырвавшись из объятий Джена, вскинула в мольбе руку:

— Подожди… — Она упала на колени и склонила голову, но голос её был твёрд. — Прости меня, Орчер, но я хотела бы попросить тебя ещё об одном… о том, что дорого моему сердцу. Этот человек, — она указала на Каспеля, — мёртв — убит. Он был мне учителем, как вы — Йанаку. И вот лежит поверженный… Орчер! Верните ему жизнь! Если можете…

Сияние потемнело, словно угасая. Голос стал задумчивым:

— Вы меня растрогали, принцесса. Я был бы счастлив, если бы когда-нибудь Йанак ради меня применил великую силу! Но я ведь объяснил, что я не бог! И не в моих силах вернуть жизнь. Всё, что я могу, — это создать подобие жизни. Думаю, что вы просите не об этом. Представьте — видеть человека, слышать его голос и при этом всё время помнить, что у него нет души. Поверьте, очень скоро вы начнёте его бояться, а потом просто возненавидите. Душа покинула тело — я не могу работать с таким материалом. К сожалению, ничем не могу помочь…

Сивара разрыдалась, мутная пелена застила глаза и Джену, а сияние Орчера, трепеща и вспыхивая, становилось всё бледнее и бледнее, пока совсем не исчезло, и опять остался только контур, высеченный в стене храма.

Долгое время они стояли молча, боясь пошевелиться. Потом Джен склонился над Сиварой, помогая ей подняться, а Йанак, суетливо шаркая, зашлёпал вокруг голубого камня. Он поднял его и, несмотря на видимое физическое превосходство над людьми, вынужден был признать, что камень тяжёлый.

— Похороним тело в моём саду. Рядом с ручьём. — Йанак повернулся к Фроару, и тот начал приходить в себя, его глаза тревожно заблестели. — Возьмите мёртвого человека, — приказал ему Йанак.

Министр механически склонился над Каспелем и поднял его. Сквозь запылённые залы они двинулись прочь из храма: впереди Йанак с голубым камнем, следом — Фроар с телом Каспеля на руках; Джен с Сиварой, уткнувшей заплаканное лицо ему в плечо, едва поспевали за ними.

Сад Йанака, как и прежде, был залит солнечным светом. Фроар опустил Каспеля на землю около ручья, и, пока Джен с Йанаком, набрав мха и перламутровых камушков, обкладывали ими тело, Сивара, рассеянно бродившая неподалёку, скрылась в зарослях высокой травы. Вернувшись с охапкой прекрасных серебристых цветов, она уложила их на могилу и, обессилев от горя, опустилась рядом на колени.

— Возвращаемся на корабль, — немного погодя безучастно произнесла она. Джен наклонился, чтобы поднять голубой камень, но, к своему удивлению, обнаружил, что не может даже сдвинуть его с места. Между тем Йанак свободно подхватил камень, но, немного подумав, опустил на траву и уселся рядом.

— Знаете, — вдруг заявил он, — я подумал, что, если уж покидаю это место, неплохо бы мне прихватить отсюда немного глины. Вдруг я захочу поразвлечься, а в вашем Нанихе может не оказаться того, что мне нужно. Секундочку. — Он юркнул на торфяной берег, пробежал немного вверх по течению и, зачерпнув побольше глины, скатал её в шар. Остальные молча наблюдали за тем, как ком становился всё больше и больше, а Йанак все добавлял и добавлял глины. Когда же шар стал с ярд в диаметре, морское чудище удовлетворённо похлопало его со всех сторон, выравнивая и уплотняя.