Видите, как скверно получается, когда мы пытаемся распутать путаницу и сделать все правильно. Ведь мы стараемся сделать все правильно не просто так, а чтобы было лучше. А в результате выходит, что то, что сделано абсолютно правильно, абсолютно никому не нужно. Я долго думал над этим и пришел к выводу, что это не случайность, а следствие определенного закона. И я открыл этот закон.
– И что же это за закон? – спросил Валера.
– Ослик поставил одно копытце на решетку, выдержал значительную паузу и торжественно произнес:
– Первый закон запутывания путаницы: Путаница никогда не запутывается просто так.
– А как же она запутывается? – удивился я.
– Хорошо, я постараюсь проинтерпретировать этот закон на том же самом примере с цветом столбика. Так вот, вся путаница в этом случае происходит не просто так, а потому, что непонятно, как охарактеризовать с точки зрения классической логики отношение между столбиком и цветом. То, что оно не субъектно-предикатное – это абсолютно понятно. Пока никто не додумался ни до чего более умного как называть это отношение функциональным. А под этим отношением можно понимать все, что угодно. Одним словом, если Вам не удается решить проблему, назовите ее так, чтобы никто ничего не понял. Тогда каждый будет понимать ее так, как ему представляется удобным, и проблема исчезнет сама собой. Это общее правило, и придумали его вовсе не логики и не философы. Это правило придумала жизнь. Но весь фокус в том, что проблема исчезает не потому, что исчезает сама проблема, а потому, что ее перестают замечать. Таким образом, для того, чтобы проблема исчезла, надо уметь ее правильно назвать. Но я считаю такое положение вещей чрезвычайно унизительным, и поэтому замечаю все те проблемы, которые обычно никто не замечает. Как видите, проблем чрезвычайно много, но когда я говорю «столбик полосатого цвета», их становится, по-крайней мере, на одну меньше…
– Извините, уважаемый ослик, но появляется новая проблема. Дело в том, что нельзя сказать «полосатый цвет» просто потому, что по-русски так не говорят.
– С этим я спорить, конечно, не могу. Но я могу сказать по-английски: striped color. И перевести на русский как «полосатый цвет».
– Наверное, на русский это можно перевести как «полосатая раскраска», или может быть «полосатая окраска».
– А в чем разница между «цветом» и «окраской»?
– По-видимому, как раз именно в том, что окраска может состоять из нескольких цветов, – ответил я.
– Вот видите! – ничуть не огорчился, а даже скорее обрадовался ослик. – Язык все время создает разграничения в самых несущественных мелочах, там где они не нужны, и не улавливает разницы в важнейших вещах. Вот отсюда и идет вся явная путаница. И главный источник путаницы – это те метаморфозы, которые претерпевает субъектно-предикатное отношение в различных языках. А самое неприятное в этой путанице – это наличие в языке множества слов, которые могут быть, в принципе, и субъектом и предикатом, как грамматически, так и логически.
– Это как? – спросил я.
– Очень просто. Есть слово «зад» – это субъект, и логический, и грамматический. А вот слово «задний» – это предикат. Точно так же обстоит дело со словами «круг» и «круглый». А теперь, молодые люди, попробуйте мне объяснить, чем отличается «круглый зад» от «заднего круга».
– Ну тем, что для круглого зада важно прежде всего то, что это зад. А то что он круглый – это детали, – ответил я.
– Понятно. А для круга – самое важное, что он круг, а то что он задний – это детали, – резюмировал ослик. – Хороший ответ, но не полный. А вот представьте себе, что кому-то просто исключительно важно, чтобы круг был именно задний. И что тогда делать?
– Ну наверное, я должен был употребить не слово «важный», а слово «первичный», – сказал я.
– Правильно, Матюша! – поддержал Валера. – тут все дело в том, как мы будем его искать. Не важно, что для меня более важно, а важно то, что если я ищу круглый зад, то я захожу с задней части того, чему этот зад принадлежит, и нахожу этот зад, который, как и всякий зад, должен быть сзади. А там, круглый он или нет – это уже другая песня. Даже если и не круглый, то другого зада быть уже не может. Двух задов у одной и той же вещи не бывает.
– А почему это не бывает? – удивился я.
– А потому, что если позади зада есть еще один зад, то этот первый зад уже не будет сзади, и значит он уже больше не зад.
– Не канает, Валера! – ответил я. – Вот глянь. Мы же говорим: «второй подбородок». А по твоей логике получается, что под бородой может быть только один подбородок. А второй подбородок уже и не подбородок, потому что он не под бородой, а под подбородком. Но мы же не называем его «подподбородком». А теперь представь себе, что у кого-нибудь под задом свисает нечто вроде второго подбородка. И как ты это назовешь?
– Так и назову, как ты сказал: «подзад». Понял, Матюша? Будет «зад» и «подзад», а двух задов никак не получается.
– Ну а с кругом что будете делать? – подал голос ослик.
– Ну, тут вроде все ясно, – сказал Валера, – сперва надо отыскать на той вещи зад, перед, и все круги, а потом выбрать самый задний круг. Так что получается, что все дело в том, что сначала искать.
– Если бы на этом и заканчивались все трудности, это было бы еще ничего, – грустно сказал ослик, – но дело в том, что трудностей намного больше. Тут дело не только в том, что искать первым. У логических субъектов есть еще одна принципиальная штука, которая отличает их от предикатов. Одним словом это не объяснить. Но вот смотрите: давайте рассмотрим несколько настоящих предикатов. Возьмем слово «круглый». Что делает круглое круглым? Его круглость. Правильно? А что делает серое серым? Его серость. А теперь возьмем для сравнение настоящий субъект. Хотя бы даже и шкаф. Что делает шкаф шкафом, как вы думаете? Ведь не шкафость же? Понимаете, шкаф, осёл, автомобиль, они уже с самого начала являются чем-то отличным от всех других предметов, еще до того как им приписано какое-то свойство – круглый, серый, мягкий и так далее. Так вот, что делает вещь этой вещью, а не чем либо другим, вот что непонятно. То есть в каждом конкретном случае, конечно, понятно. Шкаф делает шкафом его «шкафость», велосипед – «велосипедость», а решетку – «решеткость». Но ведь это глупость! Должно же быть во всех предметах что-то общее, что делает их предметами.
– По-моему, все вполне понятно. Это общее называется "предметность", – ответил я, чрезвычайно довольный собой за ум и находчивость.
На симпатичной морде ослика появилось кислое и угрюмое выражение. Ослик нахмурился:
– Вы думаете, что нашли чрезвычайно остроумный выход из положения? Ну тогда пожалуйста, будьте добры, продемонстрируйте мне эту предметность так, чтобы я ясно видел ее так, как я вижу, скажем, цвет. И постарайтесь мне доходчиво объяснить, почему эта предметность проявляется в одних случаях в виде «шкафости», а в других случаях – в виде «велосипедости». Но этот вопрос, я думаю, покажется Вам слишком сложным. Я задам Вам гораздо более простой вопрос: чем отличается шкаф от велосипеда?
– Понятное дело – тем, что в шкафу хранят вещи, а на велосипеде ездят или катаются, – ответил Валера.
– Похоже, Вы плохо расслышали вопрос, – строго сказал ослик. – Вы мне ответили на два вопроса: «Зачем нужен шкаф?» и «Зачем нужен велосипед». Но на мой вопрос вы ответить даже и не подумали.
– Ну тогда, наверное, формой, – сказал я.
– А что такое форма? – не сдавался ослик.
– Ну, форма – это то самое первое и основное качество, которым проявляет себя предметность, – сказал я. – И вообще, что такое форма – это гораздо легче показать, чем объяснить.
