— Даже слишком хорошо.

— Она организовала настоящую диверсию, как раз когда меня перевозили из тюрьмы в здание суда. Небольшой пожарчик в кабинете, где хранилось досье.

Джайлз рассмеялся. Когда она только научится благоразумию?

— Я воспользовался суматохой и убежал. Она поджидала меня и помогла скрыться из города.

Из царившего в таверне чада перед ними возникла служанка и с грохотом поставила на стол бутылку вина. Она приветливо улыбнулась клиентам и ушла.

Джайлз вспомнил день, когда удалось спасти Люсьена и его семью из тюрьмы Аббайе.. София тогда сказала ему, что раздобыла поэтажные планы тюрьмы от бывшего узника. Он понизил голос:

— Это ты дал ей план тюрьмы?

— Значит, она рассказала тебе об этом.

— Нет, все не так, как ты думаешь. Но теперь многое проясняется для меня лично. — Джайлз потянулся за бутылкой и налил себе немного вина. — Так где же ты был последние несколько месяцев?

— В основном в бегах, постоянно прячась. Провел примерно месяц в деревне вместе с ее братом и сестрой, пока ищейки не устали разыскивать меня и не угомонились. Да и я подлечился немного. Они ведь лихо отмолотили меня. Тюремщики не считали мои шутки забавными. Особенно о цареубийцах у ворот ада.

Джайлз прекрасно представлял себе, как санкюлоты реагировали на шутки Уэбба.

— Я всегда любил бывать в деревне, когда был ребенком, но те тридцать дней, когда я прятался, оказались чуть ли не луже тюрьмы.

— Ты произвел неизгладимое впечатление на юную Лили, — поддразнил его Джайлз. Уэбб поднял руки вверх:

— Я даже пальцем ее не тронул.

— Верю, но, думаю. Лили именно это едва не разбило сердце.

— О, эти женщины из семейства Рэмси! — содрогнулся Уэбб. — Мама частенько рассказывала моим сестрам о возмутительном поведении тех, в назидание, как не нужно себя вести. Кстати, ты заметил, что их мужья, все как один, умерли намного раньше них? Если хочешь знать мое мнение, они измотали их, как умственно, так и физически. Я буду избегать Лили, словно она чума в юбке, до тех пор, пока эта ведьмочка не выйдет замуж и пока у нее от старости не выпадут зубы, ясно? Пусть для верности ее окружает дюжина сопливых детишек и держит за юбки со всех сторон. Если дать ей волю, то София в сравнении с ней покажется чистым ангелочком. Или ручным тигром.

Джайлз мог бы поспорить по этому поводу, поскольку лично сам считал, что тут его женушку никто не превзойдет, но на это не было времени.

— Что ж, дружище, я попрошу у тебя прощения и помощи, но предпочту все же раннюю могилу и жизнь только с этой женщиной. Я женюсь на моей маленькой чертовке и проведу ближайшие пятьдесят лет, проклиная последствия этого шага. Ты поможешь мне?

— К чему спрашивать? — Уэбб оглянулся через плечо. — Поскольку я наверняка знал, что ты не послушаешься моего здравого совета и не уедешь домой, то пригласил кое-кого еще присоединиться к нам.

Он махнул рукой кому-то в глубине таверны. Джайлз увидел, как, раздвигая плечами посетителей, к ним пробирается Оливер. И сразу полегчало на душе, что этот добрый гигант не попался в лапы стражников.

— Вижу, вы получили мою записку, — сказал Оливер, кивая Джайлзу.

— И очень благодарен вам за то, что в вас оказалось больше веры в меня, чем у нее. — Он схватил руку Оливера и крепко пожал ее.

— Не судите ее слишком строго, — сказал Оливер, слегка смутившись, — Она делала так, как считала лучше для вас, так же, как и я, оставив вам записку.

Джайлз кивнул. София страстно защищала всех, кого любила, пренебрегая собственной безопасностью. Ему придется привыкнуть к странному ощущению, что кто-то постоянно заботится о нем.

Уэбб разлил остатки вина по бокалам.

— Если я не ошибаюсь, Джайлз, то у тебя уже готов план спасения, не так ли?

Когда Софию утром вывели из камеры, ее родители находились уже в конце темного коридора. Она попыталась улыбнуться им, но была слишком рассеянна. Ибо в мыслях находилась далеко от тюрьмы.

Джайлз.

Вопреки всем ее предупреждениям он последовал за ней во Францию.

Будь ты неладен! Она так и не сомкнула глаз ночью, напрягая слух, — вдруг он решится на безумство и попытается спасти ее прямо из этой неприступной тюрьмы. Слава Богу, этого не произошло, ведь это было бы самоубийством. А теперь уже поздно что-либо предпринимать. Хоть чему-то можно порадоваться. Ведь это значило, что хотя бы он в безопасности.

Если бы она могла сказать ему, как любит его всем сердцем!

София взглянула на ладонь: на безымянном пальце поблескивало фамильное кольцо. Он вручил его ей как свадебный подарок — подарок, который ей никогда не носить.

Пальцы Софии сжались в кулак. Она будет сжимать этот теплый металл до тех пор, пока жизнь не покинет ее.

День порадовал редким для ноября солнцем. София даже заморгала, отвыкнув в камере от света. Она подняла руку и заслонила глаза, когда ее и родителей повели через двор тюрьмы.

— Залезай сюда, ты, мерзкая шлюха! Предательница! — плюнул в ее сторону один из стражников и толкнул ее к повозке с решетками, в каких обычно перевозили осужденных на казнь.

София видела, как напрягся отец, чтобы ответить мерзавцу. Она быстро протянула к нему руку.

— Non, Papa. He нужно, не стоит.

— Я не позволю, чтобы с моей дочерью обращались по-хамски.

Она тряхнула головой и кивнула в сторону одиноко стоящей перед повозкой матери.

— Идите лучше к maman, — сказала она отцу. — Ей необходима ваша сила. Я сама позабочусь о себе, ведь я же ваша дочь.

Она повернулась к стражнику и смерила его презрительным взглядом.

— Помогите мне подняться в повозку, гражданин, и советую вести себя повежливее. Наверное, думаете, что я уже не могу причинить вам вреда, но я ведь так и не выдала своих сообщников, и вы еще можете насладиться тем, как я укажу на вас обвиняющим пальцем перед смертью. Вы и будете моим сообщником! Так что ведите себя потише, если не хотите умереть! Завтра вполне может наступить ваша очередь.

Мужчина в страхе попятился от нее и перекрестился.

Вместо стражника ей помог отец.

— Я успел забыть, какая ты у меня уже взрослая, — прошептал он ей на ухо. — И как я всегда гордился своей маленькой Свирелью.

На глазах Софии мгновенно выступили слезы. До встречи на суде она видела отца лишь перед тем, как ее отослали вынашивать ребенка в монастырь. А после родов она сразу уехала в Англию, так и не повидав родителей. В тот жуткий день, когда ее отсылали, она умоляла отца позволить ей остаться. Но слишком велик был бы позор. Отец тогда плотно сжал губы, глаза потемнели, как ей показалось, от жгучего стыда. Он молча покачал головой и долго смотрел вслед карете, которая увозила Софию.

Теперь-то она понимала его намного лучше. Он вовсе не стыдился ее. Его сердце разрывалось тогда на части от сочувствия и боли. Но он не мог позволить ей остаться и допустить, чтобы о ее беременности стало известно в обществе, потому что тогда она стала бы изгоем на всю жизнь. Поэтому он и принял крайне болезненное решение. Он смотрел, как ее увозят, зная, что даже ему, взрослому мужчине, тяжела боль, которую предстояло пережить ей.

Так же, как тяжела была боль и невыносима агония, которую ей предстоит пережить сегодня.

За тюремными воротами уже собралась толпа, ожидающая зрелища так же, как ждут объедков бродячие собаки. Она заулюлюкала, засвистела, завопила грязные ругательства. Это оглушило Софию, но она старалась не обращать внимания. Стражник привязал ее руки к решетке.

Даже когда повозки выехали из тюремных ворот и угрожающие крики буквально резали уши, София проигнорировала оскорбления и молча смотрела в искаженные злостью, изможденные лица. Ее глаза искали Джайлза.

Она не видела его, но его клятва, данная им в оранжерее, не давала ей покоя.

«Куда бы ты ни пошла, я всюду последую за тобой».

«Только не в смерти, — молилась она. — Пусть минет тебя чаша сия».

Но он, конечно, последует за ней. Не в его характере сдаваться. И она заранее боялась того опасного плана спасения, который придет ему в голову. Дерзкие планы были вообще-то ее коньком, а не его. Она же не хотела, чтобы ее спасали, если вместе с ней кому-то придется разделить ужасную долю.