– Гриснир! – наконец осенило Сигурда. Решение этой загадки истощило все его силы, и он вновь осел на ложе со счастливым и облегченным вздохом.

Гриснир, шаркая, подошел к кровати и приложил косматую лапу ко лбу Сигурда.

– Горячка прошла, – объявил он. – И ты признал меня – впервые за все время. Похоже на то, что эта отравленная доккальвийская стрела все же не сумела сделать свое лиходейское дело.

Сигурд открыл глаза и не мог удержаться, чтобы не ответить на жутковатую гримасу, которая у старого тролля означала довольную ухмылку.

Трудно было найти более уродливое и милое зрелище, чем морщинистая физиономия Гриснира с двумя рядами радостно оскаленных зубов.

– Ох, Гриснир, ты мне, должно быть, снишься! – со вздохом проговорил Сигурд, от всего сердца сожалея, что чувствует себя таким слабым. – Как поживает твоя нога?

– Плохо гнется, хромает, а в сырую погоду ноет так, точно голодный медведь запустил в нее свои зубы, – тотчас ответил Гриснир. – Впрочем, не жалуюсь. В конце концов, я остался в живых и теперь могу отплатить тебе добром за то, что ты когда-то спас одного старого тролля. Теперь моя очередь тебя спасать, и ты представить себе не можешь, что это за удовольствие! Похоже, в этом ущелье плохо пришлось не только моей ноге, – добавил Гриснир, вежливо намекая, что хотел бы узнать побольше о том, как именно Сигурд получил свою рану.

Мимолетная радость Сигурда тотчас испарилась.

– Боюсь, Гриснир, то, что ты сделал, не принесет добра ни мне, ни кому-то другому. Если только обитатели долины обнаружат, что ты спас жизнь человеку-троллю, которого все ненавидят, то выследят тебя, изловят и пригвоздят твою старую шкуру к стене амбара!

Гриснир только шире заухмылялся и потер мохнатые лапы, выражая крайнее удовольствие.

– Так значит, ты и есть тот самый человек-тролль, который устроил такой переполох среди доккальвов? Большей радости ты не мог мне доставить!

– Погоди, дай договорить! Я стал вести жизнь тролля из-за ужасного деяния, которое я, пока жив, не смогу себе простить. Это тяжкая ноша, Гриснир. Я убил своего отца. Я послужил неразумным орудием в руках его злейших врагов. Когда я умру, мне не будет жаль себя, да и никто другой меня не пожалеет.

Сигурд смолк и уставился в потолок, не желая видеть, как радость на лице Гриснира сменится презрением.

Старый тролль некоторое время молчал, задумчиво ковыряя в ухе грязным когтем.

– Время от времени мне слышатся голоса, – пробормотал он в крайнем волнении. – Голоса привели меня к тебе той ночью, когда я отыскал тебя в ущелье, и с тех пор они не дают мне покоя. Микла, Рольф, Ранхильд – вот имена тех, кто зовет тебя днем и ночью. Кто они, Сигурд, твои враги? Если это так, одно лишь твое слово – и я готов погибнуть, защищая тебя. Это верно, ты совершил ужасное и горестное деяние, однако я никогда не отвернусь от тебя. Ты и так довольно скорбишь, и я не стану прибавлять новой тяжести к твоему бремени. Оставайся здесь, у меня, столько, сколько пожелаешь, – даже навсегда, если захочешь.

Сигурд не сомневался в искренности старого тролля.

– Гриснир, – сказал он, – ведь я тебе только в тягость. Я и самому себе в тягость, как же это получается, что ты так добр ко мне?

Гриснир пожал плечами и, на миг задумавшись, поднял глаза к потолку.

– Покуда ты жив, часть моего сердца принадлежит тебе, и что бы ты ни сделал, я твой друг. Так что же – хочешь изведем этих троих, которые так настойчиво зовут тебя? Только скажи!

Сигурд, выбившись из сил, снова прикрыл глаза.

– Нет, Гриснир, – прошептал он, – ведь это мои друзья! Истинные друзья, как и ты. И я все-таки думаю, что лучше бы вы все предоставили меня моей судьбе, какова бы она ни была, – жить одичалым троллем, бесславно погибнуть… или что там еще я заслужил.

Гриснир встрепенулся:

– Ну уж нет, этого никак нельзя допустить! Я вижу, ты сильно устал, так что советую тебе выспаться. Твои друзья все-таки нескоро разыщут тебя, а к тому времени, когда это случится, хорошо бы тебе выздороветь и окрепнуть.

Сигурд послушно закрыл глаза.

– Гриснир… – пробормотал он. – Я хочу остаться здесь насовсем. Я не хочу возвращаться к ним.

– Ну так никто тебя и не гонит… – успокаивающе отвечал Гриснир и на цыпочках вернулся к очагу, где в закопченном котелке закипало, брызгая на огонь, какое-то варево.

Миновали последние зимние дни, и весна уже вступила в свои права, когда Сигурд наконец почувствовал, что прежняя сила вернулась к нему. Резные фигурки, которые так забавляли его в дни болезни, окончательно ему опостылели, когда солнце уже прочно обосновалось в небесах. Он понимал, что должен остерегаться, как бы не попасть на глаза тем, кто все еще питал ненависть к человеку-троллю, однако никакая сила не могла в теплый солнечный день удержать его в темной и тесной пещере.

– Похоже, мое жилище становится для тебя тесновато, – заметил как-то Гриснир, глубокомысленно наморщив большой лоб. – Скоро, очень скоро твои друзья наконец услышат твой зов.

Сигурд помотал головой – на душе у него все еще было неспокойно.

– Не знаю, как я смогу и в глаза им посмотреть, – пробормотал он, в глубине души отлично сознавая, что не сможет прятаться до конца жизни в пещере тролля.

– Прошлой ночью я видел еще одного твоего приятеля, – задумчиво продолжал Гриснир. – Морок, которого наслали на тебя Бьярнхард и Йотулл, знает, что ты жив, и ждет тебя. Когда-нибудь, Сигурд, тебе все равно придется как-то с ним управиться.

– Да знаю, – пробормотал Сигурд, – знаю. Гриснир, неужели тебе и вправду так уж хочется от меня избавиться? Я понимаю, ты привык к одиночеству…

Гриснир громко фыркнул, обрывая его:

– Избавиться! Надо же, до чего додумался! Я же говорил – можешь оставаться здесь навсегда, если только захочешь. Только я ведь ясно вижу, что ты все чаще стал поглядывать по сторонам, да и сам ты знаешь, что предназначен для более важных дел, чем заживо хоронить себя в подземной конуре!

Сигурд вздохнул и криво усмехнулся.

– Ладно, – проговорил он, сердечно похлопав старого тролля по спине, – я же знаю, что ты скажешь, что путешествие только пойдет мне на пользу, что я буду счастливей в пути, а ты хочешь только одного – чтобы мне было хорошо.

– Да как же ты догадался? – воскликнул Гриснир. – Слово в слово я так и хотел сказать!

– Может быть, обострились мои способности, – подмигнул ему Сигурд, – а впрочем, нельзя ведь жить в одной пещере с троллем и не вести с ним самое близкое знакомство!

Все это время Гриснир обучал Сигурда управлять своей врожденной Силой, и с наступлением весны Сигурд одним напряжением мысли мог творить такие чудеса, которые и не снились ему год назад. Гриснир заверил его, что еще немного обучения – и он будет таким же альвом, как всякий чистокровный альв, благодаря врожденной мощи, которую унаследовал он от своего отца Хальвдана. Теперь Сигурд знал, как призвать Рольфа и Миклу, а Гриснир научил его слышать их мысленные призывы. К своему удивлению, чаще всего Сигурд слышал Ранхильд, особенно когда прикасался к ее колечку или к тетиве, сплетенной из ее волос; и именно Ранхильд послал он свой первый зов через неизведанные просторы магии мысли. Затем он воззвал к Микле и Рольфу – их зов был сильнее и часто смешивался с неведомо чьим призывом, быть может кузнеца Бергтора, который все еще разыскивал Сигурда.

– Они приближаются, – объявил Гриснир однажды вечером, когда они сидели на пороге пещеры, глядя, как темнота спускается на вершины гор.

– Я тоже чувствую, – отозвался Сигурд, куда больше волнуясь и радуясь, чем он сам ожидал.

– Интересно, так ли им обрадуется Гросс-Бьерн, – лукаво заметил Гриснир. – Я подозреваю, что твои друзья несут с собой кое-что весьма для него любопытное.

С минуту они оба разглядывали морока, который восседал на вершине холма, разумно держась подальше от Силы Сигурда. Гросс-Бьерн больше не пытался запугивать их проявлениями дерзостной силы. Он шнырял вокруг Гриснирсфелла, отощавший и одичавший, ища случая прибегнуть к очередной хитроумной уловке. Пока Сигурд болел, морок пытался проникнуть в пещеру под самыми разными личинами, однако ни разу не сумел обмануть Гриснира.