Госпожа Элен объясняла так вразумительно, точно вычитывала свои слова из книги.

- Уж очень складно ты говоришь! - сказал вдруг счетчик, обхватывая ее за талию. - Но тебе ничего не поможет. Если ты не хочешь отпустить в тюрьму своего зятя, мы согласны взять тебя в заложники. Я сам не откажусь отвезти в тюрьму такую красотку!.. Это ты, как видно, думаешь угостить нас своей похлебкой? - добавил он, указывая на котелок, который женщина все еще держала в руках.

Тем временем стражники уже вязали ни в чем не повинного Джона Джонкинса.

- Да, ты получишь эту похлебку, но только вместе с посудой! закричала тогда Элен что было сил и швырнула горшок в голову счетчика.

Было просто удивительно, что он остался жив после всего этого!

Тотчас же на шум выскочили рыбаки - кто с веслом, кто с багром, топором или острогой.

Счетчик и стражники убежали, оставив на берегу недовязанного Джона Джонкинса.

Вскоре после полудня вернулся из Брентвуда хлебник Томас.

- Нет, там еще ничего не знают о счетчике, но все равно дело плохо! Господам недостаточно того, что они получили, они едут сюда собирать новый налог. В Фоббинг пригонят солдат, а с ними прибудет судья из Лондона! Либо мы должны будем немедленно же заплатить за девятнадцать человек бедняков, не указанных в списке, либо ребят тотчас же забьют в колодки!

Они все стояли тут же рядом, эти девятнадцать человек, - все парни, как на подбор, беглые матросы королевского флота.

- Если бы меня поддержали, я дал бы им отпор! - добавил хлебник, оглядываясь по сторонам.

- Мы поддержим тебя, Томас! - закричали матросы и рыбаки. - Нет сил больше терпеть от королевских чиновников!

- А где Соломинка? - кричали другие. - Соломинка, а что же этот твой парень с камнями?! Где же Соломинка? Или он только и умеет, что сочинять песни?

Но Джек вынырнул уже из-за дома, держа в руках свой большой, красивый лук.

Он так сильно натянул тетиву, что все четыре пальца его посинели, а стрела высоко взвилась в воздух. Потревоженный лук потом еще долго гудел в его руках.

Вот эту-то стрелу и нашли на дороге передовые из отряда Роберта Белнэпа, ехавшего творить суд и расправу над бунтовщиками.

В Лондоне уже в середине мая стало известно, что вторичная перепись населения в Эссексе проходит с трудом. А в селении Фоббинг, близ Брентвуда, уполномоченные, сдавшие налог, заявили комиссару, сэру Томасу Бэмптону, что они собрали всё, что могли, и больше господа не получат ни фартинга.

Главный судья суда Общих Тяжб был готов к тому, что ему придется выехать в Эссекс. Удивительно, до чего мужики бессмысленно действуют! И в семьдесят шестом году, и в семьдесят седьмом, и в семьдесят девятом они тоже пытались противостоять королевским чиновникам. В каждом селе всегда находятся зачинщики, готовые мутить народ. Однако достаточно их захватить и поступить с ними построже, как остальные становятся тише воды и ниже травы.

Никто не считал волнения среди мужиков делом серьезным. И если сэр Роберт Белнэп поторопился сейчас выехать в Брентвуд, то только из чувства личной приязни к Ричарду Гелзу, магистру ордена госпитальеров15 и королевскому казначею.

Несмотря на предупреждения друзей, Гелз через подставных лиц снова взял на откуп королевский налог совместно с Джоном Лэгом и лордом Лэтимером. Если мужики будут долго артачиться, эти трое людей, вместо того чтобы заработать на сделке порядочный куш, пожалуй, еще могут потерять свои собственные деньги!

Прибыв в Брентвуд и посовещавшись с комиссаром, сэр Роберт Белнэп выяснил новые обстоятельства событий в Фоббинге.

Потерявшие совесть мужики, вместо того чтобы помогать королевским чиновникам в их действиях, избили королевского счетчика и обратили в бегство стражников.

Мало того, они послали в соседние села - Кэррингэм и Сэмфорд - наказ, чтобы и там мужики поступали так же.

Роберт Белнэп распорядился вызвать в Брентвуд из Фоббинга сотских и старшин к двенадцати часам дня 30 мая, а также под стражей доставить главных буянов, имена которых были переписаны самим пострадавшим счетчиком Гэлом Пристли.

Разглядывая из окна огромного холла собравшихся во дворе мужиков, сэр Роберт Белнэп в гневе покачивал головой.

Сопровождать арестованных должны были бы стражники, находящиеся на службе у Фоббингской сотни, а эти олухи-рыбаки сами вооружились луками и дубинками и в таком зазорном виде явились во двор к шерифу. И у всех у них такие разбойничьи лица, что даже вблизи трудно различить, кто из них арестант, а кто конвойный.

"Раз, два, три, четыре, - считал сэр Роберт. - Четверо из уполномоченных явились с луками. Хорошо, но почему же тогда вон у того высокого (а он уже несомненно арестант) тоже подозрительно оттопыривается одежда? Да и незачем им всем так оживленно переговариваться между собой!"

Сэр Роберт Белнэп вспомнил стрелу, найденную на дороге.

Тогда он посмеялся над замечанием своего писца.

- Если верить бабьим приметам, то нам следует вернуться в Лондон, сэр, - сказал клерк, - ибо туда указывает острие стрелы!

Судья не верил бабьим приметам. Но он уже не смеялся. В гневе сжав кулаки, он расхаживал по холлу.

Если человек не подобрал своей стрелы, оброненной на дороге, это означало, что у него имеются еще другие - про запас.

Открыв двери в сени, сэр Роберт Белнэп распорядился вызвать брентвудских скупщиков рыбы и старшин рыбников.

Он полагал их нарядить присяжными для следствия и суда над мятежными мужиками. Они постоянно имели дела с Фоббингом и знали тамошних людей как свои пять пальцев.

Джек Строу тоже был одним из числа тех самых вилланов, что подняли руку на королевского чиновника, но старшина не получил приказа доставить его в Брентвуд.

Это случилось, возможно, потому, что счетчик мог не знать Джека по имени, а может быть, он пропустил его по оплошности.

Однако Джек сам тотчас же вслед за фоббингцами отправился в Брентвуд, а с ним - еще сорок три человека.

Они шли, уже нисколько не таясь и не пряча под одеждой ни луков, ни дубинок.

Когда отряд проходил мимо Сэмфордской рощи, ему навстречу с пригорка, громко крича, размахивая серпами и палками и пудами обваливая красную глину, сбежали вниз кэррингэмцы и сэмфордцы.