- Шапкой его, шапкой! - командовал Венька, бегая по классу.

- Не пускайте к окну! - пискливо кричали девчонки. - Он убьется!

Было просто удивительно, что такой махонький серый комочек оказался проворнее всего класса.

Воробей, как видно, понимал, что к окну ему не прорваться. Решил передохнуть в самом безопасном месте - на плафоне. Зацепился за шнур и стал раскачиваться, как на ветке. Крылья у него были приспущены, клювик раскрыт.

- Теперь ему хоть соли на хвост, - устало проговорил Венька.

Никто не заметил, как в класс вошел Агей Михайлович. Он стоял в двери, с недоумением взирая из-за очков на невиданное зрелище. Потом строго спросил:

- Что это у вас творится? Кто дежурный?

- Тив-тилив! - встрепенулся под потолком воробей. Класс замер. Никто не сводил глаз с учителя. - Ти-ли-лив! Тир-рик! Чик! - Воробей покинул свое убежище и закружил над столом учителя. Снова подлетел к окну. Его обыкновенное чириканье показалось Шурке оглушительной пальбой - хоть уши затыкай! И не только ему...

- Сейчас же раскройте окна! - приказал Агей Михайлович.

Шурка бросился к окну. На помощь ему заспешил Венька. Вдвоем они никак не могли справиться с защелкой.

- Хотел бы я знать, какому это мудрецу взбрело в голову принести в класс воробья? - в голосе учителя слышался укор. - Осторожней! Не пугайте...

Наконец окна были распахнуты. Упругими струями в класс ворвался холодный воздух. Воробей сразу же почуял его. Стремительно взлетел навстречу спасению и, издав на прощание победное и радостное "ти-ли-лив?", скрылся с глаз.

Шурка с облегчением вздохнул. Прикрывая окно, он вдруг услышал, как в гулкой тишине монотонно и надоедливо зажужжала муха.

"Успела залететь!" - почему-то подумал Шурка. Встретившись с напряженным взглядом Веньки и опустив голову, пошел к своему месту. За ним, казалось, следил весь класс.

Шурка не видел, как у него за спиной, плавно кружась в воздухе, снижается возле учительского стола светло-серая пушинка - последнее напоминание о воробье. Агей Михайлович дождался, пока пушинка опустится на пол, медленно нагнулся и поднял ее. На класс смотрел помрачневший, строго насупив широкие брови.

Шурка с Венькой не выдержали взгляда Агея Михайловича. Опустили глаза. Никогда они не думали, что подведут любимого учителя. Да и от друзей, знали они, теперь непоздоровится.

Невыносимо трудной показалась заговорщикам эта минута.

- Начнем урок, - сказал наконец Агей Михайлович. - Где Марченя?

- Его нет, - тихо ответила Маша Василькова - она была сегодня дежурной. - Не пришел.

- А кто у нас еще "пионерский фонарик"?

- Поля, я... - начала перечислять Маша и посмотрела на Веньку.

Старовойтенко достаточно было этого взгляда, чтобы понять: знает, кто принес воробья! "Неужели выдаст? - беспокойно завертелся он на месте. Пусть только попробует!.."

- Вот вы и займитесь этим воробьем. А сейчас к доске пойдет Протасевич, - сказал Агей Михайлович. - Пожалуйста, Шура.

"Пока что, кажется, пронесло! - с облегчением вздохнул Венька и пожалел, что связался с этим дылдой Шуркой. - Лучше бы сам все сделал!"

Стоя у доски, Шурка впервые в этом году видел свою парту пустой - Казик так и не пришел, и не будет с кем на переменке переброситься словом, посоветоваться, поговорить об этом досадном происшествии.

Очень не хватало Шурке дружеского совета Казика, который никогда, ни при каких обстоятельствах не бросит в беде, не подведет под монастырь, как Венька.

Глава четвертая

ПОЛУНДРА

Едва только прозвенел звонок и Агей Михайлович вышел из класса, ребята обступили Шурку. Никто, как обычно на перемене, не выбежал в коридор, не завел веселой возни.

- Что ты натворил? - первой накинулась на Шурку Маша. - Зачем притащил этого воробья?

Шурка растерялся. Честно говоря, он не ждал от Маши такой решительности.

Маша Василькова была в классе, пожалуй, самой тихой девочкой. Небольшого росточка, тоненькая, хилая с виду, с большущими синими глазами, в которых теперь светилось холодное презрение. Черные стрелочки Машиных бровей вздрагивали, нижняя губа прикушена. Девочка нервничала. Промокашка, которую она безостановочно свертывала в трубку, напоминала прутик, а Маша все свертывала ее и свертывала, будто хотела пронзить этим прутиком Шурку.

"Начинается... Вот тебе и Маша! - издали наблюдал за девочкой Венька. Еще недавно была тише воды. А теперь... Не успели выбрать председателем, а она уже и нос задирает! Эта от своего не отступит!"

Поэтому он посчитал за лучшее без надобности не вмешиваться в разговор. В конце концов, не он проворонил. Пусть Шурка сам и выпутывается.

- Что же ты молчишь? - наседала Маша на Протасевича. - Разве не слышал, что сказал Агей Михайлович?

- А что? - буркнул Шурка.

- Брось притворяться. Иди лучше в учительскую и попроси прощения у Агея Михайловича.

- Почему я?

- А кто же?

- Потише, Кнопка! - не выдержал, заспешил к ним Венька.

- Как ты сказал? - чуть не заплакала от обиды Маша, сжимая кулачки. На глаза у девочки навернулись слёзы, губы задрожали. - А-а! Так вы вместе?

- Уймись, говорю! - пригрозил Венька и попытался как-то замять этот неприятный разговор. - Не надо ссориться. Все равно назад не вернешь. Да и вообще говоря, что тут особенного произошло?

- Как - что? - не сдавалась Маша. - И это говоришь ты? Командир "Красных следопытов"?

- Замолчи, говорю, - снова угрожающе проговорил Венька.

- А вот и не буду молчать. Не пугай. Набедокурили, а теперь в кусты? Трус!

Венька аж задохнулся от злости. Прищурив глаза, шагнул к Маше. Процедил сквозь сжатые зубы:

- К-кто трус? К-кто, Кно-поч-ка?

- Ты! Ты! И не пугай! Никто тебя не боится. Это ты был зачинщиком. Теперь все видят... И не обзывайся. Я - Кнопочка! А ты? Ты Шуркин сообщник! Приспешник его! И с ракетой так было. Я все знаю, все видела! Все расскажу...

- Ха-ха! - неестественно захохотал Венька. - Напугала! Слыхал? повернулся он к Шурке. - Я твой сообщник, я трус! Ха-ха-ха!

Но всем было понятно, что ему не до смеха.

И тут произошло такое, чего никто не ожидал. Венька петухом подскочил к Маше и со злостью ударил ее кулаком в живот.

- Ой!.. - Маша хватала ртом воздух и корчилась от боли. Из глаз у нее брызнули слезы.

Что было потом, Венька плохо помнил. Кто-то сильно толкнул его в грудь, кто-то огрел по затылку, ударил по лицу. Напрасны были его попытки отбиваться. Он отступил к стене.

На помощь ему бросился Шурка, но что он мог сделать один? Со всех сторон на заговорщиков сыпались удары. Ребята дружно наседали на них, оттесняя в угол.

Придя в себя, Маша пыталась остановить драку, но ее никто не слушал.

Шурка понял, что со всем классом не сладить, надо удирать, пока еще не поздно. Ему тоже здорово досталось - так треснули по длинному носу, аж внутри что-то хрустнуло и в глазах потемнело.

- Полундра! - взревел он, закрывая руками лицо. Пригнув голову, ринулся вперед и протаранил себе путь к дверям.

Вслед за ним кое-как выбрался и Венька. Раскрасневшийся, потный, с воротником нараспашку, он тяжело дышал и дико таращился по сторонам: не видит ли кто-нибудь из учителей?

- Пошли, - тянул его Шурка за рукав. - Быстрей!

Никто не гнался за ними, никто не удерживал. Ребята стояли тесной гурьбой у дверей своего класса и улюлюкали им вдогонку:

- Ату!..

- Держи их!..

Но, пожалуй, самым обидным было то, что за них пытались вступиться ученики седьмого "Б", того самого, которому дружки хотели подпустить воробья. Соседи о чем-то говорили, сочувствовали им, особенно девочки. Но беглецы никого не слушали.

Шурка трусцой бежал в конец коридора, злился, что Венька отстает, подгонял его:

- Шевелись, рохля! Сейчас звонок, поздно будет!..

Они пробежали мимо учительской и оказались на лестничной площадке. Теперь скорей вниз, через вестибюль и - на улицу!