Литмир - Электронная Библиотека

В разных местах Аверьян установил десятка два кулемок и, чтобы обегать их, требовалось затратить не один день. Иной раз уходили в лес с ночевкой, коротали время у костра в яме, выложенной лапником под какой-нибудь елью.

Аверьян учил сына делать и настораживать ловушки.

— Кулемку делай у ствола дерева, чтобы ее меньше заносило снегом. Колышки не ошкуривай, не коли, чтобы не так заметно было, что к ним прикасалась твоя рука. Давок снизу загладь, чтобы не попался сучок и не испортил шкурку. А в местах среза дерево затирай мохом или землей. А можно и хвоей. Теперь ни моху, ни земли не достанешь из-под снега… Только в зимовье под полом можно взять землицу, да и та мерзлая.

Гурий старался все запомнить, да и не хитрая это наука — ставить кулемки. Вскоре он начал делать их самостоятельно.

Но ловушек было насторожено много, а зверь не попадался. На остановках Аверьян озабоченно размышлял вслух:

— Может, привада не та?

И менял приваду. Вместо рыбы клал мясо — то свежее, то провяленное, то вареное или опять заменял мясо рыбой.

Гурий высказывал свои догадки:

— А может, батя, мы у кулемки все-таки след свой оставляем? Отпугиваем зверя?

И глядел на отца вопросительно из-под низко надвинутого на лоб треуха. Отец посматривал на него одобрительно и был доволен, что парень в походе в Мангазею вырос, возмужал. Вон уж над губой темнеют усики, лицо загорелое, обветренное, серьезное, как у матерого мужика.

Снова и снова старательно прикрывали лапником и снегом ловушки, прятали следы и срезы дерева на ловушках «затирали». Но соболь в кулемки не шел, словно его кто-то заколдовал в этих дальних лесах.

Аверьян стал утешать себя и сына:

— Обходит он кулемки потому, что еще не очень голодный. Осторожничает. Вот в середине зимы, когда мороз будет лютовать и все живое попрячется по норам да пурга начнется, тогда уж ему с голодухи ловушек не миновать.

— А время-то идет, батя, — вставлял Гурий.

— Да-а, — качал головой отец. — Время теряем. Это верно. Завтра пойдем с собакой куницу да белку искать. А может, и соболек подвернется. На него с собакой тоже можно охотиться…

Наконец-то отец и сын увидели, что насторожка одной из ловушек сработала. С замиранием сердца подошли к кулемке. Аверьян склонился над порожком и раздосадованно сказал:

— Был соболек, да одни клочья остались.

Гурий подошел и увидел на порожке, в том месте, где зверька придавило сверху, жалкие остатки шкурки, а на снегу — кости.

— Видно, лиса хозяйничала. Съела соболя. Вот проклятая! — Аверьян стал осматривать снег и точно увидел лисий след. — Надо бы ее подстрелить…

На другой день Аверьян ушел искать лисицу без Гурия с Пыжьяном. Вернулся ни с чем: лисий след за ночь перемело и выследить лисицу не удалось. Зато подстрелил Аверьян куницу. Это был первый зверь, добытый Барминым.

Вскоре Герасим принес из леса трех соболей, а потом и Никифор Деев подстрелил из лука пять белок и достал из кулемки одного соболька. Промышленники приободрились. Добычу складывали в общий кошт, решив ее поделить по окончании зимы, как и договаривались: Аверьяну с сыном за то, что снаряжал коч, — половину добычи, а Гостеву и Дееву — по четверти.

Пыжьян был артельным псом. В течение зимы он ходил в лес то с одним, то с другим охотником. Он одинаково старательно выслеживал и гонял белку, которую били из лука, куницу, горностая. Случалось, что промышленник запаздывал вовремя прийти домой, и Пыжьян находил обратный путь по следу.

Пес напал-таки на след лисицы, и Аверьяну удалось подстрелить ее, когда она пересекала небольшую полянку, спасаясь бегством. Вечером артельщики немало радовались, когда Бармин с гордым видом раскинул на лавке большую рыжую огневку с пушистым роскошным хвостом.

Работы холмогорцам прибавилось: снимали со зверей шкурки, натягивали их на правила.

Ободранные тушки скармливали Пыжьяну. Гурий не сразу догадался, что пса закармливать нельзя. Он однажды дал ему мяса вволю — трех белок и тушку соболька. Когда пришло время Герасиму идти с собакой белковать, пес лежал на боку перед устроенной для него норой без движения, вытянув лапы и тяжело дыша. Живот у него вздулся.

Герасим напрасно пытался поднять собаку и заставить пойти за собой. Пес не двигался, посматривал на Гостева страдальческим взглядом и виновато молотил по снегу хвостом. Герасим вернулся в избу.

— Кто в последний раз кормил пса? — спросил он.

— Я, — отозвался Гурий. — А что?

— Обожрался Пыжьян. Того и гляди богу душу отдаст.

Охотники вышли на улицу, посмеялись над собакой и над Гурием, а потом спохватились.

— Издохнет ведь пес! Как промышлять без него? В Мангазею снова не пойдешь. Дороги нету.

— Ништо, отлежится, — сказал немногословно Никифор, понимавший толк в собаках.

Пес, к счастью, отлежался. Кормить его с тех пор стали с оглядкой.

* * *

Мех соболей, которых иногда удавалось добыть холмогорцам, имел коричнево-палевую окраску. По всей Западной Сибири от Урала до Оби селились тобольские светлые соболя. По цвету шерсти к ним приближались только зверьки, обитавшие когда-то в бассейне Печоры.

Разновидностей соболиного племени в обширных лесах от Урала до Тихого океана было много. Каждая отличалась величиной и окраской шкурки, что зависело от места обитания, образа жизни и пищи зверей.

Пройдет много лет, появятся ученые-охотоведы и разделят русских соболей на подвиды. В научных книгах и охотничьих справочниках будет сказано, что на западных склонах Кузнецкого Алатау в бассейне реки Томи живет кузнецкий соболь. Он мельче тобольского, а по окраске значительно темнее. На Южном Алтае водится в лесах алтайский соболек, довольно большой и темный по цвету. Селится он в таежной полосе Алтая, в высокогорных районах и питается растительным кормом — «кедровой чернью». А у енисейского соболя против тобольского голова меньше и мех темнее, потому что живет он в междуречье Оби и Енисея в низких, заболоченных местах. Своя одежка и величина у ангарских и саянских, тунгусских да илимпийских и баргузинских собольков. Есть еще витимские, чикойские, якутские, дальневосточные и, наконец, камчатские соболи.

Но древние промысловики не имели понятия об этой ученой классификации. А холмогорцы даже и не подозревали о великом разнообразии соболиного племени. Гурий, любуясь шкуркой зверя, пойманного Герасимом, вспомнил рассказы деда Леонтия о Черном Соболе.

Рассказы эти были фантастичны. Черный Соболь старательно прячется от людей, и, прежде чем добыть его, надо три дня молиться по утрам господу богу. Найти Черного Соболя в лесу почти невозможно, он следит за охотником из засады, а потом широкими прыжками уходит прочь. Если охотник ночует в тайге, соболь подкрадывается к нему ночью и шарит возле него в поисках пищи. Он труден для добычи, зато вознаграждает промысловика за все труды и лишения роскошным, искрящимся, мягким и легким, как пух, мехом. Гурий мечтал о Черном Соболе, как о сказочном пере Жар-птицы.

— Батя, а почему нам попадаются все палевые соболя? — спрашивал он.

— А где черные?

— Это про которых дед Леонтий говорил? Не знаю… Может, и попадется черный. Лови хорошенько. Главное — чтобы охотник верил в свою удачу.

Гурий каждый день пропадал в лесу, но не только черного, а и светлого соболька еще не поймал в свои ловушки. Ему попался белый песец; стрелял Гурий из лука и белок…

Однажды в ловушке придавило соболя. Гурий принес его в зимовье с великой радостью и положил перед отцом. Аверьян погладил мягкий мех и сказал:

— Не черный, да гож. Поздравляю тебя с полем!

Поздравить «с полем» — старый обычай промысловиков, означающий удачное начало охоты.

А полей тут не было и в помине. На сотни верст суровая, глухая тайга.

2

Соболей делят на «ночников» и «денников». Одни бегают по лесу в поисках корма ночью, другие — днем. Черный Соболь охотился в разное время: то в дневные сумерки, то в лунные ночи.

21
{"b":"3954","o":1}