Шамхал нерешительно подошел к женщине.
- Встань, собери свои тряпки и убирайся отсюда. Как пришла, так и возвращайся в свою лачугу!
Женщина побелела еще больше, но все же не потеряла достоинства. Не мигая, смотрела она в лицо стоящего перед ней здоровенного парня. Потом спокойно сказала:
- Разве ты привел меня, чтобы выгонять из дому?
Тихий, сдержанный голос молодой женщины раздался как удар грома. Комната закружилась вокруг Шамхала, земля побежала из-под ног. В лицо ему ударила горячая кровь, застучало в ушах. С трудом он расслышал голос матери:
- Теперь ты видишь, что это бесстыжая дочь взбесившейся собаки? Разве я не говорила тебе, что поживи она здесь еще немного, и все мы будем ее служанки! Свали ее на землю, выволоки отсюда и брось на кучу навоза!
Шамхал подступил к женщине и заорал:
- Сейчас же убирайся отсюда, не то я намотаю тебе на ноги твои кишки!
Молодая женщина не моргнула:
- Мужчина с понятием о чести не поднимет руки на женщину. Если ты такой смелый, иди разговаривай со своим отцом!
Этого Шамхал уже не мог стерпеть. Вены на висках вздулись и посинели; казалось, они сейчас лопнут. Отпихнув сестру, валявшуюся в ногах и цепляющуюся за него, он бросился вперед. Схватив за косы, он бросил женщину на пол. Стал бить и топтать ее.
Дикие вопли и крики наполнили дом. Кричали все: бедная женщина от боли, Зарнигяр-ханум от сладости мести, Салатын от жалости, Шамхал от злости.
За этими криками никто не заметил, что главный и единственный хозяин дома Джахандар-ага возвратился с охоты. Он въехал во двор и проворно спрыгнул с коня.
В это время ослепший от ярости Шамхал собирался выволочь свою жертву на улицу. Но женщина, собравшись вдруг с силами, встала, выпрямилась и, подставив Шамхалу свою грудь, закричала:
- Ты дерешься когтями, как женщина или кошка. Разве у тебя нет кинжала? Бей! Что же ты боишься? Бей! Разве так трудно убить безоружную женщину?
Лезвие кинжала блеснуло в воздухе. Шамхал за волосы откинул назад голову женщины, чтобы ударить ее пониже горла, как вдруг оглушительный выстрел раздался в комнате. Зазвенело стекло. Звякнуло и упало на земляной пол перешибленное пулей лезвие кинжала.
Все остолбенели. Салатын потеряла сознание.
Подоткнув полы чохи с газырями, с ловкостью барса, вовсе не соответствующей его тяжелой стати, Джахандар-ага вскочил в комнату и навис над растерявшимся сыном:
- Пошел отсюда, щенок!
Перешибленная рукоятка все еще была у Шамхала в руке, из ружья Джахандар-аги курился дымок. Отец схватил сына за шиворот и толкнул к двери. Но Шамхал, как видно совсем лишившись разума, схватил отца за руку, чтобы вырваться. Завязалась борьба.
- Пусти меня! - кричал сын.
- Замолчи, щенок! Сукин сын!
- Отец, выбирай слова!
- Пошел вон, вскормленный молоком собаки!
- Не ругай молоко, которым вскормлен я!
- А, ты еще смеешь мне перечить? - Джахандар-ага размахнулся и ударил Шамхала по щеке.
Шамхал покачнулся от неожиданности, но потом ловко отпрянул в сторону, приготовился к обороне. Джахандар-ага медленно двинулся к нему. И без того смуглое лицо его стало темно-бронзовым, толстые, похожие на негритянские, губы перекосила гримаса, широкие кустистые брови сошлись в одну полоску.
Джахандар-ага был огромный мужчина, под самый потолок, широкоплечий и к тому же тучный. Шамхалу показалось, что на него надвигается гора, которая сейчас обрушится и раздавит. Руки, протянутые к нему, к его горлу, казались гигантскими, чудовищными клещами. Понимая, что еще секунда и он погибнет, Шамхал собрался с духом и стремительно первым напал на отца. Джахандар-ага, хотя и не ожидал нападения, успел подставить колено, на которое наскочил сын, а затем ударом приклада сшиб его на землю. После этого стал бить Шамхала ногой.
Зарнигяр-ханум, видя, как повернулось дело и что муж ожесточается все больше и больше, бросилась на выручку сыну. Она бегала вокруг дерущихся и лепетала:
- Послушай, возьми себя в руки, что ты делаешь с ребенком, ты его убиваешь, убей лучше меня, он не виноват, это я во всем виновата, стану твоей жертвой, не убивай сына. О, несчастная, несчастная я! Не рушь нашего дома, не гаси наш очаг.
Видя, что муж и не думает успокаиваться, она от лепетания перешла к брани и крикам:
- Чтобы отсохли у тебя руки! Где у тебя сердце? Ты зверь, а не отец. Аллах, люди, где вы, он убивает моего ребенка!
Между тем Салатын пришла в себя и тоже бросилась выручать брата, а когда отец в ярости отшвырнул ее, стала скрести землю руками.
Стояла, остолбенев, только женщина, молодая, красивая женщина, из-за которой произошел весь скандал. Ее платье было разорвано во многих местах, волосы рассыпались, закрыв лицо. С удивлением и страхом глядела она на огромного, разъяренного мужчину, который как бы еще вырос в ее глазах. Как заколдованная глядела она на того, кто привез ее сюда и должен стать ее мужем.
Эта женщина стояла не двигаясь, но мысли ее метались. Она видела, что Шамхал, вертясь волчком под ударами отца, все больше слабеет, а отец с каждым ударом распаляется все сильнее. Она вдруг ясно поняла, что грозный мужчина не отстанет от парня, пока не забьет его до смерти. А если и не убьет, то искалечит. И что же тогда будет? В дом войдет несчастье. И все будут помнить и знать, что несчастье пришло вместе с ней. В конце концов и сам Джахандар-ага, когда остынет, поймет, что несчастье случилось из-за нее. Нет, если сейчас прольется кровь, то в этом доме ей жизни не будет все равно. Муж первый начнет осыпать ее упреками и ругательствами при всяком удобном случае.
Сообразив это, женщина ринулась вперед и загородила собой избиваемого Шамхала. Тяжелые удары, предназначенные Шамхалу, обрушились на нее. Под тяжестью ударов она упала на колени, но не отступила, а крепко обхватила ноги Джахандар-аги.
- Остановись, бессердечный, - говорила она. - Ты же убьешь его. Я не хочу быть причиной несчастья. Он и так еле дышит. Не его, меня убей, чтобы сразу кончились мои несчастья.
На шум и крик прибежали люди со двора. Примчались даже те из слуг, которые пошли было на Куру мыть попону. Раньше других подошел Таптыг. Он сразу оценил положение. Новая жена держит хозяина за ноги. Шамхал не хочет бежать, считая это бесчестьем. Через мгновение хозяин снова бросится на сына и, вероятно, добьет его.
Одним прыжком Таптыг очутился между избитым сыном и разъяренным отцом.
Не путайся под ногами, - закричал Джахандар-ага, то на молодую жену, но то на Таптыга. Хозяин, ведь стыдно... Кто-нибудь пройдет по Дороге, услышит...
- А я тебе говорю: не становись передо мной, не загораживай этого щенка!
- Хозяин...
- Отойди, я изрублю его на куски!
- Хозяин, успокойся.
Таптыг кое-как отвлек хозяина, а другие слуги между тем вывели Шамхала из комнаты и увели к навесу. Подняли папаху, отряхнули ее от пыли, надели бедняге на голову. Переполох из комнаты вылился во двор. Куры пустились в разные стороны с середины двора и повскакали на плетень, собаки рвались, натягивая крепкие цепи. Шамхал побрел на берег Куры. Небо над всей землей было чисто. Только на краю неба далеко за рекой, за синеватыми лесами, над вершинами серых гор кудрявились белые облака.
Шамхал сел на краю обрыва и стал глядеть на Куру.
Могучая, бурная, родная Кура, разрезающая холмы, промывающая глубокие ущелья в горах, текущая вдоль лесов. Вскипающая, пенящаяся, не вмещающаяся в свои берега в теплые летние дни, заливающая кустарники, выворачивающая с корнем большие дубы и крутящая их, как солому, и уносящая вдаль, в сторону низовых, незнакомых сел, в этом году Кура была особенно полноводной и бурной.
Шамхал сидел неподвижно на краю обрыва и глядел на Куру, на разветвленные рукава этой реки, на островки посреди мутной узловатой воды. На островках с годами оседает много тины, земли, поэтому там постепенно образовались лесные заросли. Шакалы водятся в этих лесах. По ночам они переплывают на этот берег и воруют в деревне кур. Перед вечером их много собирается на ближайшем к деревне островке, и они оглашают воздух своим гнусным воем.
