– Выглядит как еда гоблинов, – заметил Дули. – Похоже на те рыбьи кости, которыми на пристани Ивовый Лес были усеяны все разрушенные дома. Ты бы видел, дедушка. Там везде вокруг побывали гоблины, и превратили жителей в призраков, и все они ходят как сумасшедшие. Все какие-то странные.

– Да ты что? – спросил Эскаргот. – Ты сказал – Ивовый Лес? А как насчет Города У Высокой Башни? Там-то все в порядке, верно?

– Там еще хуже, – вставил Профессор.

– Понятно, – произнес Эскаргот. – Я бы хотел побывать в Высокой Башне. Увидеть, что там.

– Это было бы превосходно, – сказал Твикенгем. – Именно то, что нужно.

Решив этот вопрос, все разбрелись кто куда. Джонатан и Дули загасили огонь, хотя рядом не было ничего, что могло бы загореться, – ничего, кроме рыбьего скелета и вертела. Эскаргот собрал и упаковал свои вещи, отвез их к своей субмарине, а затем спрятал лодку среди камней недалеко от входа в пещеру.

Сквайр и Ветка поедали в это время холодного жареного цыпленка с хлебом – они извлекли его из корзины, в которую Твикенгем уложил съестные припасы.

Ахав перебегал от одного к другому, помогая справиться с едой. Сквайр проделал трудную работу по уменьшению количества еды, но все же ее оставалось еще достаточно много – по крайней мере, каждый мог откусить раз или два на обратном пути к Городу-На-Побережье. Эскаргот съел почти столько же, сколько и Сквайр, – видимо, он был рад пообедать чем-то, кроме рыбы. Он держался простодушно и был в хорошем настроении, даже лучшем, чем все остальные.

Хотя, по мере того как Эскаргот становился все более искренним и сердечным, а настроение Дули улучшалось, Джонатан испытывал некоторое подозрение по поводу всего происходящего. Буфо по-прежнему был угрюм и раздражителен и быстро писал что-то на листке бумаги; время от времени он отрывался от своего занятия, задумчиво почесывал бровь и спрашивал совета насчет какого-нибудь слова у Желтой Шляпы. К тому времени, когда они были на полпути к городу, веселость Эскаргота распространилась на всех, кто был на корабле, и он вместе со Сквайром пропел “Смерть старого господина”. Буфо упросили продекламировать свое стихотворение про пикуля-путешественника, и старик Эскаргот настолько благоприятно отозвался об этом творении, что Буфо шепнул Джонатану и Профессору, что, возможно, он прежде недооценивал Эскаргота. Поздним вечером они прибыли в Город-На-Побережье, и все были в очень хорошем настроении. Твикенгем и Эскаргот отправились во дворец. Джонатан, Дули, Ахав и Профессор Вурцл вернулись в “Луну и Шляпу”, с тревогой и беспокойством ожидая завтрашнего утра.

Улицы были хорошо освещены, но на город опустился туман. Он обволакивал фонари, и свет их становился тусклым. Это был холодный и мрачный вечер – один из тех, когда замерзаешь до костей и хочется надеть под пальто еще и теплый свитер. Когда путешественники добрались до “Луны и Шляпы”, они обнаружили, что вестибюль и столовая пусты. Хотя само по себе это не было так уж необычно. Странным было другое – с кухни не доносилось привычных запахов, которые каждый раз словно приветствовали входящих. И Джонатан, и все остальные были страшно голодны и хотели только одного – поужинать и лечь спать.

– Монрой! – крикнул Джонатан, надеясь, что сейчас появится хозяин. В ответ послышались лишь громогласный стук и грохот, доносившиеся со второго этажа. – Монрой колотит обо что-то наверху.

Профессор кивнул:

– Надеюсь, он всего лишь отбивает кусок мяса. На мгновение стук утих, но тут же возобновился опять. Кто-то, может, и сам Монрой, как сумасшедший топал ногами по полу. В промежутках между ударами стали слышны приглушенные звуки, как будто кто-то кричал через слой ткани.

– Ммммм! Ммммм! – И тут же следовали звуки ударов.

Профессор тяжело опустился на стул у догорающего огня в камине, а Джонатан положил на угли несколько кедровых лучинок и стал давить на воздуходувные мехи, пока лучинки не затрещали.

– Монрой столь небрежен, что дал огню погаснуть, – сказал Джонатан. – Обычно же он здесь топит так, что не продохнуть.

– Так-то лучше, – проговорил Профессор, пододвигая стул чуточку ближе.

Дули и Ахав поднялись наверх, чтобы взглянуть, что там затеял этот безрассудный Монрой. Через минуту стуки и грохот стихли, а вместо приглушенного мычания раздались крики Дули. Джонатан подскочил и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки, а следом за ним – и Профессор. И наверху, в коридоре, они обнаружили бедного толстяка Монроя – он был связан, а рот его заткнут концом подбитой ватой куртки, через которую он и издавал свои “ммммм!”. Глаза его были выкачены, а на лбу сияла шишка – очевидно, кто-то огрел Монроя его же собственной сковородкой. Как только кляп был вытащен у него изо рта, он начал кричать что-то бессвязное насчет гоблинов и раскидывать руки в стороны в попытке проиллюстрировать ужасные размеры того, кто ударил его сковородой.

Весь коридор был усеян обрывками одежды и разным мусором. Джонатан неодобрительно заметил, что среди прочего хлама валялся и его твидовый пиджак. Из груды ночных рубашек, принадлежавших разным постояльцам, Профессор Вурцл извлек свое необычное устройство. Из его воронки торчала наполовину обглоданная рыбья голова, словно заглядывающая внутрь в поисках чего-то потерянного. Другие рыбьи скелеты были разбросаны по всему коридору, один из них лежал прямо на пороге у входа в комнату Джонатана. От всего этого Профессор пришел в ярость, почти такую же сильную, как и сам Монрой. Он вытащил из своего устройства рыбью голову и с отвращением швырнул ее в шляпу, валявшуюся на полу.

– Проклятье! – воскликнул он, после чего принялся протирать воронку одной из ночных рубашек.

Джонатан заметил, что ярлычок с именем и на шляпе, и на рубашке один и тот же, и понадеялся, что их владелец окажется не лишенным чувства юмора. Он велел Дули бежать во дворец, найти Твикенгема и предупредить Короля Грампа о нашествии гоблинов, которое показалось ему особенно зловещим предзнаменованием. До этого Джонатан никогда не слышал о какой-либо деятельности гоблинов на побережье. Не прошло и пяти минут, как Дули вернулся обратно, но не один, а вместе с Твикенгемом и Эскарготом.

Комнаты путешественников были почти так же беспорядочно забросаны разным мусором, как и коридор. Вокруг валялась не только их одежда. В комнату Джонатана гоблины притащили ветку с намотанной на нее веревкой для сушки белья, причем на веревке было и само белье, и совершенно удивительный корсет из китового уса.

– Как они посмели дотронуться до вещей моей жены! – взревел Монрой, вновь выходя из себя. – Это просто неслыханно! Что же будет дальше, интересно?! Если они добрались до денег, они очень пожалеют об этом!

– Хорошо, что не тронули книги, – сказал Джонатан, с радостью убеждаясь, что его картонная коробка с книгами в полном порядке.

– Это еще не все, – произнес Эскаргот. – Были ли у кого-нибудь еще такие вещи, которые могли привлечь гоблинов? Обычно они ограничиваются тем, что рвут все в клочья. В то же время, как они могли очутиться так далеко от своего леса? Странные времена пошли. Очень странные.

– Очень вероятно, – сказал Твикенгем, – что гоблинов послал их хозяин.

– Более чем вероятно, – согласился Эскаргот.

– Дайте я с ним разделаюсь! – закричал Монрой. – Посмотрим, кому он тут хозяин!

Джонатан и Профессор, однако, не жаждали с ним встретиться. Хотя и были почти уверены, что это им еще предстоит. Эскаргот был бледен и выглядел несчастным – более несчастным, чем в то время, когда узнал, что к нему собираются в гости, – перед тем, как скрыться в своей субмарине.

– Да, – глухо произнес он, – это его работа.

Они прибрали комнаты и выкинули мусор и рыбьи кости в окно. Из тумана доносились громкие звуки, и Джонатан был уверен, что это смеются и хихикают гоблины. Он увидел, что это сильно насторожило Профессора, но решил не обращать на них внимания. В конце концов, с этим ничего не поделаешь.