Возвышающаяся над ним надстройка была освещена, как на карнавале. Все до единой лампы, дымясь, светились в тумане, и можно было видеть тени людей, вбегающих и выбегающих из дверей и выкрикивающих приказы. Откуда-то сверху, со стороны носа, донесся крик и всплеск от какого-то предмета, упавшего в реку. За очередным воплем, донесшимся из парового свистка, последовал длинный гудок туманного горна. Из труб вырывались чудовищные, неистово клубящиеся облака пара и дыма, уплывая вдаль, чтобы присоединиться к туману и царящей на судне суматохе. Создавалось впечатление, что дымовые трубы обезумели. Выбрасываемый ими пар начал приобретать какие-то формы, потом рассеиваться и сгущаться опять. Джонатану казалось, что из труб вылетают огромные крылатые тени, которые затем взмывают в ночное небо. Наблюдая за ними, он осознал, что трубы изрыгают вовсе не дым и пар, а летучих мышей. Тысячи и тысячи черных пищащих летучих мышей, которые кружили над судном, образуя нелепое, фантастическое облако. А внизу, озаренный светом ламп, горящих на верхней палубе, стоял волшебник Майлз. Окруженный мириадами искр, он что-то говорил нараспев, что-то выкрикивал, стучал своим посохом, умоляя или проклиная. Его простертые вперед руки сжимали посох, ударяя им по палубе, – бум! бум! бум! – и эти удары были даже громче, чем вопли кружащихся, визжащих летучих мышей.
Джонатан с трудом поднялся на ноги, и вместе с ним поднялась и лежавшая неподалеку куча водорослей. Он недоверчиво потряс головой. Стоящее на палубе существо повторило его движение, рассыпая вокруг себя капли речной воды и клочки водорослей. Затем оно начало подправлять свою форму, немного выпячиваясь здесь, немного втягиваясь там и все это время колыхаясь и покачиваясь в висящем перед Джонатаном тумане, точно клубок угрей. При этом Джонатан не мог избавиться от странной мысли, что одушевленные речные водоросли принимают не просто форму человека, а форму его самого. Охваченный ужасом, он сделал шаг назад и вновь поскользнулся на валявшемся на палубе речном мусоре. Падая, он успел подставить левую руку и опять вскочил на ноги. Ему хотелось бежать отсюда, но возможность убежать по скользкой палубе казалась ему ничтожной. Внезапно ему в голову пришла безумная мысль – ему следует добежать до своей каюты и заглянуть в нее, просто чтобы посмотреть, не спит ли он там на своей койке. Потом до него дошло, что это как раз такая мысль, какие приходят во сне. Но от всех этих размышлений оказалось мало толку, когда оживший комок водорослей, стеная и шурша, качнулся вперед. Джонатан поднял марлинь. «Отшиби у него всякую охоту драться, – подумал он. – Тресни его как следует». Однако у оживших водорослей, похоже, появились такие же мысли, потому что они подняли вверх мокрую руку, как будто в ней тоже была дубинка.
Водоросли опять качнулись в его сторону. В центре спутанной массы, образующей лицо, виднелась темная мокрая дыра – рот, пускающий пузыри и издающий стоны. Из одного уголка сочилась вниз речная грязь, исчезая в состоящем из водорослей теле чудовища. Оно вновь двинулось на Джонатана, и он сделал шаг назад. Он слышал, как сверху кто-то выкрикивает его имя, слышал лай старины Ахава и вопли Гампа и Буфо, но не осмеливался поднять глаза. Да, честно говоря, у него и не было такой возможности, потому что речное чудовище с ужасающим, чмокающим стоном напало на него – холодное, липкое и мокрое, как сама река.
Он сделал выпад своим марлинем, неистово желая размазать жуткую тварь по палубе. Дубинка врезалась в ее тело, погрузилась в него, зарылась в пузырчатые водоросли, и почти в то же самое мгновение речное чудовище ударило Джонатана по голове узловатой рукой, осыпав его смешанным с илом мусором.
Он высвободил дубинку и начал молотить ею чудовище, все время отступая назад, подальше от ковыляющей твари. Внезапно до него дошло, что он приближается к краю палубы и через мгновение окажется в реке. Река, без сомнения, была последним местом, где бы ему хотелось оказаться.
Вокруг Джонатана обвились плети водорослей. Он споткнулся и уронил свой марлинь. Нельзя забить водоросли насмерть дубинкой, или, по крайней мере, так казалось Джонатану. Он начал разрывать их руками, выдирая клочки листьев, горсти травы. Изо рта твари хлынула речная грязь, и Джонатан ткнул в нее рукой, чтобы остановить этот поток, чтобы уберечь от него свое лицо. Схватив горсть покрытых илом водорослей, он вырвал их из головы противника, сорвал верхушку его головы. Как только он это сделал, его осенило, что он сражается с чудовищем, которое отчасти является плодом его воображения, что речные водоросли ненамного страшнее тараканов. Так что он принялся раздирать их на куски. Не прошло и нескольких секунд, как чудовище превратилось в кучку водорослей, лежащую на палубе, – не осталось ничего, кроме грязи, вытащенной из реки.
Однако у Джонатана не было времени насладиться своей победой, потому что со стороны правого борта из тумана появилась медленно плывущая к пароходу лодка, в которой сидели два человека. Его старые знакомые. Он, спотыкаясь, бросился вперед, отыскал среди водорослей свой марлинь и только тут осознал, что промок до костей от жутковатого и неприятного сочетания речной воды, тумана и пота. За бортом послышался неестественно громкий скрежет и толчок – это лодка причалила к пароходу. Джонатан решил не обращать на нее внимания – оставить безголовых гребцов кому-нибудь другому, кому-то, кто не сражался с водорослями. Но потом у него появилась более удачная мысль. У фальшборта стояли, выстроившись в ряд, деревянные ящики с грузом. Он попытался приподнять один из них, но ящик не шелохнулся. Два других были такими же тяжелыми, но четвертый, поменьше, чем остальные, оказался не таким неуступчивым. Джонатан вытащил его из ряда других и начал толкать перед собой по палубе.
Где-то в шести футах от него покачивалась на волнах лодка. Двое ее пассажиров по-прежнему сидели в ней и, по-видимому, никуда не торопились. Джонатан слышал, как из алой раны на шее безглазого человека с шипением вырывается воздух. Он поставил ящик на один бок, опер его о поручень, подхватил снизу и с грохотом сбросил на лодку и ее кошмарную команду. Послышался треск ломающегося дерева и жуткий вопль. Отлетевшая от борта лодки планка взвилась по спирали в воздухе и просвистела мимо стоящего у поручня Джонатана. Достигнув вершины своей траектории, она упала в реку, плюхнувшись рядом с ухмыляющейся головой, которая плавала на поверхности воды, заливаясь безумным смехом. Гребец и тело безголового, так же как и обломки разбитой лодки, исчезли, словно их поглотила пучина. Джонатан провожал взглядом ужасную смеющуюся голову, пока она не скрылась за кормой.
Потом где-то вдалеке, на просторах реки, послышался приглушенный из-за тумана скрип весел в уключинах. Затем неспешно плывущая в его сторону лодка с двумя пассажирами материализовалась. У одного из них на шее виднелась рана.
Джонатану пришло в голову, что к утру кое-кто из зомби здорово утомится, и, отправившись за очередным ящиком, он задумался над тем, позволяется ли бэламнийским кошмарам претендовать на плату за риск. Потом он задумался над тем, зачем зря расходовать ящики. Джонатан бросил тот ящик, что тащил за собой, и направился по коридору искать старину Ахава, который – если только на борту не завелись призрачные собаки – был где-то на носу и яростно лаял.
Джонатан прошел уже половину коридора, когда перед ним появилась вездесущая старуха – она что-то вязала, сидя с кошкой на коленях. Мгновение назад ее там не было, в этом он был уверен. Она зашлась кудахтающим смехом и выставила ему навстречу свое вязанье, точно это была пара перчаток или шапка. На самом деле оно представляло собой путаницу никак не связанных друг с другом или по-разному соединенных узлов, смутно похожих на паучье гнездо, И по нему, к ужасу Джонатана, ползали пауки. То, что показалось ему комками пряжи, было черными мясистыми пауками, которые карабкались по спутанной паутине.
Джонатан бросил ей в лицо марлинь и в тот же самый момент повернулся и бросился бежать. Кудахтающий смех опять выгнал его на усеянную водорослями палубу. У него над головой Майлз по-прежнему испускал крики и стучал посохом. Лампады сияли, искры летели, туман клубился, и в ночи эхом отдавалась какофония криков, воплей, смеха и стука паровых машин. Джонатан бегом бросился на левый борт, надеясь, что ведьма отправится пугать кого-нибудь другого. Вдоль фальшборта в его сторону, крича, размахивая руками и топая ногами, бежали Гамп и Буфо. За ними, вытянув вперед руки и хватая пальцами воздух, ковылял безголовый пассажир из лодки. Позади него, лая и подпрыгивая, несся старина Ахав, которому, поскольку у него было не такое богатое воображение, как у некоторых, было, так или иначе, наплевать на головы. Однако было невозможно сказать, кто гонится за ним. Джонатан почувствовал себя определенно уставшим. По сути, у него было такое впечатление, словно он находится в какой-то комнате ужаса с часовым механизмом, у которой нет выхода. Было похоже на то, что это безумие может продолжаться всю ночь, что в реке имеется достаточно большой запас способных возрождаться кошмаров, чтобы выдержать любое сопротивление. Чары Майлза, которыми он пытался противодействовать всему этому, какими бы величественными они ни были, похоже, не очень-то действовали. Сам Майлз, когда Джонатан посмотрел на него в последний раз, как раз прервал свои заклинания и, неистово размахивая посохом, колотил им по палубе, словно пытался что-то с нее сбросить.
