– Здорово, Бинг, – раздался сзади голос Профессора.

– Профессор, – отозвался Джонатан, – доброе утро.

– Ну, во всяком случае, это было утро, – заметил Профессор.

Ахав выскочил из-за угла, промчался мимо Профессора Вурцла, довольный тем, что видит Джонатана уже на ногах, и какое-то время бегал по кругу, наклоняя голову то влево, то вправо в поисках жучков.

– Я выпустил старину Ахава пару часов назад. Мне показалось, так будет лучше.

Джонатан заверил его, что так действительно лучше.

– Думаю, мне нужно выпить кофе.

Они с Профессором двинулись вперед.

– Знаешь, у капитана есть вечно кипящий кофейник. Он рассказывал мне об этом сегодня утром. Он бросил в него первую порцию молотого кофе тринадцать лет назад. Тот, кто стоит на вахте, отвечает за кофейник и должен добавлять в него кофе и воду каждый раз, когда в нем остается не больше трех дюймов жидкости. И тебе следует посмотреть на кофейные зерна – большие, маслянисто-черные, которые выглядят так, словно их жарили примерно месяц. Запах у них невероятный, точно у горелой тропической грязи или чего-нибудь в этом духе. Это невозможно описать.

– Ты хочешь сказать, что этому кофе тринадцать лет от роду?!

– В каком-то смысле – да, – подтвердил Профессор. – На самом деле это захватывающая мысль.

– И ты говоришь, он пахнет как тропическая грязь?

– Что-то в этом роде, да. – Профессор кивнул. – Однако не пойми меня превратно. Аромат у него потрясающий.

– А вкус у него как у кофе?

– Лишь в какой-то степени, – признал Профессор. – Случалось, по крайней мере так говорил мне капитан, что время от времени им приходилось варить его на речной воде. Нагревание, разумеется, уничтожает органические примеси.

– Разумеется, – откликнулся Джонатан, чьи наихудшие опасения воплотились в жизнь.

Примерно в это время они подошли к камбузу, и там, прикрученный к стойке анкерными болтами, настолько большими, что ими можно было оглушить человека, действительно висел совершенно невероятный кофейник.

По сути, если бы Джонатан уже не был готов к чему-либо подобному, он так и не понял бы до конца, что это такое. На самом деле там были два кофейника, висящие бок о бок и соединенные сверху и снизу скрученными в спираль медными трубками. Над ними висела третья емкость, из которой в обе нижние уходила еще пара спиральных трубок. Небольшой клапан в форме остроконечной половинки яйца со свистом выпускал из верхнего сосуда клубы пара – темные едкие облака, которые лениво плыли в сторону открытого окна, до которого было несколько футов. В воздухе ощущался странный, необычный запах, в котором, казалось, смешались речная вода, мелко порубленные водоросли и, как сказал Профессор, горелая тропическая грязь.

Капитан Бинки лично завел специальной ручкой висящую на стене кофемолку из стекла и дерева. Из открытого бочонка зачерпнул пригоршню самых черных, самых маслянистых зерен, которые когда-либо видел Джонатан, и затем собрал перемолотый кофе в жестяную миску. Потом открыл крышку верхнего сосуда, вытащил из него сито, заполненное влажной, источающей пар массой, вытряхнул ее в помойное ведро и засыпал в сито свежепомолотый кофе, все время напевая что-то про себя и подергивая головой таким образом, что можно было предположить: либо он испытывает потрясающее удовлетворение, либо находится в состоянии легкого безумия. Он пел: «Кто-то любит его горячим, хааа! Кто-то любит его холодным, хо! Кто-то любит, чтобы пить, двадцать лет его варить!» – повторяя эти слова вновь и вновь и слегка подпрыгивая, когда его песня доходила до слов «хааа!» и «хо!».

Гамп, Буфо и Майлз сидели за столом в углу камбуза. Джонатан кивнул им, и Гамп покрутил пальцем у виска и показал на капитана Бинки. Джонатан заметил, что перед всеми троими стоят пустые кофейные чашки и что Профессор заново наполняет свою из краника, установленного снизу на одном из больших сосудов. Из краника, булькая, лилась темная бурлящая жидкость, вместе с которой вырвалось невероятное облако ароматного пара.

Капитан Бинки сполоснул миску, в которую насыпал молотый кофе, и повесил ее на крючок рядом с кофемолкой.

– Чашечку? – спросил он у Джонатана, указывая на ряд кружек, висящих на деревянных гвоздях.

– Разумеется. – Джонатан посмотрел на Профессора, чтобы убедиться, что старина Вурцл действительно пьет кофе, а не просто вовлекает его в какую-то чудовищную игру.

Капитан подал ему дымящуюся чашку. Джонатан мгновение поколебался, не попросить ли ему сахара и сливок, но потом ему пришло в голову, что это будет все равно что просить кетчупа, чтобы полить им жаренную в апельсиновом соусе утку, поданную в каком-нибудь утонченном ресторане. Как раз то, что нужно, чтобы повар взбесился. Кроме того, какую пользу могут принести вчерашние сливки и сахар кофе, который варили в течение тринадцати лет? Так что Джонатан решил не оттягивать неизбежное и быстро сделал большой глоток. Капитал Бинки наблюдал за ним, приподняв брови.

Профессор был прав. Кофе был потрясающим, невероятным – не похожим ни на что из того, что Джонатан пробовал раньше, а этим было многое сказано. Он и сам неплохо варил кофе и несколько лет назад был на продуктовой ярмарке в деревне Бромптон, когда Лео Мак-Дермотт с братом варили кофе в кофейнике знаменитого «Голубого Джамока». Однако смесь капитана Бинки превзошла все остальное. Кофе был настолько густым, что казался почти бархатистым, и в нем присутствовала сотня не поддающихся опознанию оттенков вкуса. Как раз когда Джонатан пришел к выводу, что он отдает шоколадом, шоколад полностью пропал. А когда после второго глотка ему показалось, что этот кофе походит на один из видов темного портера, который изготавливают из жженого ячменя, этот привкус тоже исчез – лишь для того, чтобы смениться безошибочно узнаваемым ароматом странных пряностей.

– Это самый замечательный напиток, который я когда-либо пробовал, – сказал Джонатан ожидающему Бинки. В следующем глотке, который он сделал, на мгновение появился слабый намек на травянистую речную воду. Не то чтобы Джонатан, глотая кофе, подумал, будто у него вкус речной воды, просто ему вдруг вспомнились широкие, глубокие, прохладные реки, которые где-то глубоко в его сознании смешивались с водами моря.

– Вторую чашечку? – спросил Бинки.

– Пожалуйста.

– Только не пей третью, – прошептал Профессор. – По крайней мере до тех пор, пока не выветрится действие первой.

Он сделал знак в сторону человека, который сидел за столом перед пустой чашкой. В его глазах застыло загадочное выражение, словно он созерцал нечто великое, разгадывал непостижимые тайны. Перед ним на столе, рядом с пустой чашкой, стояло чучело маленькой жабы с нарисованной на мордочке глуповатой пьяной ухмылкой.

Человек ткнул жабу в нос.

– Ты рыба? – спросил он и какое-то мгновение ждал ответа. – Ты рыба? – спросил он вновь, щелкая ее по носу.

– Слишком много чашек кофе, – шепнул Профессор Джонатану. – Час назад он был таким же нормальным, как ты или я. Он купил эту жабу в деревне Твит для своей дочки. Рассказал нам об этом во всех подробностях. Где-то за четвертой чашкой он впал в транс и начал говорить с жабой о семи таинствах.

– А она отвечала? – спросил Джонатан.

– Нет еще. Она не произнесла ни слова.

Джонатан посмотрел на капитана Бинки, который пожал плечами, словно давая понять, что в реакции любителя кофе нет ничего удивительного, и заявил:

– Дайте мне еще тринадцать лет, и он у меня полетит.

Джонатан решил быть с этим кофе поосторожнее. Ему было все равно, была эта жаба рыбой или нет.

– Капитан Бинки пишет книгу о тайнах кофе, – сказал ему Профессор. – Это замечательное произведение – примерно миллион слов. Может, больше.

Капитан вытащил из потайного ящика под стойкой толстую рукопись. Титульный лист гласил: «Приготовление кофе как изящное искусство. Автор – капитан Эустасио Бинки». А под этой надписью была нарисована керамическая на вид чашка, наполненная разноцветным бурлящим варевом, которая живописно символизировала кофе капитана Бинки.