Дверь распахнулась. Эдна, опасавшаяся, что встреча получится холодной, подавила в себе порыв и не обняла дочь. Она уперла руки в боки и уставилась на Фрэнки, ожидая, что ей выкажут пренебрежение. Но ничего такого заметно не было. Напротив, Фрэнки пригласила ее в дом и вдруг обняла. Напряжение у Эдны немного спало, но она решила сохранять бдительность.
Они устроились в гостиной, и Эдна обратила внимание, что здесь стало намного лучше. Появились хорошие занавески, новый ковер, цветы в горшках. Нет набросанных вещей на полу, книг и пластинок в беспорядке. Чистые стены и даже гравюра в рамке. Ну, если картина висит, значит все нормально.
Фрэнки приготовил ей чаю и сел рядом на софу.
– Ужин тоже готовится. От «Свансонов», ты любишь курицу?
– Я не очень голодна. Этого, – Эдна кивком показала на чай, – достаточно.
– Готово будет через час. Поужинаем позже?
– Потом и решим. А у тебя очень мило. Ты нашла, чем себя занять.
– Да? – Фрэнки забеспокоился, вспомнив, чему посвящал себя несколько недель. – В основном Терри старается. Делает все, что я ему скажу. Сейчас мы ладим.
– Ты не работаешь, мне это нравится.
– Да, я не работаю.
Из проговорок и намеков, так или иначе звучавших последние два года, у Эдны сложилось тягостное впечатление о работе Фрэнки. Она расстраивалась, хотя вида особо не показывала. И сейчас, узнав, что с той работой покончено, она облегченно вздохнула.
– Прекрасно. Еще успеешь наработаться.
– У Терри сейчас две работы. Даже три, если учесть то, что ему приходится делать здесь.
– Поддерживать порядок в доме – это тоже работа. Хотя очень многие так не считают. – Она осмотрелась по сторонам. – Мне нравится, как ты здесь все устроила.
– Ты никогда не ощущала себя поездом? – вдруг спросил Фрэнки.
Эдна нахмурилась, потом засмеялась и похлопала себя по животу. – Баржей, может быть. Но поездом… нет.
– Я чувствую себя как поезд без тормозов. И невидимая рука разгоняет меня сильнее и сильнее.
– Не понимаю, о чем ты?
– Я совершаю поступки бездумно. Даже не знаю… И не могу остановиться.
– Что с тобой, Франческа? У тебя всегда проблема, что-нибудь да происходит. Почему?
– У тебя тоже были проблемы.
– Ты себя всегда толкаешь на какие-нибудь трудности, эти драмы…
– Я говорю не об этом. Поверь мне.
Эдна укорила себя за некоторую резкость. Она не хотела судить излишне сурово. – Рано или поздно ты должна взять на себя ответственность.
– Уже сделано, – пробормотал Фрэнки. – Смотри, что теперь со мной происходит.
– Это жизнь, Фрэнки. – Ты делаешь все возможное. Но успеха или добиваешься или нет.
Фрэнки хохотнул. – А в чем именно заключается успех? Тоже вопрос, не так ли? Чем же я буду жить?
– Ничего нет плохого в честолюбии. Оно дает человеку цель, понятие жизненных ценностей. Такое, что есть мало у кого из нас. У меня ничего подобного никогда не было, только семья. А семья тоже штука непредсказуемая. – Она старалась не смотреть на дочь. – Это не так уж безопасно – поставить свою жизнь в зависимость от другой.
– Прошлой ночью у меня был конфликт с собственным честолюбием. Это было ужасно. Лучше миллион раз потерпеть неудачу, чем встретиться с самим собой.
– Ты снова об этом, Франческа. Я тебя не понимаю.
– Ведь было уже сказано – я поезд.
Эдна покачала головой, вспоминая времена попроще и потеплее. Тогда можно было просто заботиться о своем ребенке, получая от этого какую-то отдачу. – У людей бывают провалы в жизни, – неохотно проговорила она. – Но это еще не конец света.
Фрэнки чуть не завопил при этих словах. – Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? Еще немного, и я стану хуже, чем Терри. А изменить направление жизни я не могу, потому что тогда стану жертвой. Так или иначе я в западне. Я – жертва.
– Жертва, жертва, жертва, – взорвалась Эдна. – Только и слышу об этом последние времена. Как будто говорит человек, который не живет собственным умом. Но ты-то что, у тебя все на месте, Фрэнки, хорошая моя. Ты никакая не жертва, пока сама того не захочешь.
– Я жертва, – произнес он беспомощно. – В любом случае.
– Отлично. Может, вернешься в школу? Тебе ведь там нравилось. Я всегда думала об образовании как о выборе пути. Научиться ориентироваться, да. Я знаю, у тебя есть собственное мнение на сей счет, я никогда тебя не принуждала.
– О чем ты говоришь?
– О тебе, Фрэнки. Я говорю о тебе.
– Я не думаю, что школа даст мне ответ.
– Что тогда? – Эдна почувствовала раздражение. – Ты не хочешь домой. Отказываешься от лечения, не желаешь оставить этого мужчину. Хотя бы скажи, что мне делать?
– Я не знаю.
– Что я могу для тебя сделать? Пожалуйста, ответь. Я уже ничего не понимаю. Я не знаю, ни о чем спросить, ни что сказать. Ты просила меня приехать, я здесь. Что теперь? Как нам вызволить тебя из того, что мы толком и понять не можем?
– Ты сердишься. Почему ты сердишься?
– Я вне себя, Франческа. У тебя есть все – молодость, красота, ум. Чего еще тебе не хватает?
– Скажи, что я сумасшедшая. Посмотри мне в глаза и скажи. А потом пообещай, что кошмара больше не будет.
– О, Фрэнки…
– Обещай мне, что кошмар кончится.
– Ты так все усложняешь.
– Вот видишь? У тебя не получается. Я испытываю одиночество. Я калека, чудовище и одиночка.
*
Он перестал покупать животных, не искал новые магазины, не придумывал унижения для Терри. В его жизни образовалась пустота, и он вернулся к шитью для кошки, еще больше подружился с Луизой. Это помогало ему справляться с длинными днями, а ночи давались тяжело. Несмотря на эту перемену, теплоты к Терри не прибавилось. Стыд и растерянность удерживали его от сближения. Ему хотелось одного – не общаться с Терри. А тот в результате еще больше стремился к Фрэнки.
Работа стала Терри раздражать, но он терпел. Однако же делал все больше ошибок и постоянно опаздывал, иногда на полчаса, час. Сэл подменял его, жертвовал собой, но ему вскоре надоело. Обычно он и внимания не обращал на окружающий мир, тем более не предъявлял никому никаких претензий, но теперь настолько зациклился, что даже перестал играть в свою игру, целый месяц разговаривал с собой, отрабатывал фразы.
– Что я могу сделать?
– Я уже извинился за опоздание, – прошипел Терри.
– Да не об этом я. Помочь… могу я тебе чем-нибудь помочь?
– Сделай мне радость, займись своей игрушкой.
Сэл надолго умолк. – Послушай, я же вижу, что ты не в порядке.
Да все нормально. Кто там тебе чего наговорил?
– У меня есть глаза.
– Ты хочешь правду знать или тебе нравится повторять чушь, которой тебя накормили?
– Никто меня ничем не кормил.
– Правда в том, что я никогда не был счастлив. Мы сейчас это обсуждаем, так ведь? Счастье. Можно написать это слово. Но никакого счастья не будет. Оно за пределами всего. Не думаю я, что ты понимаешь. – Он подергивался от беспокойства и нетерпения. – Ты думаешь, это я с тобой разговариваю – тот, кто стоит перед тобой, да? Нет. Меня здесь нет. Я за пределом этого места. Далеко. Это как если сравнить огонь и камень. Ты умеешь? Не умеешь. Один живой, другой мертвый. Я сгораю. Каждый день я сгораю все больше и больше.
Сэл растерялся. И, заикаясь, спросил, чем же помочь-то. А Терри уже потерял к нему интерес.
– Сохрани свое сострадание для того, кто действительно в нем нуждается. А сейчас извини, мне надо позвонить.
– Не опаздывай больше, – предупредил Сэл. – Я тебя прикрывать не стану.
– И правильно сделаешь. – Терри приложил трубку к уху. – Время – деньги. Мгновения перерастают в часы. Сердце страдает от того, что ему приходится ждать. Возьми трубку, Фрэнки. Возьми трубку. Возьми трубку…
Основы
Лордоз – искривление позвоночника, при котором живот и грудь обращены своей выпуклостью вперед, а голова и ягодицы – назад. У крыс он является стереотипным рефлексом и сопровождается легким раздвиганием задних конечностей. Это очень помогает проникновению пениса мужской особи при совокуплении.