По английскому обычаю воры, ожидающие в тюрьме смертной казни, имеют право распродать все свое имущество, чтобы как следует попировать напоследок. Особенно охотно покупают у них лошадей, большей частью превосходных. У одного такого вора торговал коня некий лорд. Считая, что последний-свой брат-жулик, вор сказал ему: оНе хочу тебя надувать: конь у меня и вправду легок на ногу, но с большим изъяном боится решетокп.

Не так-то просто понять общий замысел оКнидского храмап, да и отдельные места там неясны. Вот почему г-жа дю Деффан называла эту книгу оапокалипсисом галантной литературып.

Одного охотника пересказывать людям все хорошее, что им случалось оказать друг о друге, называли любителем подобрословить.

Фокс задолжал огромные суммы ростовщикам-евреям в надежде, что один из его дядей после смерти оставит ему наследство и тогда он расплатится с долгами. Дядя женился и обзавелся сыном, после чего Факс сказал: оЭто не ребенок, а настоящий младенец Иисус: он родился оа погибель евреямп.

оЖенщины так обесславили себя, что мужчинам уже неловко хвалиться успехом у нихп,-любил говорить Дюбюк.

Кто-то сказал Вольтеру, что, злоупотребляя работой и кофе, он убивает себя. оА я уже родился убитымп,-ответил он.

Некая дама овдовела. На следующий день после похорон к ней с визитом пришел ее духовный наставник и застал ее за игрой в карты с весьма изящно одетым молодым человеком. оСударь,-сказала она, увидев, как ошеломлен вновь пришедший,-явись вы на полчаса раньше, вы застали бы меня всю в слезах; но я поставила свою скорбь на карту и проиграла ееп.

О предпоследнем епископе Отенском, человеке чудовищной толщины, говорили, что он был создан и послан в мир, дабы люди убедились, до чего растяжима человеческая натура.

оСветское общество было бы прелестно,-говаривал М* по поводу царящих там нравов,-если бы члены его хоть сколько-нибудь интересовались друг другомп.

Нужно считать очевидным фактом, что человек в железной маске был братом Людовика XIV; в противном случае эта таинственная история становится полнейшей нелепостью. Очевидно и то, что Мазарини был не только любовником королевы, но (как это ни невероятно) и eе мужем, иначе невозможно объяснить тот безапелляционный тон, каким кардинал пишет королеве из Кельна по поводу ее решения в каком-то важном деле: оВам надлежало, государыняп, и т. д. К тому же старые царедворцы рассказывают, что за несколько дней до смерти королевы между ней и ее сыном произошло трогательное объяснение, сопровождавшееся слезами; надо полагать, что именно тогда мать и открыла сыну свою тайну.

Папа Ганганелли спросил у барона де Ла Уза, оказавшего ему кое-какие услуги, чем он может быть полезен барону. Ла Уз, хитрый гасконец, попросил подарить ему мощи какого-нибудь святого. Папа удивился такой просьбе, да еще исходящей от француза, но мощи подарил. У барона в Пиренеях было захудалое поместье, почти не приносившее до

ходов, потому что сбывать урожай было некуда. Он привез в свое поместье мощи святого и повсеместно дал об этом знать. Отовсюду съехался народ, начали совершаться чудеса, ближний городок заселился, провизия поднялась в цене, и доходы барона утроились.

Король Иаков, живший после изгнания в Сен-Жермене только на щедроты Людовика XIV, наезжал в Париж, чтобы лечить от золотухи возложением рук - он ведь считал себя и королем Франции.

Г-н Серутти сочинил стихи, где была такая строка: О старец из Ферме, о пан-шартренский старец. . .

Даламбер, прочитав его рукопись, изменил эту строчку таким образом:

О старец из Ферме, старик из Пан-Шартрена. . .

Пятидесятилетний г-н де Б* женился на тринадцатилетней мадмуазель де С*. Во время этого сватовства о женихе говорили, что он жаждет занять должность куклы мадмуазель.

Некий очень глупый человек, вмешавшись в беседу, сказал: оМне пришла в голову мысль!. - оДа ну?п,-воскликнул некий острослов.

Милорд Гамильтон, большой оригинал, однажды напился в какой-то английской харчевне, убил слугу и поднялся к себе, так и не поняв, что он натворил. Перепуганный хозяин заведения прибежал к нему с криком: оМилорд, вы убили моего слугу)п.-оПоставьте его в счетп.

К шевалье де Нарбонну подошел некто весьма назойливый и с неприятной фамильярностью сказал: оДдравствуй, мой друг, как ты поживаешь?п. - оЗдравствуй, мой друг, как тебя звать?п,-отпарировал шевалье.

Некий скряга мучился зубной болью; ему посоветовали вырвать зуб. оДа уж, видно, придется мне раскошелиться и выложить егоп,-заохал скупец.

Кто-то сказал о человеке, которому очень не везло в жизни: оОн на спину упадет, и то нос раскваситп.

Я рассказал в обществе об одном любовном похождении жены президента де*, но не назвал ее имени. оЭта самая г-жа де Верньер, о которой вы только что говорили...п,-простодушно подхватил мой рассказ М*. Все так и покатились со смеху.

Вернувшись из Германии, М* сказал: оВот уж кто из меня не получится, так это немецп.

Станислав, король польский, с каждым днем садился обедать все раньше. По этому поводу г-н де Ла Галезьер сказал ему: оГосударь, если так будет продолжаться, вы кончите тем, что прикажете подавать обед наканунеп .

М* никак не мог исцелиться от своего недуга, так как постоянно нарушал режим и не отказывался ни от каких удовольствий. По этому поводу он сказал мне: оЕсли бы не я, какое завидное у меня было бы здоровье!п.

Некий бреславльский католик выкрал из церкви своей общины золотые сердечки и другие дары прихожан. Представ перед судом, он заявил, что их самолично вручила ему божья матерь. Приговор, который ему вынесли, был, согласно обычаю, отправлен на утверждение прусскому королю. Король приказал богословам собраться и решить, так ли уж невозможно, чтобы матерь божья подарила ревностному католику какую-нибудь мелочь. Богословы, весьма смущенные, пришли к заключению, что подобный подарок в принципе возможен. Тогда король написал под приговором .виновному: оОбъявляю высочайшее помилование такому-то, но запрещаю

ему под страхом смертной казни принимать в дальнейшем какие-либо подарки от матери божьей и святыхп.

Как-то, когда епископ де Л* сидел за завтраком, к нему пришел аббат де*. Епископ пригласил гостя позавтракать, но тот отказался. Прелат стал настаивать. оМонсеньер,-сказал священник, - я уже дважды завтракал, к тому же сегодня постп.

Когда г-н Вольтер был проездом в Суассоне, ему нанесли визит представители тамошней Академии. На их слова о том, что Суассонская академиям-старшая дочь Французской академии, Вольтер ответил: оВы правы, господа, она-старшая дочь, притом такая благоразумная и .порядочная, что никто даже словечка о ней не молвитп.

Когда в кафедральный собор города Арраса поставили гроб с телом маршала Левиса, епископ аррасский воскликнул: оНаконец-то этот достойный человек в моих руках!п.

Принцесса Конти, дочь Людовика XIV, увидев однажды спящуюили притворившуюся спящей-дофину, принцессу Баварскую, долго ее разглядывала, а потом сказала: оДофина еще уродливее, когда спит, чем когда бодрствуетп, на что та, не открывая глаз, ответила: оНе всем же быть детьми любви!п.

Некий американец, обнаружив шестерых англичан, отбившихся от своей части, с неслыханной отвагой бросился на них, двух ранил, четырех обезоружил и всех привел к генералу Вашингтону. Генерал спросил, каким это образом он ухитрился один справиться с шестерыми. оКак только я их увидел,-ответил тот, - я сразу пошел в атаку и окружил ихп.

В ту пору, когда было установлено несколько налогов на богачей, один миллионер, оказавшись в обществе других толстосумов, которые жаловались на трудные времена, воскликнул: оКто счастлив в наши дни? Разве что какие-нибудь жалкие нищие!п.

Когда аббат Петио тяжко заболел, святые дары принес ему аббат С*. Увидев, с каким видом больной принял сами знаете что, С* подумал: оЕсли этот человек выздоровеет, он будет моим другомп.

Некий поэт спросил, нравится ли Шамфору написанное им двустишие. оОчень,-заявил Шамфор, - только нельзя ли его сократить?п