Однако в период, когда начинались экзамены, это отношение обычно резко изменялось.
Солдатский сын Степан Петрович Крашенинников был одним из лучших учеников Славяно-греко-латинской академии. Пытливый и жадный к знаниям, он неизменно оставался отзывчивым товарищем и безвозмездно помогал своим богатым и знатным соученикам, имевшим и гувернеров, и репетиторов.
Сам Крашенинников жил бедно. У него нередко нехватало даже на скромный обед. Но учился он страстно и горячо и неспроста заслужил высокий отзыв Ломоносова, который позднее отмечал его "способности и рвение к науке".
В 1732 году имя Степана Крашенинникова получило первую известность: как лучшего ученика его направили для дальнейшей учебы в Академию наук, незадолго перед тем учрежденную в Петербурге.
К этому времени первая экспедиция Беринга - Чирикова уже возвратилась из своего дальнего, сурового похода, и в Петербурге велось много споров о путешествии: одни считали его и удачным и смелым, другие называли бесплодным.
Споры велись и в Академии наук, и Крашенинников не только жадно прислушивался к отзывам ученых, но и сам участвовал в спорах. Он понимал, что великое задание Петра I - исследовать, соединяются ли Азия и Америка или между ними существует пролив, - Беринг, несмотря на огромные усилия, не смог выполнить. Берегов Америки капитан-командор не увидел, хотя и находился, очевидно, недалеко от них. И все же Крашенинников доказывал, что экспедиция дала огромные результаты, во многих отношениях обогатив отечественную науку.
- Завидую спутникам Беринга и Чирикова, - говорил он увлеченно. Почему не выпало мне счастье - быть среди них?.. Они видели так много нового на трудном, благородном своем пути!
А когда стало известно, что правительство разрешило вторую, еще более грандиозную экспедицию к берегам Северной Америки, - участие в этом походе стало для Крашенинникова заветной мечтой.
С жадностью слушал он рассказы бывалых людей, вернувшихся из первой экспедиции. Необъятные просторы Сибири, горы и пади Камчатки, суровая даль Чукотки, неизвестные берега Америки, - все это звало и влекло молодежь волнующей перспективой новых ценных открытий. Все было исполнено в далеких тех землях глубокого познавательного интереса, - и неизвестные племена, что населяли побережье студеных морей и Тихого океана, и мир растений, зверей, рыб и птиц, и камни, и руды, и "горелые сопки", полыхающие грозным пламенем извержений...
Однако мечтать ли ему, студенту, о славном таком походе? В "академической свите", как именовался отряд ученых при экспедиции Беринга Чирикова, называли фамилии знаменитостей: академик-историк Миллер, академик-естествоиспытатель Гмелин, академик-астроном Людвиг Делиль де ля Кройер... Солдатскому сыну, который только великим упорством и трудом проложил себе путь в Академию, мечта об участии в походе казалась слишком смелой и неосуществимой.
Но к удивлению и восторгу Крашенинникова ему вдруг предложили принять участие в походе. Ученые не посчитались с простой родословной студента ведь он мог пригодиться им как хороший помощник.
По прибытии в Якутск, испытав на себе трудности сибирского пути, Миллер и Гмелин призадумались. Академиков-немцев серьезно волновали новые трудности, которые ожидали путешественников впереди. И, посоветовавшись между собой, они решили послать на Камчатку одного Крашенинникова.
Позже академик Миллер писал:
"Между тем прибывши академические члены в Якутске 1736 году уведомились, что учреждения к вступлению в морской путь далеко не доведены еще до такого состояния, чтоб можно было продолжать им путь до Камчатки без замедления... Потому рассудили они за благо послать на Камчатку наперед себя надежного человека... и в сию посылку выбрали господина Крашенинникова..."
Возможности продолжать путь "без замедления" были, конечно, одинаковы и у Крашенинникова и у академиков. Но молодой исследователь, в отличие от своих руководителей, по-прежнему с нетерпением рвался на Камчатку, не боясь никаких трудностей.
Услышав о принятом учеными решении, Степан Крашенинников заявил, что готов немедля отправиться в путь.
Какая почетная задача выпала на долю безвестного петербургского студента!
Камчатка все еще оставалась мало изученной, хотя русские не раз посещали ее, а Владимир Атласов еще за сорок лет до Крашенинникова сделал даже географическое описание этого края. Но Атласов погиб, многого не успев сделать. В центральных районах полуострова, на заснеженных перевалах, у горных озер и истоков бесчисленных рек почти никто из русских не бывал и никто не дал полного научного описания Камчатки, ее населения, животного и растительного мира, природных богатств, ее истории.
Это должен был сделать двадцатишестилетний русский студент.
В августе 1737 года, после долгих походов по бесчисленным руслам рек, по горам, болотам и тайге, совершив большую научную работу по исследованию и изучению Сибири, Крашенинников прибыл в Охотск. Оставался последний отрезок дороги - морской переход на Камчатку.
В то время, когда Крашенинников ждал в Охотске прихода корабля, морские рейсы, совершенные на Камчатку, можно было бы пересчитать по пальцам.
Степану Петровичу предстояло плыть на "Фортуне", одном из четырех судов первой экспедиции Беринга, малом, порядочно потрепанном штормами корабле. Моряки с "Фортуны" рассказывали откровенно, что только тихая погода уберегла их судно от беды. Много наслышался от них Крашенинников о ледяных штормах Охотского моря, о камчатском бездорожье, о трудной жизни в заброшенном том краю. Камчатка снабжалась только привозным хлебом, цены возрастали с каждым километром пути.
Но путешественника все это мало беспокоило: жить в роскоши он не привык, а приказная изба в Большерецке выплатит ему положенное жалование.
4 октября 1737 года "Фортуна" покинула Охотск.
Дул ровный береговой ветер, и судно неторопливо, под слабо наполненными парусами, двигалось на восток. К вечеру ветер замер, волны улеглись, полнейший штиль опустился над морем.
А ночью, когда пассажиры собирались на покой, над палубой "Фортуны" пронесся внезапно тревожный крик. Матросы бросились к трюмам. Зажгли факелы, и в свете их стало видно, как среди ящиков и тюков плещет, стремительно прибывая, тяжелая, черная вода...
