— Жди здесь, — бросил я. — Пойду куплю запаску на ближайшей бензоколонке и помогу тебе заменить колесо. Размер шины можешь сказать?

— Не могу! — Он с упрямой решимостью затряс огромной башкой. — Ты иди, иди. Бери свой чемодан и иди вперед. И девочку не забудь. Я сам справлюсь с чертовой машиной.

Но…

— Послухай, я тебя прошу, вылазьте вы оба из моей машины и больше никогда не появляйтесь в моем доме. Деньги — это всегда пожалста, пожертвования — да ради Бога, но я же могу потерять работу! А неприятности мне не нужны. Берите свой чемодан и идите прямо по этой улице — она выведет вас к автобусной станции.

Он выглядел смешно и жалко, этот польский патриот, но это была его машина и у него возникли проблемы, но теперь, когда мы благополучно перешли границу, меня его проблемы не волновали.

Я протянул ему руку:

— Ты настоящий товарищ и преданный активист движения, — с жаром произнес я по-польски.

— Ты с ума сошел, говори по-английски!

— И Польша тебе благодарна! — закончил я по-английски. Я взял чемодан в правую руку, левой подхватил Минну за ладошку и мы оставили пана Ежи стоять посреди дороги.

Центральная часть Форт-Эри оказалась не такой уж большой, и мы без труда нашли автобусную станцию. Она располагалась на главной улице. Мы провели три часа в ожидании автобуса на Торонто, где можно было сделать пересадку на монреальский автобус. Я купил билеты и уселся на лавке рядом с Минной.

— И зачем мы только с ним связались? — задала она резонный вопрос.

— Он перевез нас через границу.

— А что, мы не могли пройти по мосту пешком?

— Может, и могли. Но я тогда просто подумал, что он нам сумеет помочь.

— Очень уж он нервный какой-то, тебе не показалось, Ивен?

— Показалось. А ты молодец — здорово придумала, будто за нами гонятся!

— Спасибо. Я не знала, правильно ли поступаю, но мне просто было забавно смотреть, как он нервничает, и я подумала, а может стоит заставить его еще больше понервничать…

Явно нервность Ежи оказалась заразительной. Теперь нам уже ничего не угрожало, но у меня всякий раз все сжималось внутри, когда в здание автовокзала входил полицейский. Я обложился ворохом утренних газет, как американских, так и канадских, отчасти чтобы убить время, а отчасти чтобы спрятаться от любопытных взглядов. Минна, слава Богу, закрыла свои голубые глазки и уснула.

Наш отель был не совсем отелем. Даже самые искушенные в мире специалисты по муниципальному планированию не смогли бы подготовить Монреаль к размещению орд визитеров Всемирной выставки, но предприимчивые горожане с честью встретили невиданный наплыв туристов, сдавая им в своих квартирах чуланы, ванные комнаты и платяные шкафы по умопомрачительным ценам. Нам еще сравнительно повезло, когда мы, продвигаясь по Сент-Кэтрин-стрит от центра города к восточным окраинам, нашли в старом французском квартале, в доме, скорее всего, меченном знаком диавола, довольно просторную комнату с двуспальной кроватью. За эту ночлежку с нас содрали двадцать два доллара в сутки. Комната была ужасающая и цена устрашающая, но к тому моменту, когда мы в ней очутились, я был вынужден сдаться под действием фактора времени (далеко за полночь) и физического состояния Минны (усталость на грани истерики). Мы сняли эту каморку, я заплатил за две ночи вперед, и Минна, не дойдя до кровати, провалилась в сон. Я уложил ее и укрыл одеялом, а сам отправился поглазеть на ночной Монреаль.

Автобусная поездка в Монреаль через Торонто оказалась, как я и предполагал, жутко утомительной. Как правило, я стараюсь не проводить в одном автобусе больше часа. Но это путешествие, особенно если учесть предшествующие ему три авиаперелета и моторизованный марш-бросок в компании Ежи Пжижешевского, оказалось наименее приятным из всех, пережитых мною ранее. Дороги в Канаде вообще-то неплохие, чего нельзя сказать про автобусные рессоры. Единственное преимущество торонтского автобуса состояло в том, что он доставил нас прямехонько в Монреаль, хотя я и не был на сто процентов уверен, что это давало нам какое-то преимущество.

Выйдя из нашего с позволения сказать отеля, я повернул налево и зашагал к центру города. Над Монреалем сгустилась ночь, но рю Сент-Катрин ярко освещалась уличными фонарями, а тротуары были запружены пешеходами. В атмосфере этого города ощущалось нечто ирреальное, и я поначалу не мог понять, что, но потом, пройдя несколько кварталов, догадался. Все тут выглядело очень по-американски — и супермаркеты, и парковки, и магазины с такими прямо скажем экзотическими названиями, как «Вулвортс» или «Рексолл драгз»6, но при этом абсолютно все надписи были на французском языке. Такое несоответствие придавало городскому пейзажу сходство с картинками-загадками из детских книжек на тему «Найдите в рисунке десять ошибок» и делало этот пейзаж не менее абсурдным, чем парад букингемских «мясоедов» перед Эйфелевой башней7.

Официально, разумеется, Монреаль считается двуязычным. Как, между прочим, и вся Канада, но за пределами провинции Квебек французский язык используют разве что в государственных документах. А здесь в Монреале, где франкоканадцы составляют по официальной статистике 65% городского населения — цифра очевидно занижена! — искрометная галльская речь явно доминировала. Некоторые вывески были только на французском, некоторые дублировались на английском, но в целом французский тут бесспорно считался главенствующим языком.

Я брел по улицам, и мои уши постепенно привыкали к звучанию иностранного языка. Квебекский французский отнюдь не является изуродованным вариантом языка Гюго и Наполеона, как может подумать коренной парижанин. Уроженец Корнуолла и его английский компатриот из Нортумберленда могут столкнуться с куда более серьезными трудностями при взаимном общении, чем монреалец и житель материковой Франции. Конечно, квебекцев отличает своеобразный акцент, как и характерные особенности интонаций и ритма речи, но всякий владеющий французским и обладающий чутким ухом, очень быстро сумеет привыкнуть к квебекскому говору.

Я вслушивался в звучащую вокруг меня речь и заставлял себя думать по-французски — если вы не умеете мыслить на иностранном языке, значит, вы еще не в полной мере им овладели! — и вдруг, когда я зашел в ночную забегаловку перехватить сэндвич с копченым мясом, а потом заскочил в соседний бар выпить бокал вина, произошла странная вещь.

Я вдруг обнаружил, что мне отнюдь не безразлична идея квебекской автономии.

Честно говоря, я давным-давно и думать забыл про эту идеологическую доктрину, пока тот болван в монреальском аэропорту не напомнил мне про нее. Некоторые политические движения становятся притчей во языцех только потому, что создают вокруг себя больше шума, чем другие. А Национальное движение Квебека в последнее время что-то приутихло. Несколько лет назад, когда его активисты закладывали бомбы в почтовые ящики, я был куда более последовательным их сторонником. (Если вы не находите своеобразной красоты во взорванных почтовых ящиках, то значит вы существо абсолютно бездуховное!). Но потом они утихомирились, да и в Нью-Йорке об НДК не было ни слуху ни духу, так что даже если мой интерес к ним и не совсем угас, то во всяком случае градус моего идеологического ража заметно понизился.

Но тут произошла чудесная метаморфоза. Я осушил бокал красного, молча провозгласив тост за Quebec Libre8. Потом повторил заказ и стал с любопытством разглядывать своих единомышленников, заполнивших этот монреальский бар. Двести лет британского ига ничуть не повлияли на их привычки. За эти два века сменилось не одно поколение, но мои ночные собутыльники не только не забыли французского языка, они даже выглядели как французы. Несомненно: Канадская Конфедерация должна быть расчленена! Несомненно: эти люди заслуживают свободы! Несомненно…