- Вам придется лечь, - сказал Шурин, указав на стоявшую у стены раскладушку, покрытую кожаным матрасом.
- Почему на раскладушку? - с иронией в голосе спросил Охрин. Экзотика?
- Она подходит нам по габаритам, - ответил вместо доктора ассистент. - Специального оборудования мы еще не приобрели.
Евгений неуверенно сел на край кожаного матраса. В это время входная дверь отворилась и в нее протиснулся седой человек преклонного возраста.
- Мне назначено, - нерешительно сказал он.
- Да-да, я вас помню, - кивнул ему доктор Шурин. - Ваша фамилия, кажется, Стрельцов?
- Стрельнов.
- Пройдите на кухню - там тоже есть оборудование. Посидите пока, сосредоточьтесь, настройтесь...
Стрельнов скрылся в дверном проеме.
- Старику-то зачем понадобились ваши сеансы? - спросил художник скорее из стремления как-то овладеть одолевавшим его волнением, чем из любопытства.
- Партизан, - охотно объяснил ассистент. - Разведгруппа у них там погибла. А обстоятельства были таковы, что его, Стрельнова этого, могли заподозрить в предательстве. Вот запереживал он на старости лет, затосковал. Хочет вернуться, чтобы объяснить им, ну, этой разведгруппе, доказать... Да вы ложитесь, ложитесь...
Евгений лег на спину и, скосив глаза, стал наблюдать за манипуляциями доктора и его ассистента.
- Не беспокойтесь, - сказала Драпов, извлекая из металлической коробки большой стеклянный шприц, - все стерильно.
- Это еще зачем? Вы что, будете делать мне укол?
- Без этого никак нельзя, - поспешил успокоить пациента Шурин.
- Но меня об этом не предупреждали, - еще больше забеспокоился художник.
Доктор и ассистент дружно промолчали. Теперь из беспомощного лежачего положения Евгению Охрину все виделось иначе, все казалось тревожным и подозрительным - прямо хоть вскакивай и беги. Помещение со всей его обстановкой вдруг стало казаться средневековой пыточной, доктор - жестоким и коварным инквизитором, а ассистент - закоренелым убийцей. Теперь художнику стало совершенно ясно, зачем на раскладушке лежал кожаный матрас - чтоб следов крови не оставалось, смыл - и все.
- Спокойнее, спокойнее, - мысленно приговаривал он. - Не стоит давать волю нездоровой фантазии. Эдак можно себя до истерики довести, а потом самому же будет неловко.
- Все должно быть хорошо, - сказал доктор, наезжая на раскладушку нелепым агрегатом на тонких, широко поставленных ножках. Агрегат состоял из огромного числа больших и маленьких проволочных рамок, среди которых затесался подвешенный на прочной нити или тонкой проволоке стеклянный шар величиной с небольшой мячик.
- Сначала выпейте вот это, - Драпов, приподняв одной рукой голову художника, другой поднес к его рту граненый стакан с фиолетовой, похожей на чернила жидкостью.
Евгению снова стало не по себе. "Что ж, если решился - надо идти до конца", - обреченно подумал он и, отняв у ассистента стакан, залпом выпил его содержимое. Сразу стало холодно. Тело пронзила мелкая дрожь, и все вокруг приобрело какие-то зыбкие очертания. Художник вопрошающе посмотрел на доктора.
- Все должно быть хорошо, - утвердительно кивнул головой Шурин, выглядывая из-за вращающихся рамок.
- Теперь давайте вашу вену, - Драпов поднес к руке Охрина большой шприц с бесцветной мутной жидкостью.
- Одноразовых шприцев у вас нет, что ли? - нервно спросил Евгений, приподнимаясь.
- Такого размера нет, - почему-то довольно ответил ассистент и нажатием ладони уложил пациента обратно. Затем ввел длинную иглу.
- Думайте о вашей проблеме, - низким тягучим голосом говорил доктор. - И не забудьте отойти на пять шагов.
Его рот, увеличенный висевшим напротив лица стеклянным шаром, казался огромным, а выглядывавшие из-за шара глазки - несоразмерно маленькими, как у бегемота.
- Ду-май-те о ва-шей про-бле-ме... - повторял гигантский рот.
- Если бы я мог о ней не думать, - с трудом ответил художник, чувствуя, что начинает терять дар речи.
"Накачали наркотиками, - вдруг прорезалась в его сознании четкая и ясная мысль. - Ну конечно! Как можно было сразу не догадаться!" - Он повел отяжелевшими глазами и увидел, как ассистент вороватой, танцующей походочкой подошел к столу и, укладывая шприц, как-то подленько улыбнулся. Евгений посмотрел на доктора. Стеклянный шар злорадно оскалился. Художник вытянул вперед руку с растопыренными пальцами, пытаясь приподняться и дотянуться до Шурина.
- Ах вы... наркомафия! - преодолевая сопротивление собственного языка, еще успел выдавить из себя пациент, и его рука со шлепком безжизненно упала на кожаный матрас.
III
Сначала это было похоже на сон. Он стоял у ее дома, напротив ее подъезда. Был вечер, и в ее окне с задернутой кружевной занавеской горел свет. Постепенно все вокруг приобретало более реальные очертания. В какой-то момент ему показалось, что сном было его приключение с экстрасенсом, и в действительности он просто пришел к дому, в котором она когда-то жила, чтобы утешить себя воспоминаниями. И только знакомая кружевная занавеска, которой теперь на этом окне быть не должно, свидетельствовала о том, что происходит нечто нереальное. Евгений, задыхаясь не то от волнения, не то от быстрого подъема по лестнице, позвонил в ее дверь. Дверь отворилась и... Да, это была Инна. Евгений смотрел на нее не отрываясь, боясь, что она сейчас исчезнет, и он проснется у себя дома или на раскладушке у доктора Шурина - впрочем, не важно, где, главное, что все вокруг в одно мгновение может исчезнуть, и он уже никогда не увидит ее и не скажет всего, что хотел сказать.
- Я хочу тебе объяснить... - Начал он, нарушив молчание. - Я должен тебе объяснить...
- Ты пришел только за этим? - тихо спросила она, и в глазах женщины появилось выражение разочарования.
- Не-нет, не только...
- Тогда входи.
Он вошел не только в до боли знакомую квартиру с той неповторимой аурой, которую каждый человек создает в своем жилище своим присутствием, своей сущностью и всей своей жизнью. Он вошел в еще не столь отдаленное, но уже столь неповторимое, невозвратимое прошлое.
- Я все-таки должен объяснить, - снова начал он, опускаясь возле нее на диван и чувствуя, как неумолимо быстро уходит отведенное ему время.
