Зотов решил всё же прорываться через правую комнату - резко ломануться, что-нибудь в окно швырнуть, и, прикрыв голову руками, прыгать. Правда, третий этаж. А что делать?
Он осторожно стал поднимать стоящую в углу под вешалкой напольную вазу, но... Не удержал, - слишком уж аккуратно хотел, слишком уж старался.
Как она разбилась, он не увидел, - невольно закрыл глаза. Зато сквозь грохот разлетающегося фарфора и выписанного на нём дракона чутким ухом уловил тихий щелчок предохранителя.
Когда глаза-то открыл, в дверном проёме кухни уже увидел человека изготовившегося к стрельбе. Но киллер чего-то медлил. И тут...
-- Дзот, ты что ли? - спросил бандит, опуская пистолет, и Зотов не поверил своим ушам, услышав своё училищное прозвище.
-- Не может быть... Жека? - не только ушам, но и своим глазам не поверив, уточнил Зотов.
И десять лет не видевшие друг друга однокурсники обнялись. Жека радостно заколотил Зотова по спине рукояткой пистолета и запричитал:
- Да охранят нас ангелы Господни!
Ещё б чуть-чуть, мой друг, и я б тебя отправил
Бродить по весям царствия теней.
-- Убил бы?
-- Убийство гнусно по себе, но это было б
Гнуснее всех и всех бесчеловечней,
Убить того, с кем начал восхожденье
В печальную, но честную юдоль.
Уж если это не назвать Небесной карой,
Тогда не знаю что...
- Возможно что - безумье,
А впрочем, зря ты, друг мой, причитаешь
Мне жизнь моя дешевле, чем булавка.
И что б ты смог с моей душою сделать,
Когда она бессмертна? Зря себя коришь.
- Блажен, кто верует - тепло ему и сухо,
Но впрочем, прав ты - скотское занятье:
Раздумывать чрезмерно об исходе!
Жить нужно, с благодарностью приемля
Гнев и дары судьбы, и все её пределы.
- С тобой согласен, и на том закончим... об этом,
Поскольку я хочу услышать, и не медля,
Печальную историю о том,
Как тот, кто был распределеньем послан
Исполнить долг свой в дальние края...
-- Сказал бы я - окраины.
-- ... Вдруг очутился здесь
За столько вёрст от туда?
-- Да чего, Дима, рассказывать-то? Ты помнишь, - меня же в Луцк отправили, я там, в ремонтной базе начальником расчёта подвязался. Когда хохлы незалежность объявили, они сразу же безъядерным статусом поцеловали Европу в попу - дивизию нашу под нож пустили, народ - под сокращение. И - последний поцелуй, стакан горилки - вернулся старший лейтенант Баскаков в родную, но безбрежную Сибирь! Эх, бля, угораздило же нас родиться в империи в период её полураспада...
-- И дожить до эпохи нулевых полётных заданий.
-- Эт-точно!
-- Чего ж ты себе там справную хохлушку хохотушку-то не сыскал? Кушал бы сейчас у хате борща с пампушками, картошку со смальцем, та горилкою здоровье своё поправлял. И горя б не ведал.
-- Ну, да: хиба ж рэвут волы як ясла повны? Только ты погляди, - где я и где та женитьба. Да ты и сам такой же. Ставлю сто к одному, что не женат.
-- Угадал.
-- Ну вот... Я ж говорю... А дальше... вернулся, Дима, я сюда, к родителям, на дембель... сижу и кумекаю: работать не могу (убеждения не позволяют), могу только служить... ну, и пошёл в драмтеатр актёром - зря, что ли мы с тобой на репетиции в студию курсантами бегали. Приняли меня... Роли стали давать: то кушать подам, то за солью на сцену выскачу - это уже со словами! А сейчас вот роль Годо дали - текст зубрю...
-- Я по телеку видел, как ты это "милостиво повелеть изволил" отсебячивал...
-- Ну ты же помнишь, книга об Остапе у нас на четвёртом курсе настольной была... Слушай, а ты-то как? До майора дослужился?
-- Да, зам по боевому управлению в дивизионе - последняя моя должность... по сто двадцать суток боевого дежурства в год... Но всё - отслужил, контракт со мной новый подписывать не стали...
-- А чего? Толковые майоры Родине уже не нужны?
-- А Родине сейчас, Жека, действительно, дешевле вместо толкового майора шлагбаум поставить. Ну, если серьёзно, вышла у меня там история скверная... Ну, в общем... Как сказать-то?... Остался, короче, как то раз на ночь ответственным, ну, ты представляешь - всё как всегда: дагов из каптёрки выкурил, пошёл по злачным объектам - котельная, там... пожарка... всё вроде спокойно, а с пилорамы возвращаюсь - слышу орёт кто-то истошно! Оказалось, пьяный зам по тылу новую повариху в баню тащит - та орёт, отбивается, а он ей, понимаешь, ручонки скрутил... Вступился я за девицу... А на утро - знаешь, против его сломанной челюсти мне крыть было нечем - кухаварка та, насмерть перепуганная, щебечет, что спала всю ночь, как убитая, и слыхом ничего не слыхивала... Ну, словом, голяк. Но замяли это дело... Не стали из избы мебель выносить, а у меня, как раз, выслуга подоспела (тут же вам не хохляндия - год за полтора идёт) - и на пенсию чинно меня, значит, спровадили... Сертификат жилищный в зубы и пшёл вон! Вот и я тоже, - к своим еду.
-- Да, дела...
-- Дела... Слушай, а тебя на Украину не тянет - всё же пять лет там прослужил...
-- Тянет, слегонца ... Да я был там недавно... по делам нашим скорбным деньги отвозил.
-- Понятно, - чёрный ворон летит с чёрным налом против ветра над степью волчьей... Слушай, Жека, ты мне зубы-то заговорил, а, скажи, как ты бандитом-то вдруг заделался?
-- Эх, Дима! Дела давно минувших... Понимаешь, завертело как-то, закрутило... Ладно... Тебе можно... Мальчонку тут у нас из театрального училища зарезали, студентика... Чацкого всё играл в учебных спектаклях, вдохновенно так играл надежды большие подавал... И вот шёл он вечерком как-то после занятий, прицепились к нему на беду два чмошных гопника ... Покурить, видать, спросили или ещё чего... Кто знает? А он им... А что он им, если у него в голове: "Карету мне! Карету!" Порезали они его - до дома не дошёл, истёк кровью... Я этих козлов раньше милиции нашёл, - старичок один, ночной велосипедист, наколочку дал... Поставил я их, значит, под ствол и спрашиваю, тихо так спрашиваю: "Любите ли вы театр? Любите ли вы его так, как люблю его я?" А только чего им ответить... Не-че-го! И представил я, что этих нелюдей ждёт по жизни... Ну, в общем, освободил я их бессмертные души от необходимости иметь дело с их дебильными телами... При помощи доведённого до ума бутафорского пистолета и освободил это, как бы, Театр осиротевший сам им отомстил... В метафизически разрезе... Вот так! А после... Бандиты меня раньше милиции нашли. Деловары-ирокезы! И, стало быть, предлагают: или, зёма, с нами, раз ты такой умелец, или - сдаём тебя ментам. Подумал я: ну, что ж, раз переступил - возврата, значит, нет. Да и старики мои вряд ли суд бы пережили... Такие дела... Только условие поставил братве, что время на спектакли и репетиции - это святое... Вот так... Ладно, проехали... А ты помнишь, как на третьем курсе Борька Жидков и Вадик Евреинов, которые себя однофамильцами считали, на том комсомольском собрании, когда Борман заснул...
Много чего приятели могли ещё тут друг другу порассказать, о многом могли вспомнить, да только на пороге объявился вооружённый и выпавший из контекста Виталий.
Он абсолютно ничего не понимал, оттого-то и уранил удивлёно вслух: "Не понял!"
То, как Виталий поднимает пистолет, Зотов почувствовал спиной.
Стало душно и тарантинно.
Выстрелы грянули одновременно. Жеке, оттолкнувшему Зотова в сторону, пуля пробила мякоть правого плеча и ушла в холодильник. Виталий упал, схватившись руками за коленку левой ноги, - жекина дура угодила ему прямо в чашечку. Разнесла её вдребезги. Виталий выл, - больно конечно. Зато и с мениском проблем теперь не будет.
Зотов притащил полотенце из ванной, - зажать Жеке кровотечение. Виталию, этому казачку засланному, перетянул ногу висящим на вешалке собачьим поводком. И только потом спросил:
-- Жека, где трубка?
-- Зачем?
-- Врача.
-- Нет, нам с Виталиком человечьих врачей никак нельзя. Попалимся. Я сам сейчас нашего ветеринара вызову. Ты не дёргайся... Блядь, больно-то как... И как это мы с тобой лажанулись-то... А?... Ты помнишь, нас же в студии учили, выстраивая мизансцену следите, что бы актёр не оказывался к зрителю спиной... Помнишь?
