На кухне зашипело. Кофе убежала. Знать, мысли Беллы были тоже где-то не очень здесь. Мысли о ком? О тех, Зотов, кто был до тебя? Или о тех, кто будет после?
-- Зотов, а Зотов, ты будешь вспоминать меня, хоть иногда, в своём далёко? Белла вошла с обычным женским репертуаром и двумя чашечками кофе на подносе.
-- Буду. И буду посвящать тебе свои стихи и песни, - ответил Зотов утвердительно, боясь быть обделённым или облитым горячим напитком. И почти сам поверил.
-- А стихи-то настоящие? - не отставала настырная Белла.
-- Лирические, - уклончиво ответствовал Зотов.
-- А, например.
-- Что? Прямо сейчас?
-- А что - слабо здесь и сейчас?
-- Ну... не знаю...не знаю ... ну, вот начну, если хочешь, как-нибудь эдак эротично, что ли:
По капле
в рюмку стекает свеча
Пародия на утончённость,
на изыск пародия,
Но реальной дрожью ладони
по коже плеча
И подушечкой указательного
нежно по родинке...
И наворочу всякого такого, всякого, знаешь, пышного - рококо детальками обслащавлю и барокко лепнинкой распомажу. И закончу... Ну, и закончу как-нибудь так... как-нибудь закончу погорячее, что ли, да... наверное, с индексом три икса и закончу:
И юркали руки
ловкими ласками,
Хвостами виляли,
в излучины лазали.
Луна из-за ширмы
глядела с опаской,
Качаясь на ветке,
на наши фантазии...
Я ещё поработаю, конечно, с этим полуфабрикатом... над содержанием, размером и рифмами... и подарю тебе, так и быть ... а кофе выдашь?
-- Уже остыл.
-- Я люблю холодное.
-- Зато я закипаю.
-- Не заставляй меня, Рипли.
-- Не заставляй меня заставлять.
И вновь припала она к нему, испытывав острый приступ тактильной недостаточности.
Хотел он было отстраниться мягко, но попал во что-то тёплое-влажное-клокочущее - в средоточение её милостей попал...
И бабочка затрепыхалась под его ладонью...
И сразу захотелось лизнуть шершаво голую белизну её выбритой подмышки и... лизнул, а потом вошёл в неё осторожно, а затем... затем долго пытал её на ложе её, пока бесчисленные горячие дыхания женщины не перешли в те самые страстные сладкие стоны, которые в диком смятении пометались по комнате, потыкались в стены, поломились в двери, побились в окна, но всё же вылетели с шумом - фырх! в приоткрытую форточку и унеслись к далёким неведомым мирам с радостной вестью о наличии жизни на нашей сумасшедшей, сумасшедшей, сумасшедшей ... ах! какой сумасшедшей планете.
У соседей двумя этажами выше на кухне сорвало кран.
-- Зотов, женись на мне.
-- Долго думала?
-- Вообще, не думала.
-- Заметно.
-- Я тебе сыночка рожу. А, Зотов?
-- А я думаю, в отличии от некоторых... вот тут у тебя в кровати лежу и думаю... Послушай, а что, если я - это никакой не я, а герой какого-то текста, написанного неизвестным мне автором... да, понимаешь, Белка, - текста, состоящего из различных по стилистике фрагментов, на поверхности семантически запутанных, но которые на глубине эксплицируют при помощи чётких мотивных связей, прослеживающихся по всему полотну этих фрагментов... И думаю ещё, что в моём начале действительно было Слово. Я - то самое Слово, которое и стало мясом... Тут ты права была. И Слово было Автором. И Автор есть... Если бы Автора не было, то кто тогда придумал бы слова, которые я только что произнёс. И в этом нельзя сомневаться, потому что если начнёшь сомневаться в этом, то тогда придётся сомневаться во всём остальном... Тогда начнёшь размышлять: если я герой текста, то откуда я помню - сам по себе помню, без посторонней подсказки как обжёг до волдырей вот эту свою правую ладонь, когда на морозе под сорок подстыковывал папу кабеля боевого управления к маме разъёма ша шестьдесят восемь в кабельной нише, так неудачно доработанной промыслами, что в перчатках там ловить было нечего, потому что ни хрена не подберёшься! Воткнуть ещё как-нибудь можно, а закрутить - не а! Только голой пятернёй и тогда моментально - белые пепельные пятна на коже...
-- Я не очень поняла, что ты сейчас сказал, но догадываюсь - о чём ты промолчал.
-- Молодец, Белка, я знал, что у тебя получиться, - я верил в тебя.
-- Значит, - нет?
-- Значит, нет. Знаешь, Белка, я за себя пока не в ответе, что бы за кого-то ещё ответить перед людьми и небом, которое, возможно, пусто.
-- Перед людьми, глядящими на небо, которое возможно пусто... Красивые отмазки лепишь, Зотов.
-- Прости за пыльный пафос, но мне... Мне действительно, Белка, мозги в кучу собрать нужно...
-- А я не слезу с тебя, Зотов, так и знай...
-- В каком смысле?
-- Гад ты всё же, Зотов.
-- Как все мужики?
-- Да.
-- Банально... Меня в этом городе каждые пять-шесть часов, с завидным постоянством, хотят не очень живым сделать, а ты, Белка, женихаешься. Вот, кончится война, тогда уж...
-- А она кончится?
-- Конечно... когда-нибудь... Все войны когда-нибудь завершаются, их причины забываются, результаты становятся не важны...
-- А их герои?
-- Героев чаще всего помнят только вдовы.
-- Как грустно.
-- Жизнь - штука грустная... и запутанная... и мне бы, Белка, хотелось бы определиться для начала - на чьей я всё же стороне-то воюю.
-- Как, - на чьей? За нас или за "немцев"? На нашей ты, Зотов, стороне!
-- На вашей?.. Ну, это, Белка, слишком примитивно...
-- Прими...
-- Вот скажи, если я на вашей стороне, то сохраняется ли баланс?
-- Кислотно-щелочной?
-- Ну... да... между правым и левым, светом и тьмой, тем и этим, мной и тобой... сохраняется ли гармония в этом чудаковатом мире? Тебе это не интересно?
-- А тебе это так важно? Тебе так важно - всё понять и во всём разобраться?
-- Желательно... Хочу, чтобы в итоге всего этого зазвучала мелодия, которая слух не режет... Это желательно... но не то, чтобы, конечно, смертельно... Я же понимаю, - мир устроен странно так, что как бы не старался я своими действиями не навредить, всегда найдётся кто-то, кому мои шаги во вред пойдут, но всё же хочется, что б этих "кто-то" как можно меньше было...
-- Да, осторожная жизненная философия у тебя, Зотов. Это из какой же пьесы текст?
-- Пьеса называется: "Семь дней из жизни Димы Зотова, в которого стреляли, да промазали"... оттого и осторожен, что жизнь - моя.
-- Да брось ты! А если, допустим, цель благородна... и нет возможности быть щепетильным в средствах... и за твоей спиной те, кого любишь - тогда как? О гармонии будешь думать? О пяти-семи-пяти?
-- Но у меня-то нет такой цели... благородной... да, и никакой нет цели, простите...или не осознаю я её... пока...
-- А как же ты живёшь? Совсем бесцельно, что ли?
-- Ага, Белка, живу простыми реакциями на текущие воздействия окружающей среды.
-- Как амёба? Как инфузория-туфелька? Ну, это же - не жизнь получается, а существование какое-то!
-- Не как амёба, Белка, а как Буратино. Повзрослевший Буратино...
-- Всё. Приехали. Вылезайте - клиника.
-- А - что? Славный парень был этот Буратино. Незамысловато отвечал на удары и вызовы судьбы и получил всё, о чём даже и не мечтал: и ключ золотой, и друзей, и новый кукольный театр, и девочку с синими волосами. Чего ещё нужно, чтоб достойно встретить старость?
-- Странный ты, ей богу... ну, как жить без смысла...
-- Вот попрошу, мадам, в один флакон не лить смысл жизни и цель её.
-- А есть разница?
-- Конечно, ведь движение к какой-нибудь, как ты говоришь - благородной, цели может оказаться абсолютно бессмысленным, и, в свою очередь, жизнь, наполненная глубоким смыслом, может оказаться бесцельной. Разве не так? А? Не так?
-- Зотов, тебе не кажется, что кто-то сейчас заговаривает мне зубы, не желая отвечать на основной вопрос бытия - взять меня в жёны или нет.
-- Нет, не кажется. Я же объяснил тебе, Белка...