Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Солнце еще не поднялось, когда кормчий снова разбудил Конана. Небо начало светлеть, и на его розовато-жемчужном фоне темный конус вулкана, притихшего и молчаливого, был отчетливо виден - иззубренные стены кратера, уступы на западном склоне, напоминавшие гигантскую лестницу, травы и деревья с наполовину облетевшими листьями, запорошенные пеплом, дубовая роща... Она казалась на удивление яркой и чистой, словно серая метель и жар от лавовых потоков совсем не коснулись ее; темно-зеленые кроны сливались на расстоянии в одну огромную шапку, подпертую десятками темных стволов.

Бросив взгляд на эту картину, киммериец повернулся к Сандаре, отметив, что глаза у него налились кровью и смотрят совсем уж в разные стороны света - видно, кормчий, как и большая часть команды, не спал всю ночь.

- Рагар?..

Шкипер отрицательно помотал головой.

- Нет, мой господин, он не вернулся. И я не знаю, что с ним. Люди боятся ступить на берег... да и, по правде говоря, после такой ночи им надо хоть немного подремать.

Конан кивнул, пригладил взлохмаченные волосы, осмотрел палубу. Большинство его молодцов валялись у шпигатов и громко храпели; те же, кто бодрствовал, напоминали осенних мух. Мощный храп доносился и со скамей гребцов.

- Ладно, пусть спят, - решил он, - а то не смогут ворочать веслами. Я поднимусь к роще. Жив Рагар или мертв, он должен быть там.

Спустя недолгое время он шагал по склону, с флягой и ломтем мяса в руках; мечи аргосца были пристегнуты за спиной, их ножны, поскрипывая, терлись о кожаную куртку. Еще Конан прихватил увесистый мешок Рагара, подумав, что там, кроме одежды и монет, могли оказаться какие-нибудь лекарства. Сам он не слишком хорошо разбирался в искусстве врачевания, но сумел бы приложить бальзам к ране и замотать ее тряпицей.

Отрывая кусок за куском крепкими зубами, киммериец жевал мясо и прихлебывал вино, пока фляга не опустела наполовину; тогда, помня о Рагаре, он прицепил ее к поясу. Он чувствовал себя бодрым и свежим, хотя не спал половину ночи; пища прибавила сил, и он знал, что без труда дотащит аргосца до койки в каюте "Громовой Стрелы". А может, и тащить не придется; может, Рагар даже не ранен, а просто спит, свалившись на траву в смертельной усталости.

Как бы то ни было, слуга Митры выиграл этот бой! И одержанная победа весьма радовала Конана. Не потому, что он считал себя соратником аргосца или беспокоился о жизнях обитателей Кардала; нет, у него имелись свои резоны. Рагар победил, и это значило, что все рассказанное им - правда. И то, что он толковал о Силе, даруемой Митрой, и о наставнике, умеющем ее пробуждать, и о дороге, что вела к его обители... После ночного сражения, после этой битвы божественных молний с дьявольским огнем, все сказанное аргосцем приобретало иное звучание и иной смысл, превращаясь из вероятного в достоверное, из предполагаемого в доказанное, из сказки в реальность. Он, смертный человек, сокрушил тьму огненных демонов, отродий Нергала; он загнал их под землю, обескровил, лишил силы! Он, крохотный ничтожный червь, совладал с гневом вулкана, огромного и, казалось бы, несокрушимого; в глазах Конана это являлось куда большим подвигом, чем снести голову колдуну. Даже Тот-Амону, главе Черного Круга!

Когда до дубовой рощицы оставалась едва ли сотня шагов, Конан разглядел человеческую фигурку, стоявшую на коленях. Сверкнул первый солнечный луч, отразившись от полированной бронзы шлема, и киммериец, узнав Каллу, припустил бегом. Тяжелое предчувствие вдруг сжало его сердце; стремительными скачками он мчался вверх, не обращая внимания на то, что тяжелый мешок Рагара колотит его по спине.

Аргосец лежал под дубом, в круге опаленной травы, и Конан сразу понял, что он мертв. Лицо его и могучее мускулистое тело казались словно бы усохшими; кожа почернела, на висках бледными тенями просвечивали вены, темные зрачки широко раскрытых глаз уставились вверх, в наливавшееся синевой небо. Шелковый камзол, штаны и сапоги аргосца были прожжены во многих местах, как будто он простоял всю ночь у стреляющего искрами костра; руки, сложенные на груди ладонями вверх, еще поддерживали невидимую чашу, средоточие божественной Силы.

Смерть, однако, не изуродовала его. Благородные черты остались привычно строгими и спокойными, на полураскрытых губах затаилась улыбка, и даже обгоревшая кожа не портила облик погибшего; воин, нашедший смерть в бою, показался Конану прекрасным.

Калла, согнувшись, стояла на коленях рядом с аргосцем и легкими быстрыми движениями гладила его по щеке. Она выглядела осунувшейся и усталой, но Конан не заметил ни ран, ни ожогов; видно, ей хватило ума не приближаться ночью к изрыгающему пламя кратеру. Да и кто, кроме Рагара, мог бы подойти к нему? Кто мог выстоять здесь, под опаляющим жаром огненных валов?

Когда киммериец окликнул девушку, она подняла застывшее лицо и, точно продолжая начатый еще вчера разговор, сказала:

- Он был еще жив, когда я его нашла. Я пряталась у берега, хотела подняться наверх, помочь ему, но... но не смогла... - Головка Каллы удрученно качнулась. - Жар... огонь... я поняла, что сгорю, не добравшись до него...

- Сколько ты здесь сидишь? - спросил Конан.

- Не знаю... Наверно, половину ночи... Как только смолк грохот и сделалось не так жарко, я сразу пошла сюда... Ты видел - голубое, огромное колыхалось в небе... было достаточно светло, чтобы искать... и он... он стонал...

Конан сбросил мешок на землю, отцепил флягу и сунул ее девушке; затем, не прикасаясь к телу Рагара, быстро осмотрел его. Как и у Каллы, на нем не было ни ран, ни сильных ожогов; кожа, показавшаяся киммерийцу обгоревшей, была просто серой от пепла. Тем не менее, Рагар выглядел страшно истощенным, словно не ел пятнадцать или двадцать дней.

- Отчего он умер? И что успел сказать?

Девушка сделала глоток вина, закашлялась, и Конан осторожно похлопал ее по спине.

- Он... он... Ему пришлось отдать все силы... отдать столько, что плоть уже не могла удержать душу... Он сказал, что так бывает всегда, когда человек прикасается к божественной мощи... она сжигает его изнутри...

- Значит, Митра использовал его, как меч в своей деснице, - медленно произнес Конан. - Битва кончилась, клинок выщерблен и выброшен на свалку...

- Нет! Нет! - Отчаянный крик Каллы прервал киммерийца. - Он бился сам, испрашивая у Митры столько сил, сколько требовалось для победы! И Митра давал, посылал ему силу через эти деревья, давал и жалел его, и плакал над ним, но даже бог - бог, ты слышишь! - не может даровать победу... просто даровать... даром... - Ее голос стих, и последние слова Конан едва расслышал.

Немного помолчав, он спросил:

- Чего ты хочешь, Калла? Вернешься на судно или...

Губы девушки упрямо сжались.

- Я останусь здесь! Хочу похоронить его... Знаешь, - она подняла взгляд на киммерийца, - я ведь дочь рабыни и не знаю своего отца... Может, я стигийка, может, нет... Но в Стигии у меня не осталось родных могил... тело моей матери просто бросили псам, когда пришел срок... А здесь... Она снова бережно погладила мертвое лицо Рагара.

- Хорошо, - произнес Конан, поднимаясь. - Вот его мешок, Калла; в нем его вещи и кошели с золотом, которого тебе хватит надолго. Мне - мечи, тебе - мешок... - он мрачно усмехнулся. - Мы с тобой его наследники, девочка.

- Не только мы, - лицо Каллы вдруг просветлело. - Не только мы, повторила она, - но и все люди на этом острове. Тысячи людей!

- Ты так думаешь? Что же он им завещал?

- Жизнь! И я расскажу им об этом! Он их спас, и они - все и каждый! должны узнать истину!

Кивнув, Конан наклонился, неловко поцеловал девушку в перемазанную пеплом щеку и начал спускаться вниз, к кораблю.

Рагара похоронили на склоне вулкана, прорезав толстый слой дерна, продолбив неподатливый базальт; холмик над могилой получился невысокий, зато рядом, в десяти шагах, шумела дубовая роща. Кряжистые великаны, закованные в темную кору, тянули ветви к своему мертвому предводителю, негромко напевали что-то печальное, мерно шелестя листвой. Над рощицей возносилась вершина вулкана; черная, оплавленная, гигантская, она казалась памятником, воздвигнутым самим Митрой, желавшим почтить павшего слугу.

64
{"b":"38663","o":1}