О, Венариум! Теперь он вспоминал не кровь, струившуюся по его клинку, не дым пожарищ, не гаснущие глаза мужчин, не редкие женские вопли - в крепости, построенной аквилонцами на земле Киммерии, женщин было немного. Он думал о том, чем закончилась битва: о пире, который знаменовал победу. Пир, какой пир! Вино лилось рекой, доброе аквилонское вино, розовое и красное, сладкое, как мед! И пиво, хмельное пиво из крепостных запасов! И бычьи туши, истекавшие соком над кострами... Сглотнув слюну, Конан злобно выругался; он чувствовал, что жаждет всего: питья и пищи, оружия, украшенного каменьями, роскошной одежды, женщин... Когда-нибудь все это у него будет! Он поклялся Кромом, что урвет свой кусок, если даже для этого придется перерезать тысячу или две глоток.
Мир обещал ему не слишком много, но и не слишком мало; сейчас он был нищ, но везде требовались крепкие руки, способные держать меч и топор. Меч и топор могли принести все земные блага, и Конан, задумчиво поглядывая на море, с минуту решал важную проблему: куда лучше податься - к разбойникам или в стражу блистательного Ашарата, шандаратского владыки. Он мог стать пиратом, наемником, охранником караванов - либо присоединиться к степным молодцам, для которых эти караваны были лакомой добычей... Он мог идти на юг, на запад или восток - либо вернуться на север, на холодный мрачный север, чтобы с шайкой лихих молодцов снова нагрянуть в гости к гиперборейцам. Последнее представлялось ему весьма героическим деянием.
Собственно говоря, первые шаги к чаемому богатству и славе он уже обдумал. Служба у богатого купца или даже у самого Ашарата его не слишком соблазняла: во-первых, он не любил подчиняться, а во-вторых, кто взял бы стражником нищего мальчишку, хотя и неплохо владеющего клинком? Страж лицо доверенное, и доверие хозяина значит не меньше ловкости в обращении с оружием; Конан понимал это своим варварским, еще полудетским разумом, и мысли о карьере при шандаратском дворе быстро улетучились у него из головы.
Более соблазнительным казалось податься в пираты или в разбойники; на берегах и морских просторах Вилайета хватало и тех, и других. Но если уж и прибиться к какой-нибудь шайке, то не сейчас. Тот же варварский ум и природная хитрость предупреждали Конана, что и разбойный люд не жалует безоружных бродяг в отрепьях с чужого плеча, отводя им роль не соратников, а, в лучшем случае, жалкой прислуги. Пусть бы он был в этих своих ободранных штанах и рваной куртке, но с мечом! С добрым мечом, с которым взбирался на стены Венариума! А еще лучше, с мечом, кинжалом, секирой и арбалетом! По крайней мере, не пришлось бы выпрашивать оружие у будущих компаньонов, чтобы показать, как он умеет с ним обращаться...
Поскольку и разбойничьи подвиги, и верная служба Ашарату пока отпадали, Конан собирался либо возвратиться домой, либо заняться воровством. С его точки зрения, эта профессия была весьма почтенной, и если не сулила славы, то могла принести богатство. Он слышал, что в Аренджуне и Шадизаре, богатейших заморанских городах, каждый третий житель являлся вором, и среди них попадалось немало состоятельных людей, обеспечивших себя на всю жизнь и продолжавших практиковать чисто из любви к искусству. В Замору Конан и намеревался когда-нибудь попасть, чтобы взять несколько уроков у признанных мастеров; правда, он был готов начать и с Шандарата, города большого, торгового и совсем не бедного. Но уж очень подозрительно он выглядел! Солдаты блистательного Ашарата не пропускали его в городские врата, стены же были высоки и хорошо охранялись, а разбросанные на южной окраине усадьбы местной знати стерегли свирепые гладкошерстные псы размером с теленка. Конан буквально не представлял, с какого конца взяться за дело. С другой стороны, ему очень не хотелось возвращаться домой без оружия и без добычи.
Обобрав последние ракушки с валуна, он зашагал по берегу, угрюмо всматриваясь в воду. Прибило бы сейчас волной покойника... Какого-нибудь купца, из тех, кого спускают за борт лихие морские грабители Вилайета... И был бы он, скажем, в приличных штанах да с саблей в окостеневшей руке... Может быть, даже в сапогах... Тут Конан поглядел на свои ноги и покачал головой. Нет, с сапогами бы ничего не вышло! Народ здесь мелкий, не одну сотню купцов надо перебрать, чтобы найти обувь по размеру...
С другой стороны, при купце мог оказаться кошелек, и это сразу решило бы все проблемы - и с мечом, и с сапогами, и со всем прочим. Пусть даже не кошелек, а перстень... или дорогой камень в наголовной повязке... Предположим, купец бился насмерть у борта, и его продырявили насквозь стрелой либо копьем... мог же он тогда свалиться в море, избежав обыска умелых рук? Да, свалиться и приплыть к берегу, прямо к его, Конана, ногам... Вместе со своим сверкающим камнем...
Юный киммериец внезапно остановился, ибо в морских волнах и в самом деле что-то блеснуло. Что-то округлое, размером с дыню или с человеческую голову!
Купец? Или плывет только его башка, сверкая бритым черепом в лучах утреннего солнца? Во всяком случае, ни сапог, ни сабли, ни штанов не было видно... а без штанов какой же кошель? Их носят у пояса; а те, что поосторожнее, даже затыкают за пояс, поближе к телу... Эти азы воровской науки Конан уже усвоил неплохо, наблюдая за людьми, толпившимися у ворот Шандарата. В основном то была мелкая сошка, караван-вожатые да окрестные земледельцы с телегами овощей, но каждый, в отличие от киммерийского бродяжки, был при штанах и кошеле.
Конан вошел в воду. Тут, в северной части Вилайета, она была прохладной, но лицо юноши не дрогнуло; он мог шагать босиком по снегу и идти так целый день, от восхода до заката. Придерживая лук, чтобы не намокла тетива, сплетенная из собственных волос, он погружался все глубже и глубже, не сводя хищных глаз с блестевшего в воде предмета. Тот был темен и отражал солнечный свет не слишком щедро; скорее всего, не купец, а слуга купца из каких-нибудь дальних краев вроде Пунта или Зембабве, где люди, по слухам, черные, как головешки из костра. Конечно, такой нечисти пираты бы в первую очередь ссекли башку и вышвырнули за борт, подумал Конан с мрачной ухмылкой. Вот и плывет эта башка сейчас прямо к нему, абсолютно бесполезная и ненужная... Уж лучше бы была дохлая рыба! Ту, по крайней мере, можно съесть, коли не сильно провоняла!
Вода дошла ему до горла, и Конан, не желая пускаться вплавь, остановился. Он ждал, пока волны не подогнали странный предмет поближе, потом снял тетиву, вытянул длинную руку и зацепил предполагаемую голову изогнутой палкой. Она легко крутилась и вращалась в воде и явно не походила на башку чернокожего; да и любая голова не отличалась бы такой поворотливостью. Подогнав предмет поближе, Конан увидел, что перед ним что-то вроде горшка из темного, местами помутневшего стекла; он ухватил его за ручку и медленно побрел к берегу.
Значит, не купец, не голова купца с изумрудом во лбу, и даже не башка его черного слуги... Зато полезная вещь, размышлял он, поглядывая на свою находку. Похоже на кувшин в две ладони высотой и с горлышком в ладонь... в нем можно держать воду... куда удобнее, чем в старом глиняном горшке, найденном на городской свалке... А нельзя ли его продать? Возможно, вещь древняя и ценная... вроде тех, по которым сходят с ума всякие богатеи...
Он выбрался из воды, аккуратно поставил сосуд на песок и, сбросив свои рваные меха, разложил их сушиться на солнце. Штаны Конан снимать не стал, только выжал их прямо на теле; светило уже поднялось высоко, и он не ощущал холода. Покончив со своим туалетом, он снова взялся за горшок; в животе у него бурчало, но любопытство оказалось сильнее голода.
Внимательно осмотрев свою находку, он не сумел прийти к какому-либо разумному заключению. Возможно, эта штука и была древней, но об этом свидетельствовало лишь некое помутнение и без того темного стекла. На нем не имелось никаких знаков или украшений; гладкая поверхность плавно переходила в горлышко толщиной в четыре пальца. Дно оказалось не плоским, а выпуклым и округлым - большой недостаток, как решил Конан; этот кувшин мог стоять только в ямке, выкопанной в песке. Был он довольно тяжел - в три четверти веса боевой киммерийской секиры.
