- Ко-нан, смо-три... - медленно, по слогам произнесла Рина, не в силах справиться с изумлением.

Он повернул голову. В белой сияющей стене разверзлась гигантская пещера, и цветок с торжественной неторопливостью плыл прямо к ней.

26. ХРАМ

Рина, тихо вздыхая, лежала в его объятиях, закинув обнаженную руку Конану на шею. Во сне туника девушки сбилась, открыв округлые колени и бархатную поверхность бедра, но киммериец глядел на юную и чистую ее прелесть без привычного вожделения. Теперь, спустя долгие дни, проведенные вместе, она уже не казалась Конану недосягаемым существом, неприкосновенной служительницей Митры, чьи тело и душа посвящены одной лишь божественной цели. Чудесным образом она вдруг превратилась в женщину, стала дорога ему, но то, что он чувствовал сейчас, нельзя было выразить грубым и плотским словом. Вожделение? Нет... Любовь? Тоже вряд ли... Он был слишком тверд, слишком силен и неукротим, чтобы любить женщину - ибо любовь предполагала самопожертвование. Нежность? Да, это было ближе всего к истине.

Они лежали в большой пещере с высоким куполом - там, где их сморил сон; неподалеку от входного отверстия плавно колыхалась карминовая сфера цветка, и пол под ними казался не каменно-жестким и холодным, а теплым и упругим, словно исполин, приютивший их в крохотной складочке своей необозримой плоти, хотел согреть и убаюкать нежданных гостей. Конан заметил, что стены тут светятся сильней, чем внешняя поверхность утеса. Струившийся из пещеры поток ярких серебристых лучей вырывался наружу, пронзая тьму на другой стороне пропасти, и исчезал во мраке. Вероятно, этот свет и отпугнул вчера гарпий, либо они вообще боялись коснуться тела гиганта; как бы то ни было, мерзкие порождения Нергала исчезли, и ничто не мешало продолжить путь.

Конан пошевелился, и Рина раскрыла глаза. Увидев, что девушка проснулась, он осторожно снял с шеи ее ладонь и сел, приглаживая растрепанную гриву темных волос; потом сунул руку за пояс, вытащил сосудик с арсайей и вдохнул бальзам. Драгоценного вендийского снадобья оставалось совсем немного - лишь на донышке фляги шуршали последние крупинки.

- Я поняла, - вдруг раздался голос Рины, - поняла, почему мне не удавалось рассмотреть все это... - Она тоже села, плавным жестом обеих рук словно охватив огромную пещеру.

- Ты говоришь о своем предвидении? О том, что оно отказало на сей раз?

- Да. Мне был послан сон... вещий сон...

Конан, не прерывая ее, вопросительно приподнял бровь, но Рина покачала головой.

- Я не буду его пересказывать. Просто я поняла, что мне доступно, и что - нет... Понимаешь, я могу предвидеть действия людей - обычных людей, таких, как мы с тобой, - она улыбнулась и, приподнявшись, оправила тунику. - Но кто способен угадать намерения бога? Мечтать об этом было бы слишком самонадеянно и грешно.

- Значит, ты думаешь, что Первосотворенный помог нам по прямому повелению Митры?

- Уверена в том. Мой сон...

Конан вдруг расхохотался, откинув голову и обнажив белые крупные зубы.

- А я считаю, что Митра и не думал нас спасать, - заявил он. - Если помнишь, вчера я пару раз пощекотал гиганта железным крюком... Вот он и проснулся!

- Ты можешь считать так, если хочешь, но я-то знаю истину! - Гибким движением Рина поднялась на ноги и начала развязывать свой мешок. Поедим?

- Конечно. Что у нас осталось?

У них было еще немного мяса и сушеных фруктов, комок засахарившегося меда в тряпице и три окаменевшие лепешки. Вполне приличная трапеза для непритязательных людей. Конан, пережевывая размоченный в воде кусок хлеба, размышлял, найдется ли внизу какая-то пища. Впрочем, он скоро оставил мысли о еде; до великого храма Митры было рукой подать, и киммериец погрузился в размышления о том, что ожидает его в святилище. Простит ли его бог? Или наложит новую кару, еще тяжелее прежней?

Он вздохнул и, покончив с лепешкой, подошел к шару. Огромный цветок по-прежнему пламенел яркими красками и, кроме нескольких застывших дорожек сока, ничто не напоминало о вчерашнем нападении. Конан подумал, что когти и зубы серых тварей не успели глубоко проникнуть в плоть цветка и повредить его; погладив плотную кожистую оболочку, он повернулся к Рине.

- Клянусь Кромом! Этот парень вовремя решил подышать!

Рина, возившаяся с мешком, подняла на него удивленный взгляд.

- О ком ты говоришь, Конан?

Киммериец топнул ногой об пол.

- О нем, конечно! Вчера, когда эти серые ублюдки терзали шар, он пробудился и решил нам помочь. А может, просто глубоко вздохнул спросонья... Вздохнул, понимаешь? И порыв ветра затащил цветок в пещеру.

- Он не только вздохнул, - возразила девушка. - В стене не было никакого отверстия, никакой пещеры... Не было, и вдруг появилась! Я сама видела! И мой сон...

- Ладно, - прервал ее Конан, - волей Митры или по милости Первосотворенного, но мы спаслись! Не будем же спорить, кто из них нам больше помог. Забирайся в корзину!

Он передал девушке оружие и поклажу, снова привязав мешки к толстым нижним стеблям, затем потянул шар к выходному отверстию. Несмотря на груз, цветок казался легким, точно пушинка; Конан протолкнул его наружу и быстро протиснулся меж переплетающихся стеблей. Он хотел было оттолкнуться от скалы, но вход в пещеру вдруг с резким звуком захлопнулся, и поток теплого воздуха отбросил сферу к середине провала. Одновременно с этим исчезло и яркое сияние, исходившее раньше из отверстия.

Устроившись на мешке, Конан озабоченно посмотрел вверх, потом перевел взгляд на Рину. Лицо девушки хранило выражение безмятежного спокойствия.

- Ну, что говорит твой вещий дар? Эти серые твари не вернутся?

- Нет, милый. Мы спокойно опустимся на самое дно, а там... - Она замолчала.

- А там? - спросил Конан.

Рина таинственно улыбнулась.

- Там случится то, что должно случиться.

Киммериец кивнул, сообразив, что более точных предсказаний ждать нечего. Ему почудилось, что Рина что-то скрывает, но вряд ли настояния и просьбы могли заставить ее разговориться. Что ж, ждать ему оставалось не так долго! Шар опускался вниз, туман, затягивавший дно пропасти, постепенно редел, и доносившееся оттуда погромыхивание становилось все громче и громче. Он перевел глаза на белую стену.

Вид скалы изменился; теперь она спадала в бездну мощными вертикальными складками, округлыми и выпуклыми, словно мышцы гигантского бедра. Где-то далеко внизу Конан различил чудовищных размеров выступ, подобно шару выпирающий из поверхности белой стены; он был так огромен, что даже вулкан Учителя не мог соперничать с ним.

- Колено... - В ошеломлении пробормотал киммериец, чувствуя себя крохотной мошкой, порхающей у тела исполина.

- Храм стоит у коленей Первосотворенных, - эхом отозвалась Рина. Так сказал наставник.

Они продолжали спускаться, прислушиваясь к доносившимся снизу громовым раскатам. Мгла, скрывавшая дно пропасти, совсем разошлась, открыв взгляду багровый поток, струившийся меж каменных берегов. От него веяло палящим жаром, и вскоре Конан понял, что видит реку раскаленной лавы. По обе ее стороны высились темные скалы, валуны и гигантские каменные плиты, стоявшие торчком; то и дело какая-нибудь из них с громким всплеском рушилась в поток, стремительно уносивший ее в черное отверстие рядом с беломраморным коленом исполина. Эти каменные плоты, кружившиеся на раскаленной поверхности, сталкивались и раскалывались на части, производя тот самый грохот и шум, что долетал до путников.

- Погляди! - Конан вытянул руку вниз, показывая на чудовищный округлый выступ. - Видишь? Его ноги уходят в землю, еще глубже... Хотел бы я знать, на что опираются ступни этого парня!

- Храм стоит у коленей Первосотворенных, - повторила Рина. Благодари Митру, что мы добрались хотя бы до них.

- Но пока я не вижу никакого святилища, а оно должно быть огромным! киммериец, осматривая простиравшуюся внизу каменистую равнину, завертел головой. - И этот огненный поток... На каком берегу нам лучше приземлиться? Если мы ошибемся, то перебраться потом через реку лавы будет нелегко!