- Недурная идея, - протянул Уимзи. - Предположим - да, предположим, к примеру, что некто, так или иначе связанный с генералом, страдает нервным расстройством... и, предположим, что он вдруг наталкивается на окоченевший труп. Думаете, такой человек, вероятно, мог бы потерять голову?

- Безусловно, такое возможно. Мне представляется, что он вполне мог впасть в истерику и даже в буйство и вытолкнуть сустав, руководствуясь сумасбродным представлением о том, что тело нужно выпрямить, придать ему более пристойный вид. А после того, знаете ли, он взял да и сбежал, и сделал вид, что ничего ровным счетом не произошло. Заметьте, я не утверждаю, что именно так все и было, однако представить такое развитие событий труда не составляет. А раз так, я подумал, что лучше ничего не говорить. Инцидент крайне непр... прискорбный, стоит ли привлекать к нему внимание? А лишние расспросы невротику только повредят, причем серьезно. Я бы предпочел не будить лиха. Я со всей определенностью заявляю: смерть произошла естественным путем. А что до остального... долг наш - радеть о живущих; мертвым уже не поможешь.

- Верно. Однако вот что я вам скажу: я попытаюсь выяснить, - почему бы и не сказать прямым текстом? - не случалось ли Джорджу Фентиману в течение дня остаться одному в курительной комнате. Может, кто-то из слуг заметил. Похоже, это - единственно возможное объяснение. Ну что ж, огромное спасибо вам за помощь. Да, кстати, когда мы обнаружили тело, вы отметили, что трупное окоченение уже сходит - это вы для отвода глаз сказали, или так оно в самом деле и было?

- Собственно говоря, окоченение как раз начало разрешаться в области жевательных мышц лица. А к полуночи сошло окончательно.

- Благодарствую. Вот вам еще один непреложный факт. Люблю факты, а в этом деле их до отвращения мало. Еще виски?

- Нет, спасибо. У меня сейчас прием. Еще увидимся. Всего хорошего!

И доктор ушел. Уимзи посидел несколько секунд, задумчиво покуривая. А затем развернул стул к столу, взял с пюпитра лист бумаги и набросал авторучкой кое-какие заметки по делу. Впрочем, далеко он не продвинулся: появился один из клубных служителей и принялся заглядывать во все отсеки по очереди, явно кого-то разыскивая.

- Ты ко мне, Фред?

- Прибыл слуга вашей светлости, милорд, и просит уведомить вас о его приезде.

- Правильно. Я уже иду. - Уимзи взял блокнот с промокательной бумагой промокнуть чернила. И тут же изменился в лице. Из блокнота чуть высовывался уголок бумаги. Исходя из принципа, что нет такой мелочи, на которую не стоило бы взглянуть, Уимзи пытливо просунул палец между страницами и извлек листок. На нем обнаружились неразборчивые каракули, начертанные дрожащей старческой рукой: речь шла о денежных суммах. Секунду-другую Уимзи внимательно разглядывал цифры, а потом встряхнул блокнот, проверяя, не выпадет ли чего-то еще. Затем он сложил листок, со всей доступной осторожностью берясь за уголки, поместил его в конверт и убрал в бумажник. Выйдя из библиотеки, он обнаружил в холле Бантера: тот дожидался хозяина с фотокамерой и штативом в руках.

- А, вот и вы, Бантер. Подождите минуточку, я повидаюсь с секретарем. - Уимзи заглянул в офис и обнаружил, что Кульер с головой ушел в какие-то счета.

- Послушайте, Кульер, - доброе утро, конечно, и все такое прочее, да, так и пышу здоровьем, самому противно; спасибо, всегда был таким, послушайте, вы ведь запомнили тот день, когда старик Фентиман так неучтиво отбросил копыта? Совсем недавно дело было.

- Такое не забудется, - скривился Кульер. - Я получил три письменных жалобы от Уэзериджа; одну - поскольку слуги не заметили происшедшего раньше, шельмецы нерадивые; вторую - потому что люди из похоронного бюро, видите ли, пронесли гроб мимо его двери и обеспокоили беднягу; третью потому что чей-то там адвокат посмел задать ему вопрос-другой; плюс еще туманные намеки на неработающие телефоны и недостачу мыла в туалете. И кому охота в секретари?

- От души сочувствую, - ухмыльнулся Уимзи. - Я-то не скандалить пришел. Au contraire8, - как сказал один тип в Бискайском заливе, когда его спросили, обедал ли он. Собственно говоря, тут возникла неразбериха касательно минуты и часа смерти, - заметьте, строжайшая конфиденциальность! - и я с этим делом разбираюсь. Не хочу лишнего шума, но, если позволите, я бы сделал в клубе снимок-другой, чтобы проглядеть их на досуге и, так сказать, соколиным глазом обозреть характер местности, э? Тут пришел мой человек с фотокамерой. Может, вы притворитесь, что имеете дело с парнем из "Твэддлера" или "Пикчер Ньюз" и дадите ему свое официальное благословение пооколачиваться вокруг вместе со всеми причиндалами?

- Вот ведь любитель напустить туману! Да пожалуйста, если надо. Только вот каким образом сегодняшние фотографии помогут вам установить время смерти, происшедшей десять дней назад - это выше моего разумения. Но, послушайте... игра ведь ведется честно, в открытую, нет? Нам вовсе не хотелось бы...

- Разумеется. В том-то и суть. Строжайшая конфиденциальность - любая сумма в пределах 50.000 фунтов сразу по предъявлении долговой расписки, доставка в стандартных фургонах, рекомендации не требуются. Доверьтесь малышу Питу.

- Идет! Так что вам нужно?

- Не хочу, чтобы меня видели с Бантером. Незачем раскрывать карты раньше времени. Нельзя ли призвать его сюда?

- Разумеется.

За Бантером отослали слугу, и тот не замедлил явиться: невозмутимо чопорный и аккуратный до педантичности. Уимзи придирчиво оглядел его - и покачал головой.

- Простите, Бантер, но вы вот нисколечко не смахиваете на профессионального фотографа из "Твэддлера". Темно-серый костюм еще туда-сюда, но где бесшабашная неряшливость, отличающая гигантов Флит-Стрит? Не будете ли вы так добры засунуть все эти кассеты в один карман, несколько запасных линз и прочие причиндалы - в другой, и слегка взъерошить свои буйные кудри? Так уже лучше. И почему это я не различаю у вас пирогаллоловых пятен на большом и указательном пальце?

- Я, милорд, отношу это главным образом за счет того обстоятельства, что в качестве проявителя предпочитаю метол-гидрохинон.

- Увы, профанам этого не понять. Минуточку! Кульер, я тут у вас вижу отличную закопченую трубку. Дайте-ка ершик.

Уимзи энергично просунул инструмент в черенок трубки и извлек наружу тошнотворное количество бурого, маслянистого вещества.

- Отравление никотином, Кульер, - вот от чего вы умрете, если не остережетесь вовремя. Вот, держите, Бантер. Тщательно втерев это в кончики пальцев, вы добьетесь нужного эффекта. А теперь, внимание: Кульер проведет вас по клубу. Мне нужен снимок курительной комнаты, сделанный от входа, затем камин крупным планом, так, чтобы вошло любимое кресло генерала Фентимана, и еще один снимок от дверей прихожей, что перед библиотекой. Затем - снимок библиотеки сквозь прихожую и несколько детальных изображений дальнего отсека с разных ракурсов. После того, сделайте несколько видов холла, снимите гардеробную, попросите служителя показать вам вешалку генерала Фентимана и постарайтесь, чтобы и она попала в кадр. На данный момент это все, но для отвода глаз пофотографируйте все, что сочтете нужным. Мне требуются четкие снимки, вплоть до мельчайших подробностей, так что затемняйте линзу, если надо, и помните: я вас не тороплю. Как закончите, отыщите меня: я поброжу где-нибудь здесь. И вставьте новые фотопластинки: отсюда мы поедем в другое место.

- Очень хорошо, милорд.

- Да, кстати, Кульер: доктор Пенберти прислал некую особу обрядить покойника, верно? Вы, случайно, не помните, во сколько она явилась?

- На следующее утро около девяти, кажется.

- А имени ее вы, часом, не записали?

- Кажется, нет. Но я знаю, что работает она в похоронном бюро Мерритта, близ Шепердз-Маркет-Уэй. Вам наверняка на нее укажут.

- Преогромное вам спасибо, Кульер. А теперь я испаряюсь. За работу, Бантер.

Уимзи на минутку призадумался, затем пересек курительную комнату, жестом поприветствовав одного-двух клубных завсегдатаев, взял "Морнинг пост" и оглянулся в поисках свободного места. Вместительное кресло с завитушками по-прежнему стояло у огня, но некое смутное чувство почтения к мертвым оградило его от чужих посягательств. Уимзи неспешно прошествовал к креслу и лениво погрузился в его пружинистые глубины. Маститый беллонианец, устроившийся по соседству, бросил в его сторону негодующий взгляд и шумно зашелестел страницами "Таймз". Уимзи проигнорировал сигналы - и забаррикадировался газетой. Ветеран снова откинулся к спинке, пробурчав что-то касательно "несносных юнцов" и "нарушения всех приличий". Но Уимзи так и не стронулся с места, и не поднял глаз даже тогда, когда в курительную вошел репортер из "Твэддлера" в сопровождении секретаря и принялся устанавливать фотокамеру. Несколько особо чувствительных натур капитулировали перед вторжением. Уэзеридж, протестующе ворча, заковылял в библиотеку. Уимзи не без внутреннего удовлетворения проследил, как неумолимая фотокамера хищно устремилась за ним даже в эту неприступную цитадель.