После Февральской революции В.А. Маклаков был назначен комиссаром Временного комитета Государственной думы в Министерство юстиции. В этой должности Маклаков добился следующего распоряжения: немедленно разрешить свободный проезд членов социал-демократической фракции IV Государственной думы в Петроград; зачислить всех желающих евреев-юристов в сословие присяжной адвокатуры; освободить всех политических заключенных, которые были арестованы в порядке предварительного следствия. Всем прокурорам судебных палат были направлены распоряжения о недопущении возбуждения новых политических дел.

Маклаков участвовал в составлении Манифеста великого князя Михаила Александровича об отказе от престола. Был командирован в Царскосельский гарнизон для решения вопроса об удалении нежелательных для солдат офицеров. Участвовал в Особом совещании по выработке проекта Положения о выборах в Учредительное собрание. На 8-м съезде партии конституционных демократов Маклаков был вновь избран в состав ЦК. Участвовал в Государственном совещании в Москве. Был избран членом Временного совета Российской республики (Предпарламента)[13].

В июле 1917 г. В.А. Маклаков был назначен послом России во Франции и прибыл в Париж на другой день после Октябрьского переворота в Петрограде. Октябрьский переворот он, конечно, не принял и до конца своей жизни активно участвовал в деятельности различных эмигрантских организаций.

В конце 1919 г. В.А. Маклаков вошел в состав Русского политического совещания в Париже, был товарищем (заместителем) председателя Совещания послов. В сентябре 1920 г. Маклаков посетил Крым, где встречался с генералом П.Н. Врангелем. Вместе с П.Б. Струве он сумел добиться официального признания Францией правительства Врангеля. После признания Францией СССР (1924) Маклаков возглавил Русский эмигрантский комитет, исполнявший обязанности консульства по делам российских беженцев, разрабатывал правовые нормы существования российской эмиграции. Он участвовал в работе женевского Международного комитета частных организаций для выработки общего беженского статуса при Лиге Наций[14]. В этой должности своего рода омбудсмена российских эмигрантов Василий Алексеевич пробыл до конца своей жизни.

Однако В.А. Маклаков занимался не только политикой. В качестве председателя Комитета по устройству Дня русской культуры, который с 1926 г. ежегодно проводился в течение ряда лет во Франции, он выступал с речами о А.С. Пушкине, Л.Н. Толстом, других выдающихся деятелях русской культуры.

С Львом Николаевичем Толстым Маклаков был хорошо знаком и не раз по его просьбе выступал в суде. В своих речах «Толстой и большевизм» (Прага, 1921)[15] «Лев Толстой (учение и жизнь)» (Париж, 1928) и «Толстой – как мировое явление» (Париж, 1928)[16] он подробно рассматривает учение Толстого, а также исследует связь этого учения с большевизмом.

До конца жизни Маклаков состоял членом Русского комитета содействия Архиву русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете (США).

Во время Второй мировой войны Василий Алексеевич занимал активную антигитлеровскую позицию, в отличие, например, от одного из вождей русской эмиграции во Франции того времени Жеребкова, уверовавшего, что Германия борется только против большевиков, а не против России. С людьми, которые сотрудничали с нацистами, он шел на решительный публичный разрыв, отказывался подавать им руку. Это было далеко не безопасно. В конце концов Маклаков был арестован и просидел пять месяцев в тюрьме. «Никаких определенных обвинений предъявлено ему не было, иначе он из тюрьмы не вышел бы. Но немцы были осведомлены о его прошлом, знали, что он либерал, демократ, масон, и не без основания причисляли его к своим противникам… Выйдя из тюрьмы, он сказал: «Мне жаль, что я никогда не сидел в тюрьме прежде. Если бы я знал, что такое одиночное заключение, я бы иначе строил свои защитительные речи»»[17].

Во главе группы русских эмигрантов 12 февраля 1945 г. Маклаков посетил посольство СССР в Париже, передал через посла поздравления советскому правительству и провозгласил тост за победы Красной Армии. Свидание состоялось по приглашению советского посла Богомолова. Маклакову и его друзьям удалось высказать несколько мыслей о сущности террористического режима в СССР. Позднее он признал этот визит ошибкой.

До конца жизни В.А. Маклаков занимал крайне антисоветские позиции. Кроме, так сказать, объективных причин, связанных с произволом и беззаконием в СССР, были и субъективные. Брат Василия Алексеевича Николай был ярым монархистом, занимал должность министра внутренних дел Российской империи с 1912 по 1915 г. и в августе 1918 г. был публично расстрелян большевиками. И хотя какой-то особой любви или даже дружбы между братьями не было, Василий Алексеевич говорил, что никогда не простит гибели своего брата.

Весьма интересны и, на мой взгляд, злободневны выводы В.А. Маклакова в статье «Еретические мысли»[18]. Он выразил сомнения в двух основных принципах современной демократии – в верховенстве народного представительства и в диктатуре большинства. Отказ от учета интересов меньшинства, по его мнению, никогда не сделает государство справедливым, и в таком случае оно всегда будет «созданием дьявола». «Справедливость, – писал Маклаков, – не непременно там, где желает ее видеть большинство». И еще: «Если наша планета не погибнет раньше от космических причин, т о м и р н о е о б щ ежи т и е л ю д е й н а н е й м о ж е т б ы т ь п о с т р о е н о т о л ь к о на началах равного для всех, то есть справедливого, права. Не на обманчивой победе сильнейше г о, н е н а с а м о о т р е ч е н и и и л и п р и н е с е н и и с е б я в ж е р т в у д р у г и м, а н а с п р а в е д л и в о с т и».

Маклакова трудно назвать узким профессионалом. Он был блестящим юристом, глубоким мыслителем, ярким политиком, незаурядным литературоведом и писателем. Конечно, «профессиональный» юрист, философ или литературовед могли бы назвать его дилетантом каждый в своей сфере деятельности. Однако очень часто именно такие дилетанты, или «маргиналы», и способны осуществить прорыв и защищать его именно там, где простой «набор» узких профессионалов был бы бессилен.

Василий Алексеевич Маклаков скончался в возрасте 88 лет 15 июля 1957 г. в Бадене, где находился на лечении. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа близ Парижа.

П.В. Крашенинников

Настоящие «Воспоминания»^[19] требуют некоторого объяснения, если не оправдания. Под таким общим подзаголовком уже вышли три мои книги, доведшие рассказ о событиях в России до роспуска 2‐й Государственной думы и переворота 3 июня 1907 года. Отражая тогдашнее настроение, я в этом перевороте видел только его вредные стороны, которых и сейчас не могу отрицать. Дата 3 июня сделалась для нас таким же нарицательным и порицательным именем, каким 2 декабря было для Франции. Но после того, что мы с тех пор пережили, такое суждение было бы односторонне. Если этот переворот насильственно прекратил острый период ожесточенной борьбы исторической власти с представителями передовой общественности (Освободительное движение, 1-я Дума, 2-я Дума), то он в то же время начал короткий период «конституционной монархии», то есть совместной работы власти с представителями общества в рамках октроированной конституции. Эта перемена позиций немедленно стала приносить свои полезные результаты. Не произойди в 1914 году европейской войны, Россия могла бы продолжать постепенно выздоравливать, без потрясения. И потому переворот 3 июня, при всей своей незаконности и связанными с этим последствиями, может быть, помог нам тогда избежать двух худших исходов: или такой полной победы самодержавия и его крайних сторонников, которая могла привести к отмене «конституционного строя» и к возвращению прежнего самодержавия, что заставило бы начинать борьбу с ним сначала, или – что могло быть еще хуже – к тому, что то полное крушение власти, которое произошло в 1917 году, произошло бы на десять лет раньше в обстановке, нисколько не лучшей для мирного оздоровления.