Как я понимаю, фрагменты встреч с контактерами, бегло описанные мной, выстраиваются в общую цепь событий. Имя им одно, общее: атака. Богоматерь не говорила этого раньше. И я понимаю ее. Мысль о таком повороте событий могла бы сказаться отрицательно. Ведь я безоружен. Кроме того, я работаю с полной отдачей сил. Я никогда раньше не мог бы даже представить себе, что за полтора месяца напишу около десяти авторских листов текста. Такого со мной не было. Это примерно моя полугодовая норма. Так был написан "Асгард". Объем этого документального романа, правда, больше десяти авторских листов, но я использовал старые заготовки.
Проверим баланс.
Я безоружен. Я не применяю даже заклинаний. Все силы я отдаю работе и уже ощущаю усталость, недаром же великая богиня постоянно предупреждает меня о неблагоприятных днях и необходимости отдыхать.
С их стороны. Неограниченные возможности. Профессионализм. Несомненное применение психотронного оружия и телепатических эффектов. Это не дамские разговорчики о ясновидении и телепатии. И уж, конечно, не случайность. Она как пластиковая кукла, но изнутри прорывалась вся эта начинка.
Подобно боксеру я был на ринге и в отличие от него не мог отвечать ударом на удар. За меня это делали, вероятно, боги. Но я не спрашивал об этом. Я должен был выстоять в любом случае. При мне был талисман и кольцо, подаренные Богоматерью. Она предупреждала меня, если это было необходимо.
Я мог быть не готов к встрече с женщиной. Мог не допустить мысли, что смертельная угроза персонифицирована на этот раз в ее образе. (Она раскачала бы меня, и тогда - конец. Прокол оболочки человеком высокого потенциала неотвратим, исход же летален.)
Я знал, что моя оболочка сейчас уязвима. Это уже не та сияющая сфера. Была тревожная зима, потом - всепоглощающая книга, вот эта. А я еще не отошел и от "Асгарда", который был закончен лишь в декабре, чуть более полугода назад.
Итог: баланс явно не мою пользу. Я надеялся сейчас только на Богоматерь и юного Гора. На Осириса. Два-три раза призывал Асгард с его асами.
Сейчас, когда я пишу эти строки, день восемнадцатого июля на исходе. Я узнал, что день этот неблагоприятен для богов. Это нечто новое. До сих пор думал, что тяжелые часы уготованы только для смертных.
Доходил до моего сознания и другой факт. Богоматерь сказала об атаке открыто не только для того, чтобы я был готов. Она могла бы каждый раз предупреждать, и не произнося этого слова. И вот - сказала! Она знает меня и знает людей, рожденных под теми же звездами, что и я, в тот же день зимы и в тот же час. Мы принимаем вызов, от кого бы он ни исходил. Мы отражаем удары, мы побеждаем зачастую без оружия. Опасность удесятеряет наши силы. Мы откликаемся на сигнал тревоги сразу, немедленно, как будто мы всю жизнь ждали и мечтали о нем. Мы вступаем в борьбу всегда и на любых условиях. Сама мысль о ней звучит как музыка, как магический призыв. В нем мы обретаем силы. Мы берсерки.
Ко мне действительно приходили силы. Божественные и космические потоки входили в мои чакры, раскрывали их, изгоняли усталость. Богоматерь направляла эти потоки. Только вот направить-то их можно лишь тогда, когда человек готов их воспринять. Я был готов. Сигнал к атаке был дан. Серебряный горн протрубил его устами прекрасной Исиды.
И все же поворот событий не мог не изумлять меня. Потому что я оказался пророком. В отношении себя самого. В восемьдесят пятом вышел мой роман "Чаша бурь". Я считал его фантастическим, как он того и заслуживает. Главный герой - Владимир Санин. Он становится наблюдателем, затем и участником невидимой другим людям борьбы между потомками атлантов и этрусков. Борьба эта ведется волновым оружием, которое рвет причинно-следственные связи, изменяет их, вызывает неожиданности, полные угроз и опасностей. Что же не поделили потомки атлантов и этрусков и откуда они взялись в наши дни? Когда-то тысячи лет назад, перед катастрофой, с неба явился сверкающий шар непонятного происхождения. Лучи, вышедшие из него, взяли гены людей, что-то еще и помогли воссоздать на пустынных планетах другой звездной системы обе цивилизации. Здесь же, на Земле, они погибли, достойнейшие этруски и не менее достойные атланты.
Много воды утекло с тех пор. Не одно поколение водяных мельниц сломалось и кануло в Лету, пока на нашей планете не появились вновь и атланты и этруски. Они прилетели с тех планет на кораблях, высадились, основали станции наблюдения. Но не только. Станции этрусков отправляли отсюда на далекую новую их родину, дубликаты памятников искусства и вообще земных вещей. Для музеев. А вот станции атлантов отправляли отсюда подлинники картин, керамики, монет, ювелирных изделий древних мастеров. Это одна из главных причин начавшейся борьбы, которая переросла в невидимую людям войну.
Поскольку главный герой - потомок этрусков (его отец был капитаном корабля, потерпевшего на Земле аварию еще до войны), он принимает участие в этой войне на стороне этрусков. Сами этруски этого не хотят. Но помимо их воли он - в центре событий. Этруски не могут дать ему оружия, как не могут ни те, ни другие посвятить в свои замыслы людей Земли. Война-невидимка не должна коснутся человеческих судеб. Тем не менее герой требует оружие. И получает талисман. Он защищает от нападения. Не более того. Но страшная в своей неотвратимости борьба продолжается. Она, кажется, идет уже в самой душе героя, и в голове его возникают образы. Один из них предвосхищает всю историю с коршуном и лебедью, сокровенный смысл которой мне удалось разгадать лишь годы спустя. Тем не менее я писал о состоянии Владимира Санина вот что (его же словами):
"Ключи Марии - это сокровенное, несказанное, ключи души; расставаться с ними нельзя. Борьба уже давно шла у последней черты - за ключи Марии! Трепетным зоревым светом зажигалось в памяти моей ушедшее, но темное крыло неведомой птицы настигало меня, и тревога сковывала. Заклиная прошлое, молясь отцу, сестре, Жене (ударение на первый слог), я снова переживал и надеялся, но в новом, грозовом свете мелькало предвестие беды - прошлое до боли остро отзывалось во мне стоголосым эхом. Даже ничем не омраченные дни и часы детства становились как бы чужими, не моими, они были невозвратимы, и когда черное крыло закрывало их, я даже чувствовал облегчение. Если же там осталась полузабытая боль - стократной вспышкой все повторялось снова и снова, и пытка эта была нескончаема, и я не мог ночами сомкнуть глаз.
А если приходил короткий лихорадочный сон, правой рукой, у самого сердца сжимал я до дрожи в пальцах невидимые ключи Марии, ключи от несказанного, невыразимого, сокровенного. И просыпался.
...Легче было забыться и забыть все. Но я боролся за прошлое. Только теперь я понял, что события, предшествовавшие этим грозным дням, лишь очертили контур пространства, в котором развернулась сейчас тайная борьба. В центре этого контура, словно тень в круге, был я сам с моим отчаянием, упрямством, с моей силой и слабостью. Зло и добро неотступно следовали за мной по пятам, они порой точно сливались, и лишь усилием воли отличал я полет черного крыла от парения светлого крыла, а тени крыльев бежали вместе, пересекая друг друга."
С некоторыми поправками это передает и мое состояние. И дает ответ, почему я смог угадать это имя: Царевна лебедь. Все жило во мне до поры до времени, я наделил этим своего героя. Оказалось - со мной происходит то же. Но я вхожу в борьбу не с атлантами и не за этрусские древности. Ранг этой борьбы намного выше. Еще точнее: он самый высокий, последний.
Приведу вольное изложение одной из работ, посвященных "Авесте".
Состояние человека, его души есть печальное следствие того, что смешались две субстанции. Одна из них - Разум, Добро, Свет. Другая - Материя, Зло, Тьма. Три имени у каждой. Эти имена мы должны знать. Очень давно, в начале времен царством Света управлял Отец Величия, а царством Тьмы - Князь Тьмы. Князь Тьмы нарушил это равновесие. Его привлек блеск светлого царства. Опасаясь нападения, Отец Величия вызвал к жизни эманации света, несущие силы добра. Но силы света сначала были побеждены тьмой, растворены в ней. Произошло смешение. Главная тема всего последующего - освобождение эманаций, частиц света, воссоединение их с царством Света.
