Взревновать юродивую, что ли? А? Как мыслите, товарищ Морж? Входить в маразматический штопор — так с музыкой…

Девка очень осудила поведение маркитанток. Возмутилась неверностью Вавилы. Сжимала руки, что-то рычала себе под нос. Только что пену изо рта не пускала. Лютая.

Зато когда в финале все дружно двинули кони, кто от чумы, кто от железа, девка безудержно разрыдалась. Сигизмунд остановил фильм, долго уговаривал юродивую не принимать близко к сердцу условности киноискусства. Наконец его осенило. Он перемотал кассету на начало и показал ей первые сцены, где все еще живы. Вот, мол, девка, гляди: все в порядке. Она успокоилась и даже забила в ладоши.

Сигизмунд решил, что для одного вечера впечатлений выше крыши, и отправил Лантхильду спать. Он и сам устал.

Только стал засыпать, как явилась неугомонная девка. Разбудила и стала на телевизор показывать. Требовала что-то. Вавилу поминала. Проведать хотела, что ли?

Сигизмунд, барахтаясь в одеяле, кулак ей показал. И выгнал.

Уже совсем засыпая, подумал невнятно: а ведь есть что-то общее между девкой и Хауэром. Нос длинный, сонливость в глазах. Белесость неизбывная. Заснул. Был истерзан дурацким сновидением. Среди ночи явился кобель, забрался в постель, поначалу вел себя тихо, а потом обнаглел и занял полдивана.

Наутро выпал долгожданный снег. Небо прояснилось, сделалось голубым. Душа словно умылась. Зимы ждала, ждала природа. И вот дождалась.

По свежему снегу явилась Наталья. В этот день Сигизмунд задержался на работе. Пришлось съездить по одному вызову — Федор не управлялся, а заказы терять было сейчас не с руки.

Потом еще корма развозил на своей машине. В связи с первым снегом что-то случилось с общественным транспортом, и боец Федор зашивался.

Возвращался в восемь вечера. Стоя в пробке на Кронверке, покаянно думал, что девка не кормлена, кобель не кормлен — сидят, небось, ждут его. Накупил готовых пицц, бананов и молока. Пива взял.

Ввалился с мешками и…

Еще на лестнице Сигизмунд услышал, что в доме скандалят. Поначалу даже не поверил, что это у него.

Но вот открыл дверь — и последние сомнения рассеялись. В глубине квартиры отчаянно вопила юродивая девка. Кроме того, Сигизмунду показалось, будто он слышит, как в “светелке” вякает кто-то еще.

Он тихо опустил на пол мешки, набитые снедью, вытащил оттуда бутылку пива, взял поудобнее за горлышко и двинулся спасать разлюбезную свою юродивую. Судя по ее крикам, с той самое малое с живой снимали скальп.

Сигизмунд ворвался в “светелку”, держа пиво, как “молотовский коктейль” — шел, будто на танки.

У шкафа, подбоченившись и слегка выпятив живот, стояла Лантхильда и победоносно орала. Она была очень красна, отчего волосы казались совершенно белыми. В комнате резко воняло дорогими духами.

Почти загораживая дверной проем, спиной к Сигизмунду, стояла дражайшая экс-супруга Наталья Константиновна. Как завороженная, она глядела на девку. Время от времени Наталья набирала в грудь воздуха и испускала короткое беспомощное кудахтанье, пытаясь вклиниться в скандал.

Какое там! Блаженная девка и слова ей вставить не давала. Это Наталье-то! Такое, наверное, случается, когда липовый “черный пояс” напарывается на настоящего Мастера.

Умело дозированная, наигранная нахрапистость Натальи, которой та неизменно брала верх над слабонервными противниками, явила полное бессилие перед кондовым таежным жлобством девки. В мировоззрении Натальи не было места для таких социальных типов, как девкин братец с подбитым глазом или же Вавила, девкин бойфренд.

Лантхильда вопила с наслаждением. Легко. Со знанием дела.

Сигизмунд опустил бутылку, прислушался, стоя за натальиной спиной.

Ухо выловило несколько раз повторившееся, знакомое слово “двала”. Неслись малопонятные “пилин” и “Пилат”. При чем тут скандально знаменитый прокуратор Иудеи, до Сигизмунда доперло чуть позже. Так звучало в девкиной передаче одно хорошее русское словцо, слышанное дикой барышней, несомненно, от С.Б.Моржа, русского, 36, СПб, высшее и так далее. “Пилин”, очевидно, был суррогатным, более пристойным заменителем “Пилата”.

И тут Лантхильда увидела Сигизмунда. Расплылась в радостной улыбке, сделалась вдруг приторно-умильна. Сигизмунд из-за натальиной спины показал ей бутылку пива.

И тут Наталья обернулась…

Сигизмунд мгновенно увидел картину как бы со стороны: шкаф, крикливая белобрысая стерва, подкравшийся со спины экс-муженек с бутылкой… Наталья каменно смотрела на Сигизмунда. Уесть пыталась взглядом. Выковыривала остатки совести со дна его души. Выскребывала.

Лантхильда замолчала. Отдала поле битвы в руки Сигизмунда. Он это как-то сразу понял.

— Ну так что, — холодно промолвила Наталья, — насколько я понимаю, тебе сейчас не до НАС. Денег у тебя нет. — Она выдержала паузу. — Скажи своей блядище, чтоб заткнулась. В шкафу вещи мои лежат.

— Там нет твоих вещей, — сказал Сигизмунд.

— А я говорю — есть.

Сигизмунд с тоской ощутил, как его засасывает в обычный диалог.

Подумав, он объяснил:

— Я их выбросил.

— Врешь! — безапелляционно сказала Наталья.

— Проверь, — предложил он. И подмигнул девке: мол, можно! давай!

Лантхильда с готовностью прянула вперед. И тут Наталья, потеряв наконец самообладание, завизжала:

— Убери ее! Убери эту стерву! Развел тут бордель! Притон! Водка! Бляди! Карты!

— Ты преувеличиваешь, — сказал Сигизмунд. — Ты же знаешь, я не люблю карты.

Наталья понесла.

После маэстро Лантхильды Наталья Константиновна выглядела более чем бледно. Опера приелась, партия была знакома, слова изучены. Сигизмунд сел на диван и, морщась, снял зубами пробку с бутылки. Приложился к горлышку. Пиво забулькало. Лантхильда с завистью смотрела, как он пьет.

Сделав глоток, Сигизмунд подозвал девку и отдал ей бутылку.

— Значит так, Наталья, — прервал он излияния экс-супруги. — День для тебя сегодня неудачный. Вот и Лантхильда это подтверждает. Эй, Лантхильд! Наталья ист двала?

— Йааа… — протяжно отозвалась Лантхильда.

— Во, — обрадованно сказал Сигизмунд. — Вот и Лантхильда Аттиловна о том же.

— Мадьярка, что ли? — сощурилась Наталья.

— А это уж, Наталья Константиновна, не ваше дело. Может, и мадьярка.

— На клубничку потянуло? “Частица черта в нас..”?

Сигизмунд сморщился:

— Только не пой.

Наталья решительно шагнула к шкафу.

— Я могу посмотреть МОИ ВЕЩИ?

Сигизмунд встал, преградил ей дорогу.

— Лучше не надо. В другой раз.

— Ты что, труп там прячешь?

Умная баба, этого не отнимешь.

— Поменьше Агату Кристи читайте, Наталья Константиновна. Там Лантхильды вещи лежат, а она бережлива очень.

— Смотрю, она тут плотно у тебя прописалась. Гляди, Сигизмунд… СПИД по свету гуляет.

— А мы с презервативами. — И спросил более мирно: — А что тебе надо-то? Скажи, я достану.

— Ни-че-го, — прошипела Наталья. — НИЧЕГО мне от тебя не надо.

И вышла.

Хлопнула входная дверь.

Сигизмунд снова сел на тахту. Дружелюбно глянул на Лантхильду. Как, мол, мы, а?.. Показал, чтоб садилась рядом.

Лантхильда глотнула пива и вернула ему бутылку. Сигизмунд отпил половину того, что еще оставалось, и протянул бутылку Лантхильде. Давай, освежайся. Хорошо сегодня поработала.

Подбодренная таким образом, Лантхильда начала рассказывать. И показывать. Из ее рассказа Сигизмунд уяснил следующее.

Было так. Сидела она, Лантхильд, его, Сигисмундса дожидаясь, когда влезла в жилище эта унлезо афумисто двало Наталья, и восхотела от сигисмундсова добра толику схитить. А также лунницу золотую спереть, то несомненно.

И бросилась грудью Лантхильд и закрыла добро, не позволив злому деянию свершиться.

— Блин, — сказал Сигизмунд.

— Пилин, — обрадовалась Лантхильда. — Пилат!

И умильно в глаза ему заглянула, голову наклонив и засматривая сбоку. Он рассеянно потрепал ее по плечу.