Смекал решил временно расположить Икара на складах пекарни. По соседству находилась казарма, и Иозеф сообразил, что лучше всего будет вести передачи с чердака пекарни, под носом у немцев. Но как же доставить радиста на склад, который охраняется солдатами? Был намечен рискованный план. Смекал сел за руль машины, гружённой мешками муки, а радиста устроили в кузове, накрыв пустым мешком. У проходной дежурный остановил машину. Прыгнул на подножку и заглянул в кузов.

— Гут! Фарен зи вайтер![21]

Машина тяжело заехала во двор. Грузчик Суханек незаметно провёл Икара на чердак. Тот развернул рацию…

Обжитая одежда — как обжитая квартира: удобна, привычна, и чувствуешь себя в ней естественно. Крейчи носил чужую грубошёрстную куртку, чужие ботинки, даже чужую кепку так, словно сам заказывал все это у портного. Подобно привык жить в постоянном напряжении. Почти целый месяц ждал каждую минуту: вот загудит рядом «зелёный Антон» — пеленгатор, залают овчарки.

Всё это время, естественно, не знали покоя и его товарищи — другие радисты, Саратова и Лобацеев. Много смелых поступков было уже на счёту Богданова, Сапко. Включился в дело выздоровевший Веклюк-Бронислав. Группа разрасталась, боевые акции становились шире. Теперь Крейчи реже виделся с друзьями. Но вся информация стекалась в одно русло, и по этим данным наша авиация наносила врагу ощутимые удары. А люди Крылова с помощью чешских патриотов пускали под откос поезда с фашистами, взрывали мосты и военные склады, освобождали узников.

И крыловцы были не одни…

Глухо ворча, длинный «Хорьх» брал крутой подъём. Впереди, на сером фоне облаков, мелькнули мотоциклисты охранения, скрылись за поворотом. Позади, поотстав, ползли чёрные фургоны колонны. Крюгер, откинувшись на широкое заднее сиденье, удовлетворённо улыбался: представлял, как вытянется лицо Герке, когда он вернётся в Прагу. Машина, взяв перевал, мягко вписалась в поворот — начинался пологий спуск. И вот среди нависших облаков показались шпили пражских башен. Заканчивался апрельский день.

Накануне рано утром Крюгера попросил зайти шеф пражского гестапо. Герке был крайне возбуждён и то и дело останавливался возле столика с неначатым завтраком, доливая в рюмку коньяк. Перед ним навытяжку стоял гаупштурмфюрер — командир батальона СД, двое агентов в штатском торчали в углу. Герке протянул Крюгеру листок с оперативным донесением и, пока особоуполномоченный читал, продолжал допытываться у бледного как стена офицера.

— Кто же в него стрелял, кто?

— Не могу знать, герр оберштурмбаннфюрер,—вытянул тот шею, — бандит открыл страшную пальбу из автомашины, положив двух лучших моих проводников с собаками, и я приказал…

— Значит, это приказали вы?

— Я приказал брать его живьём. Все точно, все абсолютно точно, но, сами понимаете, поднялась такая кутерьма!

Герке махнул рукой, повернулся к Крюгеру. Тот, широко зевнув, спросил сонным голосом:

— Ну и что же дальше?

Герке на него уставился выпуклыми, на выкате глазами. Шеф никогда не мог уловить ход мыслей толстяка. И сейчас не мог его понять.

Крюгер зажёг сигару:

— Повторите, гауптштурмфюрер, как это было. Или нет, лучше они, — повернулся к агентам.

Кашлянув, один из них начал излагать события. В ночь на 3 апреля станции наблюдения засекли самолёт северо-восточнее Праги. Было обнаружено два парашюта. Вызвали мотобатальон СД. Продолжая преследование, вышли в направлении села Неханице. Парашютистов окружили в десяти километрах от этого села, в густом дубняке. Один, как уже сообщил командир батальона, убит, второй взят и сейчас подвергается обработке третьей степени. Изъята рация, четыре комплекта батарей — в донесении все перечислено.

— Ну что с ним делать? Расстрелять? — Герке бросил уничтожающий взгляд на гауптштурмфюрера.

— Кто второй? — спросил Крюгер.

— Судя по произношению, поляк. Упорно утверждает, что направлялся к родственникам.

— Что у него найдено?

— Ничего, кроме того, что сказано в описи в донесении.

— Пойдёмте к нему, — предложил шефу Крюгер. — И прикажите командиру батальона подождать — возможно, он потребуется.

Гауптштурмфюрер благодарно щёлкнул каблуками и вытянулся…

Допрос парашютиста ничего не дал. Он был избит до крайности и посиневшими губами шептал только ругательства.

Когда поднимались уже из подвала, Крюгер вдруг остановился.

— Вы заметили, Герке?

— Что именно?

— Этот тип ругался очень любопытно. Он был в состоянии гроги…. как после нокаута — ваши люди, видимо, начали обработку с затылка и позвоночника. А в таком состоянии человек часто путается в обстановке и обстоятельствах. Так вот, он сказал: «Двадцать пять чертей вам в бок!». А потом ещё раз назвал эту цифру… Помните?

— Не помню.

— Ну как же, он пробормотал даже что-то насчёт четверти стоимости вещи. То есть, в бреду он повторил то, что до того в мыслях повторял про себя, ну, скажем, двадцать пятую встречу с резидентом… Впрочем, до двадцать пятого ещё далеко… Или это значило название квартала? Есть такой квартал в Праге? Надо немедленно проверить…

Герке с интересом прислушивался к рассуждениям толстяка.

— А может быть, это…— Крюгер как бы нарочно недоговорил и взглянул на шефа. — Впрочем, обождём. Помните, как вы провалились со своей идеей завербовать этого длинноногого цветовода?

«Паразит, пытался сделать это сам, меня только подставил», — нахмурился Герке.

— Так вот, поскольку я в какой-то мере перед вами в долгу, — словно угадав его мысли, продолжал толстяк, — дайте мне этого перепуганного гауптштурмфюрера с его батальоном. Я поеду в Неханицу, прощупаю немного обстановку.

— Думаете найти резидента?

— Нет, шеф, они шли не к резиденту. Заметили, сколько было с ними батарей питания? Они шли на связь с одной из тех раций, которыми кишат окрестности Праги и с которыми никак мы не управимся.

И, довольный шпилькой, Крюгер удалился к себе — переодеваться для предстоящей операции.

…Если бы Курилович знал о том, какой матёрый волк напал на его след!.. Ришард был отправлен через линию фронта как руководитель «микрогруппы», состоящей из двух человек. А группа была выброшена с особым заданием. На него очень надеялись. В своей бурной революционной жизни Курилович не раз попадал в сложные ситуации. В 38-м его, тяжело раненого, испанские друзья переправили во Францию. Там он снова встретился с фашистами — и стал бойцом Сопротивления. Потом из Парижа перебрался в Польшу и работал в польском коммунистическом подполье. Наконец, Львов, «Народная Гвардия»: Ришард стал одним из основных военных командиров.

Сейчас Курилович действовал под Прагой — с документами словака Штефана Шулыги. Помощника дали ему надёжного — радиста Шагура, который по паспорту значился Яном Колларом. Их забросили в тыл за сутки до рейда группы Крылова, дав задание держать штаб фронта в курсе всех передислокаций фашистских войск и концентрации их в Праге и её окрестностях. Опыт Куриловича сказался: он быстро внедрился и наладил широкие связи с местными патриотами. Сам командир группы устроился в небольшом селении Точне, а для радиста оборудовал отличную базу в доме почтальона Франтишека Глухи в Неханице. Отлично усвоив методы конспирации, Курилович редко навещал Шагура сам — поддерживая связь через третьих лиц по отдельным, созданным им же цепочкам. Людям Куриловича удалось установить, где находится штаб командующего группы «Центр», и он сразу сообщил своим, что генерал-фельдмаршал Шернер обосновался в спецсоставе, стоящем в тупике на станции Яромир. Затем обнаружили замаскированные группировка танковых соединений и моторизованной артиллерии установили места расположения крупных складов взрывчатки… Информация была такой обширной, что один Коллар-Шагур был не в состоянии её обрабатывать без риска оказаться запеленгованным. Курилович запросил помощников. К нему и отправили двух новых радистов — белоруса Павла Зуйковича и офицера Первой польской армии Зенона Чеха. Их засекли сразу же после приземления. В неравной схватке с фашистами Зуйкевич погиб, а его напарника схватили живым. Спецслужбы гестапо усилили наблюдение за районом, где приземлились радисты. Пеленгаторы рыскали по всем окрестным дорогам…