Офицер кавалерии выехал под проливным дождем, чтобы отвезти письмо в штаб Наполеона, расположенный в Катр-Бра. (Несмотря на желание Наполеона поддерживать постоянный контакт с Груши, казалось, не было даже предпринято попыток сообщить Груши, что основные силы армии продвинулись на север по брюссельской дороге.) Он получил указание не возвращаться без ответа. Была полночь, когда он добрался до Катр-Бра и увидел там картину страшных разрушений; повсюду лежали тела убитых, раненые тщетно молили о помощи. Обнаружив, что ставка императора переехала, он поехал по дороге на Женапп вместе с группой изможденных солдат, которые все еще шли, предпочитая двигаться под мокрыми деревьями, нежели присоединиться к тем, кто пытался отдохнуть на близлежащих полях.
В это время Блюхер в Вавре уже имел под рукой все четыре собравшиеся армии. Дисциплина и организованность позволили пруссакам сделать то, что Наполеон считал невозможным. Корпуса Тильманна, дошедшие до Вавра лишь к 9 вечера, ливень заставил идти со скоростью два километра в час. Потому обвинения, выдвигаемые против Груши некоторыми историками относительно предосудительной медлительности его передвижений, представляются не очень справедливыми. Уссей просто впадает в ярость по поводу того количества времени, которое понадобилось Груши, чтобы достичь Жанблу, и того факта, что он остановился там на ночлег; однако Груши был добросовестным и опытным военачальником и, без сомнения, не понаслышке знал о том, что значит вести голодных и усталых людей со всем снаряжением по плохим дорогам и затопленным полям под проливным дождем. Если к полуночи он оказался значительно дальше от поля Ватерлоо, чем Блюхер, это была вина Наполеона, который обрек его на это столь запоздалое преследование прусской армии.
Пообедав, Наполеон проспал два или три часа. В час ночи он поднялся и пошел посмотреть на окрестности вместе с генералом Бертраном. Ночь выдалась на редкость темная, и хотя несколько часов назад гроза стихла, отдельные вспышки молний полностью освещали местность и дождь все не стихал. Дойдя по брюссельской дороге до Бель-Альянса, они смогли увидеть оттуда бивачные огни противника - как указание на то, что Веллингтон расположился здесь на ночь и намерен дать сражение. Наполеон выразил в связи с этим свое величайшее удовлетворение, поскольку больше всего он боялся, что Веллингтон ускользнет от него под покровом ночной темноты. Он был совершенно уверен в победе. Будучи далек от понимания того, что его противник был командующим от Бога, он еще недавно отзывался о нем как о "самонадеянном, недалеком человеке, будто специально созданном для великих катастроф", и полагал, что ему не составит особого труда убрать англичан с поля.
Веллингтон, несмотря на питаемое им высочайшее уважение к способностям Наполеона, был также, в разумных пределах, уверен в успехе, хотя и признавал достоинства расположенной супротив его армии. "Все еще может пойти хорошо", - говорится в одном из писем, написанных им незадолго до рассвета. А герцогу Беррийскому он написал: "Я надеюсь и, более того, имею причины надеяться, что все пройдет хорошо". Тем не менее, пока Наполеон не сделал ни единого приготовления на случай поражения, герцог готовился к худшему и убедил герцога Беррийского проследить за тем, чтобы Людовик XVIII переехал из Гента в Антверпен, если ему станет наверняка известно, что французы заняли Брюссель. Остается еще возможность, думал он, что Наполеон набросится на его правый фланг и попытается пробиться к Брюсселю через Халь. Будучи убежден в том, что такой маневр предоставляет Наполеону наилучшие шансы на успех, он продумал вариант отправки принца Оранского через Монс к брюссельской дороге.
Веллингтон переписывался с Блюхером на протяжении всей ночи, они обменивались сообщениями относительно продвижения прусской армии. Гнейзенау, будучи человеком подозрительным, к тому же лично недолюбливавшим Веллингтона, не был исполнен энтузиазма насчет помощи англичанам. Накануне его привела в бешенство неспособность Веллингтона присоединиться к битве при Линьи, и он не желал делать скидок на обстоятельства. "Англичан заботят только их собственные интересы, - говорил он. - Если их завтра разобьют, прусская армия окажется в большой опасности".
Блюхер прервал его излияния, заметив: "Именно для того, чтобы их не разбили, мы и должны прийти к ним на помощь".
Майор Гробен, оставленный в тылу для наблюдения за войсками Груши, сообщил, что французы еще не вышли из Жанблу. Он полагал, что Груши можно помешать перейти реку посредством одного корпуса; очень важно, говорил он, послать как можно больше сил в Мон-Сен-Жан. Гнейзенау еще не успел одобрить эту идею, но Блюхер уже разослал приказ о том, что его армия пойдет двумя колоннами на помощь герцогу Веллингтону. 3-й корпус задумано было оставить для защиты Вавра от Груши, но если атаки на город не будет, он в свою очередь отправится к Мон-Сен-Жану, оставив на месте лишь несколько батальонов. Блюхер, со свойственным ему мужеством и силой воли, на следующий день был твердо намерен сесть на лошадь и вести своих солдат к победе, хоть не бывал в своей походной кровати со дня своего падения с лошади 16-го числа. Рано утром 18-го Гнейзенау послал офицера осмотреть английские и французские позиции в Мон-Сен-Жане. Таким образом, английская и прусская армии действовали в тесном сотрудничестве друг с другом, пока Наполеон упорно продолжал верить, что пруссаки выбыли из игры.
Вернувшись с осмотра линии фронта, Наполеон занялся делами, ожидавшими его внимания. Адъютант принес ему письмо Груши из Жанблу, прибывшее около 2 часов утра, и сообщил, что гонец ждет ответа. Однако никакого немедленного ответа дано не было. К нему приходили побеседовать шпионы, бельгийские дезертиры и его собственные штабные офицеры, добавляя к имеющимся сведениям небольшие детали, подтверждавшие его собственное мнение, что Веллингтон намерен драться. Полный удовлетворения и уверенности, Наполеон не счел нужным ответить Груши.
В тот момент было бы очень своевременно проанализировать сведения, полученные от Груши и, несколькими часами ранее, от генерала Мийо. На основании этих сообщений он вполне мог бы заключить, что Блюхер посылает, по крайней мере, часть своей армии в помощь Веллингтону, и тогда он еще мог приказать Груши вернуться к основным силам. Однако он не предпринял никаких действий, и гонец Груши, после настойчивых попыток получить ответ, был в конце концов отослан прочь с пустыми руками.
Груши не сообщили даже о том, что английская армия заняла позиции напротив французской.
Между тремя и четырьмя часами утра Бюлов направился к полю Ватерлоо из Дьон-ле-Мона, находившегося в трех милях к востоку от Вавра. Продвижение было чрезвычайно медленным. На протяжении всей этой темной и трудной ночи Груши боролся за то, чтобы разобраться в ситуации. В 6 утра он написал Наполеону следующее: "Сир,
все рапорты и собранные сведения подтверждают, что противник отступает к Брюсселю, чтобы там сконцентрироваться или дать сражение после объединения с Веллингтоном. 1-й и 2-й корпуса армии Блюхера, по-видимому, идут - соответственно - к Корбе и Шомону. Должно быть, они покинули Туринн вчера в 8.30 вечера и шли всю ночь; к счастью, погода была такой плохой, что они вряд ли могли продвинуться далеко. Я вскоре отправляюсь в Сарт-а-Вален и оттуда поеду в Корбе и Вавр".
Вместо того чтобы продолжать двигаться к Вавру, Груши следовало, по мнению Жомини, Клаузевица, Шарраса и Уссея, сделать в то утро все возможное, чтобы успеть пересечь Диль под Мустье и разместиться поближе к театру действий Наполеона. Ему следовало бы заметить подобную необходимость, полагают эти историки, как только он пришел к убеждению, что Блюхер действительно соединяется с Веллингтоном. Генерал Хэмли, однако, выражает иное мнение в своей книге "Operations of War" ("Военные операции"). Груши не мог знать, что Веллингтон и Блюхер в течение дня окажутся в Ватерлоо: он полагал, что союзники объединятся в Брюсселе. Если бы таково было их намерение, Груши, "направившись в Вавр, серьезно воспрепятствовал бы их сообщению с базой близ Лувена и либо помешал бы им осуществить их намерения, либо чудовищно осложнил бы их положение". Груши действительно ошибся, предположив, что союзники пойдут на Брюссель, но не так уж сильно. В любом случае, вопрос о том, следовало ли Груши двинуться налево от Диля или направо, не имеет особого значения. Стоит лишь посмотреть на карту и обратить внимание на расстановку сил и позиции, чтобы увидеть, что к тому времени союзники имели несомненное преимущество над французами. Груши со своими двумя армейскими корпусами находился от поля Ватерлоо почти в два раза дальше пруссаков и потому был бессилен воспрепятствовать их соединению с англичанами. Роковой ошибкой было не передвижение Груши в Сарт-а-Вален, а решение Наполеона отослать правое крыло армии действовать в изоляции, далеко от основных сил.
