Вскоре после обмена визитами Достоевский обратился к Кони с просьбой ознакомить его с заключенными в тюрьму малолетними преступниками. Внимание к ним писателя было вызвано его новым творческим замыслом - создать роман о детях, об их изломанных жестокой действительностью судьбах.
Откликаясь на просьбу, Кони 8 мая 1874 года возил Достоевского в Литовский тюремный замок, где они посетили отделение малолетних. А полтора года спустя они совершили еще одну совместную поездку - в колонию малолетних преступников на Охте, за пороховыми заводами.
Писатель внимательно осмотрел колонию, а потом, собрав колонистов вокруг себя, задавал им вопросы, расспрашивал о мельчайших подробностях быта, сам отвечал на вопросы детей. "Он произвел сильное впечатление на всех собравшихся вокруг него, - вспоминал Кони, - лица многих, уже хлебнувших отравы большого города, стали серьезными и утратили напускное выражение насмешки и того молодечества, которому "на все наплевать"; глаза некоторых затуманились. Когда мы вышли, чтобы пойти осмотреть церковь, все пошли гурьбою с нами, тесно окружив Достоевского и наперерыв сообщая ему о своих житейских приключениях... Чувствовалось, что между автором скорбных сказаний о жизни и ее юными бессознательными жертвами установилась душевная связь и что они почуяли в нем не любопытствующего только писателя, но и скорбящего друга".
Дети провожали писателя шумно, в радостном возбуждении. Окружив извозчичью коляску, в которую усаживались Достоевский и. Кони, они кричали Федору Михайловичу:
- Приезжайте опять! Непременно приезжайте! Мы вас очень будем ждать!
Кстати, осматривая церковь в колонии, Достоевский обратил внимание на неумеренно большое количество икон в ней. Когда Федор Михайлович и Кони возвращались с Охты в Петербург, Достоевский сказал Анатолию Федоровичу:
- Не нравится мне их церковь. Это музей какой-то! К чему такое обилие образов? Для того чтобы подействовать на душу входящего, нужно лишь несколько изображений, но строгих, даже суровых, как строга должна быть вера и суров долг христианина. Да и напоминать они должны мальчику, попавшему в столичный омут и успевшему в нем загрязниться, далекую деревню, где он был в свое время чист. А там в иконостасе обыкновенно образа неискусного, но верного преданиям письма. Тут же в нем все какая-то расфранченная итальянщина. Нет, не нравится мне церковь.
Думается, это глубокое замечание очень характерно для Ф. М. Достоевского, великого психолога и знатока человеческой души, не исключая детской.
Роман о детях Федор Михайлович так и не написал, к сожалению, однако его замысел все же был частично реализован в десятой книге "Братьев Карамазовых", озаглавленной "Мальчики". В набросках романа встречаются записи о фабричных детях.
Достоевский стал бывать в Министерстве юстиции у Кони - обычно с просьбами помочь то одному, то другому из числа униженных и оскорбленных, появлялся он и в окружном суде на процессах, по тем или иным причинам привлекших его внимание. Анатолий Федорович и Федор Михайлович встречались также на литературных вечерах и в литературных салонах, у общих знакомых и в редакциях журналов.
Весть о смерти Достоевского застала Анатолия Федоровича в его служебном кабинете. Он пригласил одного из своих секретарей для доклада вновь поступивших бумаг. Молодой правовед, докладывая, начал вдруг запинаться, голос его дрогнул, и он замолчал на полуслове. Глаза его были полны слез.
- Что с вами? Вы больны? - обеспокоенно спросил Кони.
- Достоевский. Достоевский умер! - вскрикнул молодой правовед и расплакался.
Анатолий Федорович был поражен известием. Ведь именно на этот день в зале Кононовой был назначен вечер в пользу Литературного фонда, на котором должен был выступать также Достоевский. А вместо этого - трагическая весть о его кончине.
Кони немедленно отправился в Кузнечный переулок, где в доме No 5 проживали тогда Достоевские, поклониться праху Федора Михайловича. "На лестнице невзрачного, хотя и большого дома, напоминающего собою каменный ящик, пред дверью, обитой старой, местами прорванной клеенкой, толпились люди с грустными и взволнованными лицами. Постоянно подходили новые посетители". За дверью темная передняя и комната со скудной и неприхотливой обстановкой, где Федор Михайлович лежал на невысоком катафалке, так что лицо его было видно всем.
"Какое лицо! Его нельзя забыть... - писал А. Ф. Кони. - На нем не было ни того как бы удивленного, ни того окаменело-спокойного выражения, которое бывает у мертвых, окончивших жизнь не от своей или чужой руки. Оно говорило, это лицо, оно казалось одухотворенным и прекрасным... Не печать смерти виднелась на нем, а заря иной, лучшей жизни как будто бросала на него свой отблеск... Я долго не мог оторваться от созерцания этого лица... Вблизи гроба стояла девочка, дочь покойного, и раздавала цветы и листья со все прибывавших венков, и это чрезвычайно трогало приходивших проститься с прахом человека, умевшего так тонко и с такой "проникновенной" любовью изображать детскую душу".
Похороны Достоевского стали настоящим общественным событием, отмечал Кони. Анатолий Федорович сохранил для потомков их подробное описание, а самому Федору Михайловичу посвятил несколько своих работ, включенных затем во второй том его книги "На жизненном пути".
Приобщение А. Ф. Кони к современной ему русской литературе нашло свое выражение и в том, что в 1876 году он стал оДним из заседателей "круглого стола" при журнале М. М. Стасюлевича "Вестник Европы".
Михаил Матвеевич Стасюлевич оставил заметный след в истории русской культуры второй половины XIX и начала XX века. Историк, журналист и публицист, общественный деятель либерального направления, он в конце 50-х годов был профессором Петербургского университета и в 1861 году наряду с некоторыми другими профессорами покинул его в знак протеста против жестоких репрессий правительства в отношении студенчества. Пятью годами позже он стал издавать и редактировать журна-л "Вестник Европы".
Сближение Кони с журналом Стасюлевича и с теми, кто также считал его своим, было вполне естественным и закономерным. "Вестник Европы" являлся не только одним из наиболее распространенных в России "толстых" ежемесячников, но и рекордсменом долголетия: он просуществовал пятьдесят два года - с 1866-го по 1917-й. Журнал твердо и неуклонно проводил в жизнь взятую им с первого же номера линию на защиту конституционности и законности, ратовал за европеизацию общественной жизни, что предполагало критическое отношение к самодержавию. "Это лучший журнал из всех толстых" - так отозвался о нем А. П. Чехов в письме к писателю И. Л. Леонтьеву-Щеглову от 5 января 1897 года.
"Положив в основу своей программы начала здоровой гражданской жизни, заключающиеся в господстве законности и прочих гарантиях прав личности, в независимом суде, возможно широком развитии местного самоуправления, господстве веротерпимости, свободе слова и печати, разумно и широко поставленном образовании народа, законодательной охране интересов трудящихся масс, журнал г. Стасюлевича проводит эту программу среди меняющихся настроений русского общества" - так писали о "Вестнике Европы" известный критик Н. Ф. Анненский и В. Г. Короленко на страницах "Русского богатства" (журнала либеральных народников) в 1897 году.
Кони не только стал надежным сотрудником и постоянным автором "Вестника Европы" - между ним и Стасюлевичем установились тесные дружеские отношения, переплетавшиеся, по его словам, нитями взаимного доверия, участия и нравственной поддержки в переживаемые каждым из них трудные, тревожные и радостные минуты жизни.
По понедельникам, а затем по субботам к обеду у редактора-издателя "Вестника Европы" собирался, под предводительством гостеприимной хозяйки дома Л. И. Стасюлевич, небольшой и довольно замкнутый круг людей, связанных с ним сотрудничеством и личными дружескими отношениями. Неизменным участником этих трапез стал также Кони. "Рыцари круглого стола короля Артура" - так шутливо называли себя постоянные гости Стасюлевича, образовавшие своего рода общественно-литературный кружок.
