В начале вышеприведенного отрывка упомянуты самые близкие и дорогие Анатолию Федоровичу люди, которые на последнем и, наверно, самом трудном этапе его жизненного пути окружили его своей заботой и любовью.

Надежда Павловна Лансере происходила из известной в истории русской культуры семьи Лансере. Преподавательница русского языка и литературы в Литейной женской гимназии (Бассейная, ныне улица Некрасова, 15), она на протяжении многих лет была не только другом, но и помощником Кони в его литературных трудах. Когда в августе 1920 года Надежда Павловна скончалась в одной из клиник Военно-медицинской академии, потрясенный Анатолий Федорович посвятил ей такие слова, вырвавшиеся из самой глубины сердца:

"Я до сих пор, несмотря на массу дела, не могу вполне отрешиться от едкой скорби по поводу смерти этого прекрасного существа, исполненного чувства долга и чести, правдивого до крайнего предела, самоотверженного и вместе с тем всегда жизнерадостного и бодрого. Она была настоящим "сотрудником жизни", а мне специально облегчала мои литературные труды, написав значительную часть моей книги "На жизненном пути" под мою диктовку. Она составляет одно из лучших и светлых воспоминаний моей жизни за последние 17 лет - и не дождалась моей, уже недалекой кончины, чтобы так мучительно погаснуть" (из письма к Е. А. Садовой).

Второй женщиной, самозабвенно заботившейся (после смерти Н. П. Лансере) об Анатолии Федоровиче, была Елена Васильевна Пономарева - дочь его старого друга. Прирожденная общественная деятельница, она задолго до революции основала в Харькове, преимущественно на собственные средства. Народный дом наподобие Народного дома графини Паниной в Петербурге. Вопросы общественного и личного воспитания, вопросы о бирже труда, народных домах, домах для рабочих она изучала в разных странах - в Германии, Бельгии, Голландии, Англии. Этим вопросам, а также проектировавшемуся Музею мира (здесь слово "мир" в значении отсутствия войны, вражды), о котором мечтала не одна она, борьбе с алкоголизмом, охране природы, значению изучения естествознания в школах Е. В. Пономарева посвятила ряд статей, опубликованных ею в журналах и газетах. Потеряв во время революции все свое состояние (весьма значительное), Елена Васильевна бросила апартаменты в доме на Фонтанке (No 56), где в предреволюционные годы в ее салоне собирались на литературные чтения до пятидесяти человек и где некоторое время перед переездом на Надеждинскую проживал Кони, переехала в его большую квартиру и поддерживала его своей неусыпной заботой.

Она за самую мизерную плату давала частные уроки музыки, чтобы приобрести для Анатолия Федоровича яблоко или стакан молока, и преподавала музыку в школе (размещавшейся там, где на первых порах находился Институт живого слова, то есть на улице Восстания, 8), дорожа возможностью принести домой хоть немного съестного из своего скромного пайка. Ведь Анатолий Федорович, как мы знаем, тоже потерял все свое состояние, и немалое, персональная же пенсия от Советского правительства была назначена ему благодаря стараниям Академии наук лишь за полтора года до смерти. А до этого, чтобы обеспечить свое существование, ему приходилось продавать кое-что из вещей и ценных книг, а также опираться на помощь и поддержку близких людей.

По свидетельству К. И. Чуковского, самое имя Анатолия Федоровича Елена Васильевна в разговоре со всеми произносила особенным голосом, с благоговением, словно в этом имени для нее воплотилось все самое благородное, человечное, что только есть на земле.

Третья женщина, глубоко любившая и почитавшая Анатолия Федоровича, - это Людмила Федоровна Грамматчикова-Кони, его сводная сестра, которая была на двадцать два года моложе. До революции она служила в Постоянной комиссии по техническому образованию, была организатором помощи учащейся молодежи и политическим ссыльным, читала лекции по литературе в Народном доме Паниной, а в начале 20-х годов работала на Волховстрое. Людмила Федоровна, которая еще в детстве проявляла большие артистические способности. владела прекрасным даром чтения стихов, и Анатолий Федорович, строгий ценитель красоты языка и речи, иной раз просил ее почитать. Такие минуты доставляли ему огромную радость. А когда после кончины Анатолия Федоровича друзья собирались в его кабинете по памятным дням, Людмила Федоровна выразительно читала отрывки из его произведений, и все слушали ее чтение затаив дыхание.

.

Елизавета Александровна Садова, которая училась, а затем и преподавала русский язык и литературу в старших классах бывшей Рождественской гимназии (близ Смольного, Лафонская площадь - ныне площадь Пролетарской Диктатуры, 1), была дочерью крупного филолога-классика, профессора Петербургской духовной академии А. И. Садова, друга Кони. Уйдя из школы, она долгие годы работала затем в Государственной Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. Е. А, Садова также в меру своих сил старалась быть полезной Анатолию Федоровичу, оказывала деятельную помощь Елене Васильевне Пономаревой.

Нельзя не назвать здесь и Лидию Ивановну Крамп, писавшую под диктовку Кони статьи и очерки, помогавшую ему в работе с 1920 года. Она, по свидетельству Е. А. Садовой, писала необычайно быстро, что давало Анатолию Федоровичу возможность легко и спокойно трудиться над задуманными им произведениями, в том числе над воспоминаниями петербургского старожила.

Л. И. Крамп тоже стала другом дома и в тяжкие дни, последовавшие за кончиной Анатолия Федоровича, деятельно помогала Е. В. Пономаревой в охране и разборе литературного наследства Кони до передачи его в Пушкинский дом (Институт русской литературы Академии наук СССР).

Чтение лекций, выступления с воспоминаниями перед молодежью стали для Кони не только любимой работой - они сглаживали недуги, заставляли забывать о голоде и холоде. Они были его жизнью, его насущной необходимостью. Рассказывают, что однажды Анатолию Федоровичу пришлось читать лекцию по искусству перед аудиторией, состоявшей всего из... двух человек, двух матросов с суровыми, обветренными лицами. Но это ничуть не смутило Кони, он приложил все усилия, чтобы передать им красоту "Сикстинской мадонны" и заставить их понять, как оскудела бы жизнь, отними у них радость, приносимую искусством. Оба матроса слушали профессора с напряженным вниманием, а когда он кончил лекцию, один из них подошел к Анатолию Федоровичу, пожал ему руку и растроганно сказал: "Спасибо, отец! Спасибо!"

Нередко Анатолий Федорович выступал с лекциями перед преподавателями, приезжавшими в Петроград для повышения своей квалификации, и делал это с особой радостью, ибо и сам большую часть своей жизни с искренней любовью и душевным подъемом занимался педагогической деятельностью.

"...Когда после 9-летней опалы за то, что по делу Засулич я был слугою правосудия, а не лакеем правительства, - писал Кони известному юристу профессору Н. Н. Полянскому в сентябре 1919 года, - я был наконец назначен обер-прокурором, Александр III в зале Аничкина дворца... в грубых и резких выражениях высказал мне о "тягостном воспоминании и неприятном впечатлении, произведенном на него моим образом действий по делу Засулич", а ныне в этой самой зале я читаю свои лекции собравшимся учителям, а весь порядок вещей, олицетворявшийся А[лександром], и основанный на нем "образ действий" канули, надеюсь, в вечность".

Одно из учебных заведений, в котором преподавал Кони, было решено закрыть, так как на его содержание у государства не хватало средств. По настойчивой просьбе преподавателей учебное заведение было, однако, сохранено на принципе хозрасчета, а преподаватели, в их числе и Кони, выразили согласие читать лекции, если понадобится, бесплатно. После того как Анатолий Федорович прочел цикл лекций, руководитель заведения сообщил ему, что ввиду большого притока слушателей материальное состояние курсов значительно улучшилось и посему профессору будет выплачен гонорар из расчета... 50 копеек за академический час.

А вот удостоверение, полученное Кони в 1924 году: