Губы его ласкали ее, руки его гладили ее, он любил ее с такой душераздирающей нежностью и с такой яростью собственника, какой она и не подозревала в нем. И вот теперь она лежала, удовлетворенная и счастливая, в его объятиях и невольно задавалась мыслью: да вправду ли ей выпало такое немыслимое блаженство или она все только вообразила? Ведь он, в конце концов, был Вир, мужчина, прославившийся своими амурными подвигами. И он ни разу в порыве страсти не сказал, что любит ее, только что он ее желает.

Ну зато она любила его всем сердцем. Что ж, очень может быть, что ей придется удовольствоваться только этим. Уж точно, что большего ожидать она просто не имеет права. Ведь она, в конце концов, подцепила его, вынудила жениться на себе, напомнила она себе строго. И постаралась вникнуть в рассуждения Вира, которого занимали сейчас возможные последствия объявления в «Газетт».

– Теперь, когда Блейдсдейл почуял, что его загоняют в угол, он нанесет ответный удар, – говорил Вир, поглаживая ее рыжую гриву.

– Это меня не слишком удивит, – отозвалась Констанс, прижимаясь к его мускулистому поджарому телу. – Блейдсдейл совсем не обрадуется, когда узнает, что ты расстроил его планы, – а он так надеялся пополнить сундуки своего зятя за счет моего приданого. Теперь у него не осталось сомнений и в том, что ты также был причиной затруднений Лэндфорда. Ведь долговые расписки Лэндфорда у тебя.

– И откуда же, голубка моя, тебе это известно? – осведомился Вир, и рука его, гладившая волосы Констанс, замерла. Черт возьми, он сам устроил так, чтобы Лэндфорд узнал, кто скупил его долговые расписки, но больше ни одной живой душе это известно не было! Даже посредник не знал, кто на самом деле Вир. А теперь его непредсказуемая супруга заявляет как ни в чем не бывало, что ей известна эта тщательно охраняемая тайна! Прекрасная Констанс, оказывается, сущий кладезь информации. И непрошеной мелькнула мысль: что-то она выкинет дальше?

– А как ты думаешь? – отозвалась Констанс, примостившаяся у его плеча с видом довольного котенка. – Я случайно услышала, как Лэндфорд говорил про эти расписки графу. В тот самый день, когда я сбежала из Лэндфорд-Парка. Блейдсдейл был в сильном гневе, можешь мне поверить. Как раз когда он уже решил, что избавится наконец от проблем Синклера, является Лэндфорд со своими собственными проблемами. Полагаю, ты собираешься предъявить эти расписки к оплате. Еще бы Лэндфорду не тревожиться! Чего ты, кстати сказать, ждешь, Вир?

– Я жду, когда Блейдсдейл ощутит недостаток денег в собственном кармане, – ответил Вир, думая, что пора бы уж. Сейчас, когда Констанс лежала в его объятиях, он чувствовал, что терпение его на исходе и ему хочется, чтобы все скорее закончилось. – Так уж случилось, что граф только что понес серьезные убытки, играя на бирже. Собственно говоря, вот как раз сейчас он узнал, что цены на опиум резко упали из-за восстания холкаров в Индауре. И очень скоро он опомнится и примется соображать, кто же был виновником этой неожиданной неудачи, и взор его, разумеется, обратится на меня.

– Но почему? – спросила Констанс, садясь в постели и глядя на мужа с недоумением. – Неужели он решит, что это ты устроил восстание в Индауре? Далее твое влияние не простирается так далеко, Вир.

– Что до восстания, то я действительно ни при чем, тут ты права, – согласился Вир, чувствовавший, как желание пробуждается в нем при одном взгляде на Констанс во всем блеске ее наготы. – Однако мое влияние распространяется на одного конкретного биржевого брокера.

– Брокер... – Констанс примолкла, чтобы обдумать это. Она так углубилась в свои мысли, что совершенно не замечала, какое влияние оказывает на Вира. А результат этого влияния должен был стать очевидным буквально через несколько секунд. – То есть ты уговорил брокера Блейдсдейла дать клиенту заведомо ложную информацию? Вир, ведь этого брокера могут изгнать с биржи навсегда за такую штуку!

– Не только могут, но обязательно так и поступят, – ответил Вир, которому сейчас было совсем не до злосчастного брокера. – Однако я действовал не так прямолинейно. Когда мы возвращались на «Ласточке» из Франции, то нам повезло встретить в море судно Ост-Индской торговой компании, возвращающееся в Бристоль. Капитан этого судна рассказал нам о только что разразившемся восстании в Индауре. Таким образом я получил эту важную информацию на несколько дней раньше, чем лондонские газеты, ну и не преминул воспользоваться ею в своих целях.

– Ну еще бы, – протянула Констанс с заговорщической улыбкой. – И ты убедил брокера Блейдсдейла...

– Некого мистера Франклина Тиздейла, – с серьезным видом сообщил Вир и стал ждать, что скажет сейчас его супруга по поводу биржевых операций.

– Мистера Тиздейла, – повторила Констанс и даже головой кивнула. – Так ты его уговорил сделать что, Вир? Что такого есть в этом Индауре интересного для прочего мира?

– Мак, моя дивная красавица. Целые поля мака.

– Опиум, – догадалась Констанс, отметившая, однако, и комплимент Вира, отчего горячая волна крови пробежала по ее телу с ног до головы. – Вир, ты убедил мистера Тиздейла посоветовать Блейдсдейлу вложить деньги в торговлю опиумом.

– Это было сравнительно нетрудно, – заметил Вир, думая в который раз, что, доживи он хоть до ста лет, все же никогда Констанс, его жена, ему не наскучит. – Достаточно оказалось связаться через посредника с мистером Тиздейлом и приказать ему приобрести для анонимного покупателя изрядный пакет акций предприятий именно такого профиля.

– И, разумеется, мистер Тиздейл не замедлил сообщить об этом самому значительному из своих клиентов.

– Более того, мистер Тиздейл постарался выяснить, кто же этот анонимный покупатель. Как оказалось, набоб из Ост-Индии, сколотивший себе состояние на биржевых спекуляциях.

Констанс нахмурилась, но скоро лоб ее разгладился.

– Набоба придумал ты, – объявила она и даже подпрыгнула на постели от восторга. – Какой же ты умный, Вир. Но кто же сыграл роль этого набоба? Не Калеб, за набоба он не сойдет, слишком молод.

– Если я скажу тебе, ты ни за что не поверишь, – ответил Вир, который совершенно потерял интерес и к Тиздейлу, и к торговле опиумом, однако понимал, что бесполезно отвлекать Констанс от этой темы, пока она во всем не разберется.

– Это должен быть кто-то не первой молодости, лет сорока – пятидесяти, – принялась рассуждать Констанс и в задумчивости приложила указательный пальчик к губам, жест, показавшийся Виру в высшей степени эротичным. – Джентльмен или, по крайней мере, некто, способный убедительно изобразить манеры и речь культурного человека. – Она умолкла, и глаза ее расширились. – О Господи! – воскликнула она. – Неужели ты использовал Коллинза! Но нет, не может быть. В Коллинзе всякий с первого взгляда признает дворецкого! Не мог он сойти за джентльмена. Или мог?

– Вообще-то у Коллинза много скрытых талантов, – заметил Вир, понимая, что, увы, недолго сможет удовлетворять ее любопытство. Он стремительно приближался к личному кризису. – Но набоба действительно изображал не Коллинз. Я уговорил Гришема, моего камердинера, сыграть эту роль.

– Так это был Гришем, – протянула Констанс разочарованно. С другой стороны, нельзя было не признать, что Гришем даже лучше подходил на эту роль. Он выглядел на свои сорок пять лет, и у него была очень внушительная седина и манера держаться всегда прямо, не говоря уже о склонности к авантюрам. Именно это последнее качество и помогало ему, вероятно, терпеть неожиданные выходки хозяина и даже не ронять при этом своего достоинства. Кроме того, Гришем, приставленный к Виру еще тогда, когда юноше впервые понадобились услуги камердинера, был безмерно предан хозяину и, возможно, питал к нему даже нежные чувства. – Полагаю, Гришем справился с ролью блестяще, – признала Констанс и снова улеглась Виру на грудь. – А все же воображать Коллинза в роли набоба интереснее.

– Мне, право, было очень жаль разочаровывать тебя, любимая. Впрочем, если мне понадобится исполнить спектакль с набобом повторно, я обязательно сначала приглашу на главную роль Коллинза.