Констанс, всегда полагавшая, что своевременное отступление есть главная составляющая доблести, воспользовалась минутным замешательством Блейдсдейла, чтобы добраться до двери.

– Так как другие дела, лорд Блейдсдейл, кажется, требуют вашего внимания, – сказала она, взявшись за ручку двери, – не стану отнимать у вас время.

Он не остановил ее, но и она не дождалась позволения выйти. Выходя из кабинета, она как раз столкнулась нос к носу с Лэндфордом.

Вице-адмирал не удостоил ее даже взглядом и, протиснувшись мимо нее в кабинет, сразу же загремел:

– Он опять взялся за свое, Блейдсдейл! Вир, этот негодяй! Он ухитрился скупить мои долговые расписки! И где, черт возьми, он разжился наличными? У Албемарла он не имел ничего, это точно. А своего состояния у него нет – он же ни гроша не унаследовал после отца благодаря нашим усилиям. Давно пора этому дьявольскому отродью преподать хороший урок. Черт побери, Блейдсдейл! Трудно, что ли, это устроить?

– Успокойся, Оливер, – сказал Блейдсдейл и значительно посмотрел через плечо полнотелого вице-адмирала на Констанс. С подчеркнутой тщательностью он закрыл дверь перед самым ее носом.

Слова Лэндфорда все звучали в ее мозгу. «Трудно, что ли, это устроить?» Урок вроде того, который они преподали отцу Вира. Пресловутые долговые расписки, крушение «Ласточки», во время которого погибли и маркиз, и его супруга, – не было ли это все частью урока, устроенного Блейдсдейлом и Лэндфордом? Констанс почувствовала, как нехорошо стало у нее на душе. Может, ее мать в свое время поняла, до какой низости способен опуститься граф? Потому-то, забрав дочь, и покинула его? Как бы то ни было, все это произошло за пять лет до событий, приведших к трагической гибели родителей Вира и потере состояния, которое должно бы было перейти к нему по наследству. А теперь Блейдсдейл и Лэндфорд, наверное, вынашивают новый план, который должен погубить самого Вира.

Но теперь кое-кто узнал правду. Она, Констанс, узнала, и уж она постарается, чтобы Вир узнал об этом тоже. Для нее стало еще важнее сбежать из Лэндфорд-Парка и избегнуть злонамеренных махинаций Блейдсдейла.

Чье-то негромкое покашливание вывело ее из задумчивости.

– Прошу прощения, миледи, но мне приказано препроводить вас в вашу комнату. – Это был Хиггинс, дворецкий. Очевидно, он поджидал Констанс у дверей кабинета.

– Да, конечно же, Хиггинс. – Констанс улыбнулась и пошла по коридору. – Полагаю, тебе также приказано запереть дверь моей комнаты?

– Боюсь, что так, миледи, – отозвался дворецкий, которого, судя по всему, не слишком радовало данное ему поручение.

– Что ж, Хиггинс, раз приказано, так приказано. Совсем как в старые времена, верно? Помнится, частенько мне тогда приходилось сидеть в своей комнате под замком. Но в те времена маман скрашивала мое заключение, потихоньку передавая мне мою собачку Тоби, а заодно молоко с печеньем.

– Да, миледи, – согласился дворецкий, открывая перед ней дверь ее комнаты и отступая на шаг, чтобы она могла войти. – Если вам угодно, я принесу вам поесть, миледи.

– Спасибо, Хиггинс. Очень мило с твоей стороны предложить это, но, – тут она положила руку на рукав дворецкого, – не стоит. Боюсь, у меня совсем нет аппетита. Может, попозже. Однако у меня есть просьба. Не мог бы ты открыть окно в спальне, предназначенной для моего кузена Альберта? Проходя мимо, я заметила, что камин там дымит. Должно быть, птица свила гнездо в трубе. Как бы то ни было, а негоже, чтобы в комнате капитана Синклера было дымно.

Хиггинс, обменявшись с Констанс долгим взглядом, неторопливо кивнул.

– Действительно, миледи, – сказал он, сохраняя на лице совершенно бесстрастное выражение, как и пристало слуге столь высокого ранга. – Я немедленно займусь этим.

Закрыв дверь и повернув в замке ключ, Хиггинс мгновение помедлил. На его обыкновенно бесстрастном лице появилось мрачное выражение. Леди Констанс была настоящая леди, она была добра и великодушна, как и ее покойная мать. Скверно же обстоят нынче дела, очень скверно, если такую леди принуждают выходить замуж за такого, как Альберт Синклер.

Хиггинс повернулся и направился к двери соседней комнаты. Войдя внутрь, он прошел к окну и после секундного колебания открыл задвижку и поднял раму. Надо дать леди Констанс шанс постоять за себя, подумал он, вспоминая девчонку-сорванца, которая частенько тайком пробиралась в сад, чтобы полазить по дубу. Она была проворная, как кошка, и такая отчаянная, что просто ужас! Почему-то это воспоминание скорее встревожило его, чем утешило, что было странно, подумал дворецкий, выходя из пустой комнаты.

Леди Констанс, однако, успевшая в одну секунду накинуть подбитую горностаем ротонду, нацепить дорожную шляпку и схватить ридикюль, уже выбиралась из окна своей спальни на узкий карниз, который шел по всему фасаду. Решительно отметя всякие сомнения в доброжелательности Хиггинса, который мог ведь и не выполнить ее просьбы, она прижалась спиной к стене и двинулась по карнизу к окну соседней комнаты.

Она была не более как в метре от своей цели, когда внизу к парадному крыльцу дома подъехала карета и остановилась прямо под ней. Констанс замерла на своем карнизе. Сердце отчаянно забилось в ее груди, когда она увидела, как Блейдсдейл и вице-адмирал сэр Оливер Лэндфорд выходят на крыльцо. «Поделом мне, не надо было жалеть, что в моей жизни совсем нет приключений», – подумала Констанс и, закрыв глаза, стала ждать, пока двое мужчин внизу распрощаются и уберутся с крыльца. Несмотря на то, что солнце ярко светило в безоблачном небе, Констанс уже совершенно окоченела от холода, когда Лэндфорд наконец-то забрался в свою карету и покатил прочь. С трудом передвигая замерзшие ноги, она осторожно добралась до открытого окна и перелезла через подоконник в комнату.

Двадцать минут спустя, благополучно выбравшись из дома и без помех дойдя до рощицы, в которой в соответствии с полученными ею инструкциями ее поджидала Милли с каретой, Констанс уже катила в Уэлс. Однако она прекрасно понимала, насколько близка опасность. Граф времени терять не станет и сразу же пошлет своих людей на розыски. И, разумеется, первым делом они наведаются в дом ее матери в Уэлсе. Но все равно придется ей рискнуть и хоть ненадолго заехать домой. Какая ирония судьбы: ведь она как раз, решив поселиться в Уэлсе, приказала переслать все свои вещи туда еще до отъезда из Лондона. Так что все ее имущество, за исключением сундука, брошенного в Лэндфорд-Парке, находится в данный момент под крышей дома, доставшегося ей в наследство от матери.

Да, надо будет взять там кое-что, что поможет преодолеть ожидающие ее трудности. Прежде всего, следует, разумеется, найти мистера Эндерхарта и переговорить с ним. А если стряпчий не сможет помочь ей, тогда что? Куда ей пойти, где спрятаться, чтобы длинная рука графа не дотянулась до нее? Черт, даже если она и найдет такое место, неужели ей придется так и жить, все время оглядываясь через плечо, в постоянном страхе, что рано или поздно кто-нибудь из знакомых узнает ее?

Вся ее душа восставала при мысли, что ей придется влачить подобное существование. Более того, когда через два часа карета ее подкатила к постоялому двору почти на окраине Уэлса, где она собиралась узнать о местопребывании мистера Эндерхарта, – ей уже казалось, что положение совершенно безнадежно. В случае если стряпчий покойной матери не сумеет стать ее спасителем, как то было обещано покойной графиней, могло быть только два выхода. Или она должна очень быстро выйти замуж за кого-нибудь другого, или же всерьез подумать о том, чтобы вовсе убраться из Англии, причем незамедлительно. Впрочем, прежде всего следует отправить письмо Виру и довести до его сведения все, что ей удалось услышать.

И как раз когда она обдумывала, не сесть ли ей на корабль и не отправиться ли в Новый Свет – что казалось малопривлекательной перспективой, – она увидела, как во двор постоялого двора въезжает прекрасная карета, в которую впряжены великолепные вороные лошади. Никогда прежде ей не случалось видеть подобного выезда! Она перевела взгляд на окно кареты, чтобы посмотреть, кто же разъезжает на таких лошадях...