"Я никогда не допускал, что Штрассер может так поступить", - сказал Гитлер всхлипывая и положив голову на стол (27, с. 224).
Результатом этой душераздирающей сцены был бурный поток изъявлении преданности и верности, хлынувший на Гитлера со всех сторон.
Сталин, организовывая убийство Кирова, а затем выражая публичную скорбь, печаль по поводу смерти "любимца партии и парода", а также гнев против убийц Кирова, проявлял тем самым незаурядное актерское мастерство, как и на протяжении всего процесса фашизации ВКП(б).
Р. Конквест отмечает в связи с этим: "Гроб с телом Кирова поместили в Колонном зале Дома Союзов... Когда Сталин увидел тело, но... вышел вперед и поцеловал труп в щеку. Было бы интересно поразмышлять о его чувствах в тот момент" (36, с. 141).
"Mao Цзедун по натуре артист, - отмечал П. П. Владимиров. - Умеет скрывать свои чувства и ловко разыгрывать свою роль даже перед хорошо знакомыми ему людьми. Порой разыграет кого-нибудь очень серьезно, а потом спрашивает, удачно ли получилось" (20, с. 632).
Практика показала, что фашисты обладают куда более развитыми актерскими способностями, чем коммунисты, которым необходимость разыгрывать, изображать из себя коммунистов кажется, естественно, какой-то дикостью и нелепостью, в то время как для фашистов это работа, это вопрос власти. Поэтому они вкладывают в игру, как говорится, всю душу, в то время как коммунисты "в роли коммунистов" выглядят как-то неубедительно.
После сосредоточения власти в руках фашистского "вождя" элемент театральности, то есть символизация, раздвоение смысла различных сторон, факторов и обстоятельств процесса фашизации достигает крайней степени.
Постепенно фашисты трансформируют организационную и идеологическую сферу внутрипартийной жизни: от обмена деловой информацией партия переходит к полумистическому обмену символами - идеологическими стереотипами. По мере того как процесс фашизации компартии углубляется и расширяется, партия от обсуждения различных вопросов делового характера, от деловых дискуссий постепенно переходит к театрализованным представлениям, где члены партии играют роль обвинителей и обвиняемых, кающихся и перевоспитываемых, разоблачителей и разоблаченных, где в конце концов фашисты играют роль "коммунистов", "марксистов", а коммунисты вынуждены играть роль "фашистов", "предателей", "шпионов", и где "великий и любимый вождь", убийца сотен тысяч коммунистов, торжественно выступает в роли "гения марксизма".
Спектакль, конечно, просто потрясающий. Но неизбежно наступает время, когда публика все внимательнее, пристальнее и недоверчивей всматривается в лица актеров.
Раздвоение личности фашистского "вождя" вследствие противоречия между его формальной и реальной идеологиями
Пока еще спектакль не окончен и роли не сыграны, фашистский "вождь" неутомимо изображает из себя того, кем он якобы является, если верить фашистской пропаганде.
Несовпадение поведения "вождя", его театральной, ролевой позы с его реальной сущностью, с реальным смыслом и содержанием его поступков не может не оказывать не его психику мощного разнонаправленного, раздваивающего воздействия.
В нем все время должны жить два человека: один - это "великий вождь", "борец" за те или иные высокие идеалы, и другой - руководитель и корректировщик действий первого, организующий их так, чтобы достигалась действительная, подлинная цель фашистского "вождя" - наибольшая личная власть.
Это, в сущности, не что иное, как скрытое, замаскированное, но тем не менее совершенно реальное раздвоение личности. Причем это раздвоение не того типа, которое испытывает, например, разведчик, действующий во враждебном государстве и играющий роль того, кем он на самом деле не является. Это в полном смысле патологическое раздвоение личности, которая верит в оба свои лица - как в реальное, так и в ложное.
В случае с Гитлером это выглядело примерно следующим образом.
С одной стороны, он убеждал окружающих в том, что его целью является объединение всех немцев под знаменем "великой Германии", вокруг идеи единства и процветания всех немцев, независимо от их социальной принадлежности. Для этого требовалось, как утверждал Гитлер, создание мощной армии и захват новых территорий. С другой стороны, мы знаем, что все эти красивые словеса скрывали за собой куда более прозаическое обстоятельство патологическое стремление Гитлера к власти над всем миром. Мы понимаем, что идея захвата новых территорий для немцев, якобы задыхающихся в тесноте, это Не что иное, как оправдание, прикрытие потребности Гитлера установить свою власть и над этими территориями.
Только так можно расценивать и планы Гитлера на завоевание мирового господства: если все дело заключалось в добыче новых территорий для расселения "излишков" немецкого народа, то для этого требовалась бы территория, видимо, все-таки несколько меньшая, чем практически весь земной шар. Болтовня о нехватке земель, о необходимости их захвата - это только надуманный предлог.
Весь мир Гитлер собирался завоевывать по той простой причине, что ему страстно хотелось этого в силу его шизоидной любви к власти.
Все это нам понятно, но вопрос заключается в том, насколько это было понятно самому Гитлеру?
Если он искренне верил в то, что его целью являлось благополучие всех немцев, если он искренне верил, что убийство миллионов граждан других стран служит этой цели, что этой и только этой цели служит аннексия Австрии, уничтожение Чехословакии, разгром Польши и нападение на Францию и ее разгром, нападение на СССР, планируемый захват Европы, Арабского Востока, Индии и в конечном счете - всего мира, но Гитлер, с точки зрения психиатрии, должен быть квалифицирован не как паранойяльно-истеричный психопат, а как законченный шизофреник, абсолютно не сознававший огромного разрыва между формально поставленными целями и реальной сущностью своих действий, между своей самооценкой и своей действительной идеологией.
Между тем Гитлер в значительной степени осознавал наличие этого разрыва, понимал наличие противоречий между своей реальной и формальной идеологией. Например, однажды на вопрос, собирается ли он уничтожить всех евреев, Гитлер ответил, что нет, ни в коем случае, евреи нужны как символ врага, чтобы с помощью этого символа легче было организовывать людей на борьбу и подчинять их.
