Обычно после таких сборищ на земле оставались лежать десятки трупов людей, задавленных в столпотворении.
После смерти Сталина, во время похорон, на улицах Москвы в толпе были задавлены сотни людей.
Если печатная и устная пропаганда воздействовала преимущественно на сознание человека, то огромным количеством портретов и статуй "вождя", а также массовыми митингами, гигантскими театрализованными зрелищами фашисты через образный уровень психического восприятия давили на подсознание человека, формировали в нем чувство покорности "вождю" и чувство преклонения перед ним. Вездесущность "вождя" подтверждалась вездесущностью его портретов и статуй. Размах массовых мероприятий, толпы восторженных, стремящихся к "вождю" людей создавали иллюзию его величия: эта картина запечатлевалась в представлении людей и вызывала в них чувство психопатического преклонения перед "вождем". Миллионы людей превращались в тех же самых паранойяльно-истеричных психопатов, одержимых сверхценной идеей - идеей всемогущества, непогрешимости и гениальности "вождя".
Это была, если так можно выразиться, искусственная, наведенная психопатия.
Но эти театрализованные представления являлись не только акциями, с помощью которых оболванивались миллионы людей, а фашистские "вожди" получали возможность лишний раз ощутить остроту своей власти, ощутить ее необъятность и беспредельность.
Элемент театральности в поведении фашистских "вождей" обусловливался и некоторыми другими факторами.
Элемент театральности как симптом истерической психопатии
Театральность поведения фашистского "вождя" обусловлена и необходимостью играть эту роль, которая предписана ему его формальной идеологией. В связи с этим необходимо подробнее остановиться на элементе театральности в процессе фашизации.
Эта особенность свойственна любому процессу фашизации, независимо от того, где, когда и под какими лозунгами он осуществляется. Но особенно ярко данная особенность проявляется в процессе фашизации коммунистической партии.
Как уже отмечалось, элемент театральности в поведении фашистов обусловлен резким расхождением между их реальной и формальной идеологиями, между реальной сущностью их действий и их формальным, официальным истолкованием. Фашисты везде и всегда стремятся в первую очередь к власти, но они не могут открыто объявить об этом и поэтому вынуждены прикрывать свои подлинные устремления лживыми лозунгами, оправдывающими и обосновывающими их направленные на захват власти действия. Вследствие этого фашистам приходится предпринимать действия не только лишь по захвату власти, быть не только самими собой, но в какой-то степени действовать в соответствии с теми демагогическими лозунгами, которыми они маскируют свои подлинные цели и побуждения. То есть фашисты в определенной степени должны быть и теми, кем выставляют себя в своей лживой пропаганде, должны играть роль тех, кем они себя объявляют.
Гитлер играл роль объединителя всего германского народа, всех его классов и слоев вокруг идей борьбы за интересы Германии, в то время как его настоящей целью была власть и одна только власть - над Германией, над Европой, над всем миром.
Сталин играл роль "коммуниста", целью которого является построение социалистического общества - свободного объединения гармонически развитых людей, хотя на самом деле его цель была точно такая же, что и у Гитлера: власть над партией, над страной, как можно большим числом государств. То же самое можно сказать и про Мао Цзедуна.
Играя свои роли, фашисты, естественно, заставляют и всех вокруг себя включаться в игру и играть те роли, которые отводятся фашистами другим участникам спектакля. Чем глубже расхождение между реальной и формальной идеологиями фашистов, тем сильнее в процессе фашизации элемент театральности.
Нетрудно заметить, что наиболее велико это расхождение у фашистов, прикрывающихся коммунистической идеологией.
Коммунизм и фашизм - это две противоположности, две взаимоисключающие философии и идеологии.
Тем убедительней и решительней должны играть свою роль фашисты, прикрывающиеся марксистской идеологией, тем грандиозней и тем беспощадней к коммунистам должен быть спектакль процесса фашизации коммунистической партии, истребляемой фашистами, тем нелепее и чудовищнее должны быть те роли, которые в этом спектакле распределяются между фашистами и коммунистами, тем нелепее и чудовищнее должно быть распределение ролей.
П. П. Владимиров отмечал в своем дневнике (запись от 13 января 1944 г.):
"Я на долгом, непрекращающемся, трагикомическом спектакле" (20, с. 255).
Для коммунистов тот чудовищный спектакль, который развертывается под прикрытием шумных идеологических стереотипов о "правом уклоне", о "меньшевистском крыле", "предателях", "шпионах", "диверсантах", сохраняет, несмотря на всю его надуманность и фальшь, ясно ощущаемую всеми серьезность и важность в том смысле, что речь идет о партии, о социализме, об угрозе им, угрозе тому, что для каждого коммуниста является святыней.
Фашисты относятся к этим понятиям сугубо спекулятивно; играя вполне серьезно свои роли, они в глубине души относятся к разворачивающемуся спектаклю, именно как к спектаклю - таким образом, в этом плане у них было определенное преимущество.
"В такой момент, когда буржуазия сама играла чистейшую комедию с самым серьезным видом, - писал Маркс в "18 брюмера", - когда она была наполовину одурачена, наполовину убеждена в торжественности своего собственного лицедейства, - в такой момент авантюрист, смотревший на комедию, просто как на комедию, должен был победить" (64, с. 469).
Сталин и Мао, несомненно, смотрели на трагикомедию процесса фашизации ВКП(б) и КПК, именно как на трагикомедию, большевики и китайские коммунисты Сталиным и Мао Цзедуном были наполовину одурачены, наполовину убеждены, и поэтому должны были проиграть.
После того как 8 декабря 1932 г. Штрассер сложил с себя все партийные полномочия и, таким образом, признал свое поражение в борьбе с Гитлером, тот разыграл следующую сцену: собрав партийных бонз и депутатов в Берлине, чтобы публично узаконить свое торжество над Штрассером и заодно представить его изменником, Гитлер принял черзвычайно подавленный и убитый вид. "Возмутительно, что Штрассер мог поступить так с нашим вождем", - воскликнул с места на задней скамье Шлейхер, давний враг Штрассера.
