Литмир - Электронная Библиотека

Он стоял, держась руками за перила и отвернувшись от нее, всматривался туда, где от остатков хлопкового сарая лениво поднимались струйки дыма. Его вьющиеся волосы были влажными, а одежда, хотя и чистая, была из грубого материала, как одежда рабов. Гордо развернутые плечи и прямая посадка головы выдавали в нем свободного человека и, несмотря на несчастное происхождение и предрассудки, джентльмена.

Он повернул голову, и золотистые утренние солнечные лучи осветили его лицо, зажгли огоньки в его глазах. Его губы медленно изогнулись в щемяще-тоскливой улыбке.

– Что-то… случилось? – внезапно затаив дыхание, спросила она.

Он покачал головой.

– Я просто хотел еще раз убедиться в том, что пожар не разгорелся опять, прежде чем уехать.

– Уехать? – Она знала, что он уедет, но не думала, что так скоро.

– Я должен вернуться в Новый Орлеан, ты же знаешь.

– Ты мог бы сначала отдохнуть. Час-другой не сыграет большой роли.

Она двинулась к нему, и у него перехватило дыхание. Солнце, просвечивающее ее белое одеяние, сияющими лучами очертило контуры ее тела, придавая ей одновременно невинный и соблазнительный вид. Он почувствовал медленную сжимающую боль внутри и, хотя хотел отвести взгляд, не смог заставить себя сделать это. Он стоял, как вкопанный, и смотрел, как она приближается к нему, и чувствовал, как у него начинает слегка кружиться голова.

Он не ответил. Она облизала губы. Волна глубокого внутреннего тепла поднималась в ней.

– Думаю, я тоже должна ехать: надо рассказать мадам Розе, что случилось. Мы могли бы отправиться вдвоем.

– Возможно, будет лучше, если я поеду один. Ее синие глаза затуманились.

– Конечно, если ты предпочитаешь. В конце концов я не могу настаивать. Я… знаю, что это слегка запоздало, но… прими, пожалуйста, мои извинения.

Она прикоснулась к его руке на перилах, и это нежное прикосновение обожгло его сильнее, чем любой из углей ночного пожарища. Утренний ветерок подхватил концы ее волос в его сторону, как бы соединяя их этими нежными тонкими прядями. Он чувствовал, как складки ее халата прикасаются к его ногам, ощущал ее свежий, опьяняющий аромат. Эти тонкие и изящные соблазны действовали почти так же сильно, как и мягкий изгиб ее губ и его воспоминания.

– За что? – спросил он глухим голосом, явно насмехаясь над собой. – Для меня это было удовольствие.

Равель взял ее за руки и притягивал все ближе к себе, пока она не оказалась прижатой к нему каждым изгибом своего тела. Он обнял ее и прижал к себе еще сильнее. Поскольку она стояла недвижно в его объятиях, он на мгновение прижался щекой к ее шелковистому пробору. Он воспользовался ее раскаянием и усталостью, ошеломляющим воздействием той ночи, полной страха и насилия. Он знал это, но не мог сдержать себя. В его жизни было так много смерти – погибали друзья, надежды, обещания. Ему было необходимо удержать ее, найти в ней что-то, чего он не мог найти нигде, отыскать новое подтверждение необходимости жить. Только еще один раз, еще раз!

Его руки обхватили ее, как стальной обруч, это объятие нельзя было разорвать. Аня не делала попыток освободиться. Под мягкой тканью, окутывавшей ее до пят, на ней больше ничего не было. Она остро ощущала свою обнаженность, и это делало ее соблазнительно-уязвимой. Она хотела его. Это желание было настолько же глубоким и определенным, насколько и невероятным. Откуда оно, она могла только догадываться, возможно, от давно дремавших в ней чувств, которые были разбужены этим мужчиной, от бурной радости, что ей удалось обмануть смерть, и еще чего-то, что было слишком мимолетным, чтобы его рассматривать.

Было что-то успокаивающе-надежное в том, что она опиралась на его силу, чувствовала, как эта сила поддерживает ее. В этот момент она желала этого отчаяннее всего, это было нужно, как щит, который оградил бы ее от нависших трудностей, от страхов и ошибок. В страсти, которая соединила мужчину и женщину, было великое и неожиданное благо – забвение.

Он отвел назад голову, заглянул в ее глаза и смотрел так, как бы задавая безмолвный вопрос. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она чуть было не убила этого человека. Но он жив, они оба живы.

Они повернулись и направились в ее спальню. Большую часть спальни занимала кровать с изысканной доской у изголовья и резными столбами из красного дерева, которые поддерживали балдахин от Малларда, с высоким мягким матрацем и покрывалом, отделанным кружевом. Она была слишком чистой, слишком девственной. Их поманило к себе кресло с изящно отогнутой назад спинкой и бледно-зеленой обивкой из шелковой парчи.

Анн села на него, откинулась и подвинулась, чтобы освободить место для него. Но он не стал ложиться рядом с ней, а встал на колени рядом с креслом. Фланелевый халат, который был на ней, застегивался только на две перламутровые пуговки – у горла и на уровне груди. Когда она села, полы халаты разошлись и открыли ее длинные обнаженные ноги. Отражая огонь камина, они сияли матовым светом, и он положил руку на ее стройную ногу, поглаживая, отбрасывая в сторону мягкие складки халата, направляя руку вверх к изгибу ее бедра. Его лицо было сосредоточенно, и он, полностью поглощенный своим занятием расстегнул пуговки, соединявшие полы халата, и распахнул их.

Ее груди с голубыми прожилками вен и коралловыми сосками были словно вырезаны из мрамора, их симметрия была безупречна. Он сжал их ладонями и наклонился над ней, чтобы вкусить их сладость, провел губами по ароматной ложбинке между ними, а затем скользнул по изгибу ее талии и вернулся к животу, чтобы найти мягкий бугорок в том месте, где ее ноги соединялись. Нежно, с щедростью, граничащей с благоговением, он отыскал своими теплыми влажными губами источник самого изысканного наслаждения.

Она была охвачена таким вихрем желания и острого томления, что почувствовала себя обнаженной не только телом, но и душой. В его прикосновении было волшебство и какое-то собственническое ощущение, и в этот момент у нее не было желания оспаривать ни то, ни другое. Ее руки слегка дрожали, когда она сомкнула пальцы на его плече, и ее захлестнула волна такого радостного удовольствия, что оно даже чем-то напоминало мучительное страдание.

Она как бы растворялась изнутри. У нее не было другого желания, другой цели, помимо этого единения. Ее кровь кипела в венах, а на глазах выступили обжигающие слезы. Его ласки становились все глубже. Отчаянное желание полностью захватило ее, и она вцепилась в него, вонзив ногти в его плечи.

Медленно приласкав в последний раз, он оставил ее. Она услышала, как он снял с себя одежду и бросил ее на пол. Кресло прогнулось, когда он лег рядом с ней, и вот он уже накрыл ее собой, и она почувствовала, как его упругие ноги прижимаются к ее ногам и медленно раздвигают их. Она почувствовала его осторожное прикосновение, а затем ощутила, как он сильно, но эластично вошел в нее.

Так велико было ее облегчение и столь сильно испытываемое наслаждение, что по ее телу пробежала дрожь, и она издала какой-то сдавленный крик. Бессознательно, зажмурив глаза, она поднялась ему навстречу. Сила страсти, охватившей ее, изумила ее и привела в замешательство, и, закрыв глаза, она покачивала головой из стороны в сторону. Он долго доставлял ей удовольствие, нависая над ней, отступая, наполняя ее снова и снова.

Затем его движения замедлились, он замер и глубоким, вибрирующим голосом сказал:

– Аня, посмотри на меня.

Его слова долетели до нее как бы с огромного расстояния, и в них были слышны одновременно мольба и приказ. С огромным усилием, которое не уменьшилось от преодоления собственной стыдливости, она приоткрыла глаза и устремила на него свой взгляд.

На его лица была забота, сдержанное желание и нечто столько близкое к любви, что могло вполне сойти за искусное притворство. Но, кроме того, в нем было нечто большее – уверенность, которая несла в себе благословение для них обоих.

У нее перехватило дыхание, когда она почувствовала, что отчаяние, охватившее ее, медленно исчезает, испаряется, и остается только это огромное обволакивающее желание. Она провела руками по напрягшимся мышцам его рук и грудной клетки, наслаждаясь с доселе незнакомой ей чувственностью слегка жесткими густыми волосами, упругостью кожи, твердой неподатливостью мышц живота как раз в том месте, где их тела соединялись.

46
{"b":"3792","o":1}