Джессика стояла совершенно неподвижно, но волк неожиданно развернулся и исчез так же внезапно, как и появился. Джессика не слышала ни шагов, ни шороха ветвей, но, так же как и волк, каким-то шестым чувством она поняла, что кто-то нарушил ее уединение. Повернувшись, она увидела Рафаэля, который появился возле запруды.

— Извини, должно быть, я напугал твоего серого приятеля, — сказал он.

Его неожиданное появление заставило Джессику вздрогнуть, но, как и тогда, когда она увидела волка, она почувствовала, как внутри ее растет непонятная радость.

— По-моему, он все равно меня боялся, — ответила она.

— Умный зверь, — сухо заметил Рафаэль. Что она могла на это сказать? Слегка нахмурившись, Джессика отвела взгляд.

— Ты вызвал заправщик?

— Да, конечно.

— Значит, ты уже готов лететь…

Рафаэль ничего не ответил, и Джессика посмотрела на него. В его янтарных глазах отражались мучительные раздумья и какая-то яростная борьба.

Увидев, что она смотрит, Рафаэль поспешно опустил веки.

— Да, — сказал он. — Как только подвезут топливо…

Он был одет в ту же орехового цвета рубашку из тонкого льна, в которой прилетел из Рио. Рубашка выглядела безупречно, но Джессика знала, какого труда стоило Крессиде отстирать ее. Теперь тонкое полотно облегало его сильные плечи и грудь, и Джессика подумала о том, что это тело, которое было скрыто под рубашкой, она совсем недавно ласкала. Казалось, это воспоминание навеки запечатлено в ее памяти. Во всяком случае, Джессика была уверена, что никогда этого не сможет забыть.

— Я… Я прошу извинить меня за все неудобства, которые я тебе доставила, — сказала она отрывисто. — Я не должна была втягивать тебя в наши семейные дрязги.

Он знал, что она имела в виду. На протяжении прошедших двух дней Джессика и Рафаэль много раз обсуждали происшедшее, не ограничиваясь лишь перечислением фактов, но касаясь самых глубоко скрытых, неосознанных и постыдных мотивов, которые руководили участниками событий.

— Семейные отношения редко бывают безмятежными, — спокойно заметил Рафаэль. — Впрочем, ты здесь ни при чем. Я сам влез в эти дела, когда отправился на охоту за «Голубой Чайкой». Или, если угодно, когда я последовал за тобой на ту вечеринку в Рио.

— Я рада, что ты оказался рядом, — искренне сказала Джессика. — Я рада, что это был ты, а не… не кто-то другой. В любом случае, я очень тебе признательна за все, хотя я ни разу не поблагодарила тебя.

— Нет, ты поблагодарила меня, — задумчиво откликнулся Рафаэль. — И, если я не ошибся, твоя благодарность была гораздо щедрее, чем я того заслуживал.

Джессика почувствовала, как кровь приливает к щекам, а кожа на скулах начинает гореть жарким огнем.

— Это совсем другое дело… — промолвила она несколько смущенно.

— В самом деле?

Не слушая его, Джессика продолжала, все больше воодушевляясь:

— Я хотела поблагодарить тебя и за то, что ты спас меня на яхте. Я не знаю, как тебе удалось так быстро… Мне повезло, что ты снова оказался рядом. Если бы не ты, я погибла бы. Ты рисковал из-за меня жизнью…

— Я не мог поступить иначе. Ты — моя жена.

Последние три слова он произнес таким тоном, словно они объясняли все, и никаких других объяснений не требовалось. Возможно, так оно и было. Она была его женой, которую перед Богом и людьми он поклялся любить, защищать и беречь. И он готов был выполнить свою клятву, чего бы это ни стоило.

— Я… Мне не хотелось бы висеть у тебя на шее тяжким грузом, — сказала Джессика ровным голосом. — В любом случае я уверена, что развод будет благом для нас обоих. Обещаю, что сделаю все, чтобы для тебя это прошло как можно безболезненнее.

— Никакого развода не будет.

— Тогда можно аннулировать брачный контракт и признать брак недействительным, если так будет проще.

— Не будет. Я уже однажды сказал тебе, что наш брак будет существовать до тех пор, пока смерть не разлучит нас.

Рафаэль сказал это совершенно серьезно, и Джессика посмотрела на него с новым интересом. Его лицо, однако, было жестким, непроницаемым, а глаза казались совсем темными — столько в них было безжалостного упорства и твердости. Смутившись, Джессика опустила взгляд.

— Но ты же, наверное, захочешь иметь сыновей…

— И дочерей, — подтвердил он.

Джессика попыталась поднять руку, но тут же уронила ее в бессильном жесте.

— Но у тебя наверняка есть знакомый священник, который сможет выхлопотать в Ватикане специальное разрешение. Какой-нибудь епископ, у которого прохудилась крыша в соборе или обветшал алтарь… Я знаю, многие так поступают.

— Только не Кастеляры.

Джессика почувствовала себя виноватой, словно она предложила ему что-то украсть. Выпрямившись и выпятив подбородок, она сказала:

— Но ведь ты можешь и передумать!

— Я в этом сомневаюсь… — Взгляд Рафаэля медленно путешествовал по ее лицу, словно он пытался навсегда запомнить ее черты. Скользнув по мягким очертанием ее груди под шелковой блузкой, его взгляд опять унесся к горизонту, а лицо стало неподвижным и замкнутым.

— Разве только, — с трудом сказал он, — ты сама передумаешь? Может быть, у тебя есть кто-то, за кого ты хотела бы выйти замуж?

— Нет. — Ее улыбка была совсем слабой и погасла так же быстро, как появилась.

— Вот и хорошо. Значит, мы с тобой равны. Никаких разводов, никаких отсрочек…

Джессика повернулась к нему.

— Неужели президент могущественной транснациональной корпорации может быть таким… несовременным?

— Я не только президент корпорации, но и мужчина, — произнес Рафаэль таким глухим голосом, словно он рождался у него в груди. — Я не чувствую никакой необходимости пересматривать свои взгляды в угоду времени или моде, если это означает плыть по течению вместо того, чтобы бороться за то, что считаешь правильным. И «современная», как ты выражаешься, женщина мне тоже не нужна. Мне нужна умная, ласковая жена, которая умеет любить, которая способна испытывать страсть и, твердо зная, чего она хочет, добивается этого во что бы то ни стала. Только такая женщина получит мое сердце и душу — и мое тело со всей его силой в придачу. Я буду любить и беречь такую женщину, пуще глаза, я сделаю ее светом в моем темном мире, орхидеей, которая поражает взгляд своей красотой и сводит с ума незабываемым ароматом. Кто знает, возможно, когда-нибудь я и встречу такую женщину, но до тех пор мы с тобой будем связаны нашим обетом, нашей нерушимой клятвой. Только она сможет спасти нас обоих.

Его взгляд, тембр его голоса, серьезность и торжественность произносимых им слов, заставили Джессику понять, что он имел в виду, но, прежде чем она успела произнести это вслух, Рафаэль наклонился к ней и закрыл ей рот поцелуем. И снова Джессика ощутила сладостное, незабываемое волшебство вкуса и прикосновения. Атакуя эти два ее чувства, он словно дразнил ее, согревая ей кровь и зажигая в ней огонь страсти. Губы Рафаэля ласкали ее рот, и по всему телу Джессики разливалась волна пульсирующего тепла, а движения его языка успокаивали, убаюкивали мысли и будили желание ответить тем же.

Покачнувшись, Джессика подняла руки и обняла его за шею, чувствуя под пальцами густой шелк его волос. В ответ Рафаэль так крепко прижал ее к себе, что ее напряженные соски уперлись ему в грудь, а тело ощутило его растущее возбуждение. Словно сквозь сон Джессика услышала его вдох и поняла, что Рафаэль отчаянно сражается с собой, пытаясь удержать себя в руках.

И неожиданно она почувствовала себя свободной. Выпустив ее, Рафаэль еще несколько мгновений продолжал жечь ее взглядом, потом отступил назад и, повернувшись, пошел прочь своим широким, размеренным шагом. В лучах заходящего солнца черные волосы на его затылке отливали синевой, а рубашка из ореховой стала золотистой. Потом его фигура стала расплываться, таять, и Джессика поняла, что смотрит ему вслед сквозь застилающие глаза слезы.

— И ты так и не сказала ему, что любишь его? — спросила Арлетта удивленно. Ее настолько огорчили мокрые покрасневшие глаза и срывающийся голос дочери, что она даже не стала дожидаться, пока Рафаэль улетит. В ответ Джессика только покачала головой.