- У вас костюмчик - просто прелесть, - сказала Лия Ивановна.
- Ноский, - согласилась учительница труда. - А у вас камея такая хо-лодненькая - прямо потрогать хочется!
- Я Донову видеть не могу, - сказала вдруг Лия Ивановна, наливая кипяток из электрического чайника.
- Это такая худенькая, хорошенькая? - спросила учительница труда.
- Смазливая, - поправила Лия Ивановна. - И ведь не придерешься к ней. Она хорошо учится по всем предметам, только коврики по труду у нее не получаются.
- Жалко, - сказала учительница труда. - А так ее можно было бы из школы выгнать за неуспеваемость и дать направление в интернат для отсталых...
- Ее даже за поведение не выгнать. Она сидит - тихая такая на задней парте. Молчаливая. Мне кажется, что она против меня что-то затаила. Вышвырнуть ее из класса хочется посреди урока, прямо так бы взяла и швыранула в коридор!
- Такое без причины не бывает, - согласилась Анна Елисеевна. - Вот девочки мои коржиков в сахаре на уроке напекли, а сами мне бумажек в прическу накидали. Я не заметила, так и ходила всю перемену и в столовой так сидела рядом с директором. Я бы девок этих тоже всех в коридор повыкидывала!
- Мне Донова изложение сдала недавно "Моя любимая книга". Все дети как дети, написали нормально, от темы не отступили, ошибка на ошибке. Одна Донова напридумывала: и с прямой речью, и с диалогами, и все рифмами, рифмами так и сыпет. Я такого в классе не объясняла. Это она мне показывает, что она умнее других, - делилась Лия Ивановна с учительницей труда.
- Гонору в ней много, - сказала Анна Елисеевна. - А знаний никаких!
- Я вызвала ее мать. Мать-то ее знаете? - продолжала Лия Ивановна. Она в школу пришла, вся косматая, водкой за версту разит, а она ладошкой прикрывается, думает, не унюхаю... "Что же вы, - говорю, - с вашей Доновой дополнительно занимаетесь, диалоги ей разные объясняете? Думаете, я от детей знания утаю? Лучше, - говорю, - коврики с ней по труду вяжите..." А она мне: "Я в театре работаю, мне с ней заниматься некогда! Лиза моя, - говорит, книжки все время читает, вот и запомнила, что как пишется!"
- Действительно, - подхватила Анна Елисеевна, - откуда ей, алкоголичке, такой грамотной быть!
- Я дальше спрашиваю: "Тогда почему ваша Донова написала мне изложение одними рифмами?" А она вся просияла, представляете? "Потому что, - говорит, - моя доченька будет поэтом, как я!" Тогда я не удержалась. "Какой вы поэт, - говорю, - вас в милицию каждую неделю забирают!" А она мне: "Милиция поэту - не помеха!", и я думала, она хоть уйдет после этого, а она сказала: "Я как-то смотрела тетради Лизы, вы пропускаете почти все ошибки, кроме самых простых - на жи-ши. Если об этом сказать, вас могут уволить!"
- Ей никто не поверит, - успокаивала, как могла, учительница труда. Она всегда пьяная! С ней наш директор даже разговаривать не станет, он человек порядочный!
Лиза вошла в комнату к Инессе. На стенах висели афиши "Грозы" и "Закатов в дыму" с подписью Танечки Зотовой. У кровати стоял стол с печатной машинкой.
- Мне эту машинку актеры из реквизита отдали, - сказала Инесса. - "У нас, - говорят, - нет спектаклей про писателей!" А бабушка Алиса как раз тогда мою "Эрику" из окна выкинула!
- Бабушка ругается, когда ты по ночам буквы шлепаешь!
- Не шлепаешь, а печатаешь, - поправила Инесса. - Ты купила посудку?
- Магазин закрылся, - отмахнулась Лиза.
- А деньги где?
- Дружкам твоим отдала. Вите и Вове. Они же нам подавали, помнишь?
- Вот паразиты, - сказала Инесса. - Ты только бабушке Алисе смотри не проговорись!
На столе Инессы под настольной лампой стояли две иконки. Одна - Николай Угодник на картоне, совсем недавно из типо
графии: еще пахла краской. А другая, совсем маленькая, в серебряном окладе, Богородица Всех Скорбей с кинжалами в ладонях.
- Почему у нее ножи? - спросила Лиза.
- Это она все наши грехи принимает.
- Откуда ты знаешь?
- Эта иконка еще прабабушки твоей Зои. Она мне все детство про нее рассказывала. Она умерла в войну. В самом конце, в первых числах мая. Уже всем стало ясно, что наши победят. Она научила меня всему такому, женскому: шить, вышивать. Тогда бабка Алиса еще совсем молодая была, вечером, после работы, дома не сидела. А у нас один эвакуированный на баяне хорошо играл, он был без ноги, просто играл себе каждый вечер. Вот бабка Алиса наденет красное платье и кирзовые сапоги, совсем ей не по размеру, от одного раненого остались, тогда ведь туфель почти ни у кого не было, и бежит скорей с подругами танцевать. Мы с бабушкой Зоей оставались тогда вдвоем и молились, молились до слез, так сладко, так упоительно... Так хорошо было. А днем бабушка Зоя иконку и распятие прятала...
В комнату вошла Алиса с горчичником на шее, с полотенцем поверх горчичника.
- Распятие ты давно пропила, - сказала Алиса, усаживаясь на кровати.
- Грешна, - согласилась Инесса.
- А у бабушки опять давление, - увидела Лиза горчичник с полотенцем и красноватые глаза Алисы. - Может, врача вызовем. Все вызывают, одни мы терпим!
- Дорогая моя! - раздраженно начала Алиса. - Зачем мне врач, когда я лечусь сама! Толку от твоих врачей никакого... А вы говорите, говорите, я люблю вспомнить старое!
- Отец Александр велел молиться, - продолжала Инесса. - Утром, как встанешь, и вечером, перед сном. "Грех, - говорит, - не молиться!"
- Молиться, бабушка? - спросила Лиза.
- Не знаю, Лиза. Я не молилась. Но ты делай, как Инесса учит, мне мать в войну то же самое говорила!
"Как же Тебе не больно?" - думала Лиза, разглядывая кинжалы на иконке. И так она молилась каждый день, утром и вечером, она решила, что старых молитв мало, и прочла еще одну, Иоанна Златоуста, числу часов дня и ночи.
- Я поняла, - сказала она Инессе наутро, - я так люблю Бога, что мне хочется плакать!
- Это от молитв, - ответила Инесса. - Когда читаешь молитву, в нее все отчаяние души вмещается!
Прошло несколько лет. Лия Ивановна сидела в учительской в поношенном платье из панбархата с Анной Елисеевной, учительницей труда.
- Говорила я вам: Донова совсем от рук отобьется! Не у меня, так в старших классах! Я сама видела, как она ходит по улицам в кепке такой со значком, и Югов с ней! Меня увидела, прошла мимо, как ни в чем не бывало. Нахальная такая. Алкоголику у магазина прямо при мне сказала: "Дяденька, дайте сигареточку!" А Югов тут же подхватил: "Не сигареточку, так хотя бы бычок!"
