Прямо за дверью ему пришлось остановиться: со стороны задней галереи к ним приближалась Рива. Она успела вновь надеть шляпку, подправить макияж и придать своему лицу то формально-вежливое выражение, которое так было знакомо Ноэлю. Дант шел за ней по пятам. В его глазах была какая-то настороженность, как будто он ничего хорошего не ждал от этой встречи.

— Констанция, какой приятный сюрприз! — поприветствовала сицилийку Рива, протянув руку.

Констанция еле коснулась пальцами руки хозяйки Бон Ви.

— Боюсь, это скорее похоже на потрясение, чем на сюрприз. Прошу простить за то, что я приехала без предварительного предупреждения. Боялась, что Ноэль даст мне телеграмму с просьбой не приезжать.

Слова были правильные, но тон, которым она их произнесла, гордый, на грани нападения. Это качество характера Констанции — удивительное пренебрежение к тому, что думают вокруг нее люди, — когда-то очень нравилось Ноэлю.

Ну и, конечно, ее яркая внешность. Она совсем не похожа на Риву. Красота Констанции особого рода. В ней было что-то сочное, средневековое, утонченно-эротическое, что часто можно увидеть на портретах Боргеса. У нее были серые глаза, сужающиеся в уголках, и прямой нос. Ее нижняя губа была полная и изогнутая, в то время как верхняя была прямой и тонкой, что говорило о наличии воли. Длинные волосы красиво заплетены и заканчивались узлом на затылке, какой бывает у балерин. Констанция часто жаловалась на свое тело, говорила, что она похожа на профессиональную роженицу и это-де мешает ей следовать требованиям высокой моды. Она сочетала в себе одновременно много варварского и много богемного. Последнее проявлялось в том, что она избрала карьеру ювелирного художника и, по ее словам, владела «искусством украшать». Для перелета через океан она надела платье из натуральной шерсти с ажурной каймой и драгоценные украшения, которые своей яркостью напоминали этрусский стиль. Через плечо накинула шарф. Это была женщина с пышными формами и жарким темпераментом. Большинство мужчин этого и ждут от представительниц слабого пола. В свое время Ноэль думал, что может раствориться в ней. Не ее вина, что ему это сделать не удалось.

Рива представила Констанции Данта, а потом предложила ей пройти в ее комнату, принять ванну, отдохнуть, чего-нибудь выпить, перекусить. Все это могло быть принесено прямо к ней на подносе. Констанция решила, что не успела она приехать, как от нее уже хотят здесь избавиться, чтобы в ее отсутствие постараться примириться с ее присутствием. Констанция думала именно так.

— Вам нет никакой нужды беспокоиться из-за меня, — сказала сицилийка. — Думаю, Ноэль сам сможет показать мне, где я должна буду спать.

Тот тон, которым она произнесла слова, был явно вызывающ. Поймав на себе быстрый взгляд Ривы, Ноэль почувствовал прилив крови к голове и понял, что ему стало трудно дышать. Он должен был раньше догадаться, что Констанция с удовольствием использует малейший предлог для того, чтобы испортить окружающим настроение. Пьетро. будучи очень чувствительным ребенком, снова начал тихо хныкать и тереть один глаз кулачком.

Констанция тем временем продолжила:

— Впрочем, я бы попросила вас, мадам Столет. об одной маленькой услуге: найти кого-нибудь, кто бы позаботился о Пьетро и Коралии. Дети с большим трудом перенесли путешествие. Им приходилось так долго ждать и сидеть сегодня. У них был тяжелый день.

Лицо Данта Ромоли внезапно озарилось широкой улыбкой.

— Я вызываюсь добровольно. Чтобы разогнать усталость, им следует хорошенько поплавать! Обязуюсь беречь их как зеницу ока.

Констанция с сомнением посмотрела на Данта.

— Я имела в виду няню.

— Я буду им великолепной няней! Временно.

Рива с улыбкой вмешалась в разговор:

— Это правда: он сможет заменить любую няню и сделает все гораздо лучше. У Данта есть, по крайней мере, два десятка племянников и племянниц, а дети друзей просто обожают его! Ваш сын и дочь будут в очень хороших руках, поверьте мне.

Констанция поджала губки, еще раз смерила всего Данта оценивающим взглядом и наконец сказала:

— Ну что ж, хорошо…

— Отлично, — сказала Рива. — А пока Дант будет с ними заниматься, я отыщу постоянную няню на время вашего пребывания у нас.

— В таком случае им нужно вытащить сейчас купальники. Может, Ноэля не затруднит проводить меня до их комнат?..

С этими словами она глянула из-под ресниц на бывшего мужа.

Поначалу у Ноэля возник сильный импульс отказаться, впрочем… Это будет хороший повод окончательно все прояснить в его отношениях с Констанцией. Тем более что он сам хотел сделать это как можно скорее. Он передал сына Данту, а Коралию Риве, затем молча повернулся к лестнице, которая была в дальней части холла, и зашагал к ней. Оглянувшись, он коротко бросил бывшей жене:

— Сюда.

Они поднялись по изогнутой лестнице, покрытой дорожкой с восточным рисунком, в полном молчании. На втором этаже он показал Констанции одну из спален, окна которой выходили на парадное крыльцо, и сказал, что здесь будут спать дети. Предваряя следующий вопрос, он прибавил, что ее комната на противоположной стороне коридора.

— А ты где спишь? — спросила она, изогнув губы в провокационной улыбке.

— Внизу. В комнате отца, за библиотекой.

— Ты хочешь сказать, что переселил оттуда свою мачеху? Ужасные манеры!

Его лицо напряглось.

— Ее комната здесь, на втором этаже. Рядом с твоей. И всегда здесь была.

— Выходит, у нее и у твоего отца были разные спальни? M-м… Как цивилизованно… Впрочем, я не могу ее упрекать. Между ними была очень большая разница в возрасте, ведь так?

Она дразнила его, и он это хорошо понимал.

— Тридцать лет, а что?

— Она очень молодая вдова. И как это ты еще не признался ей в любви и не потащил к алтарю, удивляюсь!

— А ты ожидала этого?

— Последние полгода точно. А вообще-то больше.

— Вынужден разочаровать тебя, как ни жаль, — ответил он сухо.

— Что же тебя останавливает? Не уважение же? Я думала, что скорбь давно уже вышла из моды, а уважение к памяти покойных теперь считается дурным тоном.

— Ты неправильно думала.

— Разве? Что-то я не заметила на красотке Риве черного платья.

— Я не буду обсуждать с тобой поведение Ривы.

Она посмотрела на него с кривой усмешкой.

— Ты вообще никогда этого не делал. Не так ли, дорогой? Эта женщина разрушила мое замужество, но мне никогда не позволялось поговорить о ней. До сих пор ее имя для меня словно табу. Дотронуться нельзя.

— Как бы ты до него ни дотрагивалась, ничего не изменится. Она не имеет никакого отношения к разрыву между нами.

— Не надо, прошу тебя! Ты можешь разыгрывать из себя дурачка сколько тебе нравится, но лично я не такая дура!

Она отошла от него, не подобрав шарфа, конец которого стелился по полу, и стала смотреть в окно.

Он нахмурился. Она ничего не поняла до сих пор! Ему даже стало жаль свою бывшую жену — редкое чувство для него. Констанция, наверное, никогда не будет способна понять, что для него свобода всегда была дороже ее титула или доступа к ее красивому телу. Она могла объяснить себе их разрыв только созданием в своем воображении очередного драматического любовного треугольника.

— Одна Рива, что бы она ни делала, не заставила бы меня уйти от тебя, — сказал он. — Она вообще узнала об этом, когда между нами уже все было кончено.

— А теперь еще скажи мне, что ты бросил меня вовсе не из-за тех чувств, которые ты испытывал… Да и сейчас все еще испытываешь по отношению к ней!

— А вот это, — спокойно ответил он, — не твое дело.

— Как ты можешь так говорить?! — вскричала она, резко оборачиваясь к нему лицом. — Это всегда стеной стояло между нами! Это твое идиотское любование ею! Я ненавижу это! Я ненавижу ее!

Он уже давно понял для себя, что единственным способом погасить разгоравшуюся в ней бурю в подобных ситуациях являлось незамедлительное отвлечение ее внимания от затронутой темы.