— Шарль, — бесстрастно промолвила она, — скажите откровенно, почему вы хотите вернуться на Ямайку на другом корабле?

— Хорошо, — ответил он. — Чтобы избавить вас от присутствия человека, который за целый месяц вам, должно быть, порядком надоел.

— И это вы называете откровенностью? Вы играете со мной или просто не хотите считаться с моими желаниями?

Ее вопрос озадачил француза. Опустив голову на кружевное жабо, он принялся ходить из угла в угол.

— Майор Сэндз достаточно ясно дал понять, какими должны быть ваши желания, когда речь идет обо мне.

— Майор Сэндз? — сказала она с легким недоумением в голосе. — Но при чем здесь майор Сэндз?

— Он ваше единственное зеркало.

— Понимаю… — проговорила она. (Потом наступило молчание, но он даже не попытался его нарушить.) — Неужели это имеет для вас какое-то значение? — спросила она наконец.

— Имеет, так как это, наверное, касается вас.

— Это не имеет ко мне ни малейшего отношения.

— Я сказал — наверное… (Он взглянул на нее и печально улыбнулся.) Знайте, Присцилла, майор Сэндз прав, называя меня пиратом.

— Пиратом? Вас?

— Я был им. И это клеймо осталось на мне и посейчас.

— Но я его не вижу. Но даже если б и увидела, то не обратила бы внимания… Вы самый храбрый, самый благородный человек из всех, кого я когда-либо знала.

Лицо де Берни стало серьезным и печальным. Он покачал головой.

— Не мучайте меня, не искушайте! — простонал он.

Она встала и вплотную приблизилась к нему.

— Вы сможете избавиться от мук — если поддадитесь искушению.

— И что потом? — спросил он. — Если мы станем мужем и женой… вы и я… ваш мир…

Она поднесла руку к его губам, не желая слушать продолжения, и промолвила:

— Если мы станем мужем и женой, мой мир станет вашим, и тогда, наверное, мы оба будем счастливы…

— Какую страшную и милую ошибку я совершаю! — сказал он и заключил ее в свои объятия.