Вадим ворвался на террасу. Он опоздал к завтраку и думал найти отца здесь: по утрам его стали вывозить в коляске на воздух.
Он быстро осмотрелся, отца не увидел, двинулся вперед, и с каждым шагом ему становилось все страшнее. С ним здоровались и что-то спрашивали.
Вадим зацепил стул с шахматами, фигуры застучали о кафельный пол. Он отшатнулся и стукнулся коленом о шезлонг. Глядевший на пруд человек меланхолически посмотрел на Вадима и, приподнявшись, передвинулся вместе с заскрипевшим шезлонгом к стене.
Вадим добрел до конца террасы. Отца на ней не было.
* * *
Карташев уставал от каждой минуты ожидания все больше. Уже простучала колесами по коридору тележка, в которой развозили завтраки лежачим больным. Из-за двери доносились шаги и голоса, больница проснулась и начинала день.
Сегодня как будто забыли о нем. С тех пор, как медсестра взяла у него кровь, к нему никто не входил. "Придет Вадим или не придет?" - думал Карташев.
Наконец он услышал скрип двери и приподнял голову. Раздался звук мелких быстрых шагов - это вошла женщина. От нее резко пахло духами. Он опустил голову.
- Здравствуйте! - бодро сказал мелодичный голос. - Мне надо взять кровь для анализа.
Это была какая-то ошибка, ведь у него уже брали кровь. Он заворочался и положил под себя здоровую руку.
- Ну! - нетерпеливо сказала медсестра. - Давайте же руку.
Она прикоснулась к его плечу, несколько раз надавила и отпустила. Он попробовал ей сказать хоть одно слово, но потом закрыл глаза ладонью и тяжело задышал. Медсестра снова дотронулась до плеча. В ее голосе появилось раздраженное недоумение. Карташев вздохнул: "Ну что ты такая глупая!.. Пойми меня, дочка! Сердце у тебя есть?"
Вадим влетел в палату и замер, пораженный видом отца. Лицо у того почернело, глаза запали еще глубже. На покрытый испариной лоб прилипли свалявшиеся волосы. Вадим схватил отца за руку.
Отец сжал его ладонь. Она была большой и твердой. Сын вырос. Отец хотел что-то сказать. Подняв к Вадиму голову, он замычал и уронил ее назад на подушку.
- Батя! - повторил Вадим и поглядел на медсестру с надеждой.
- Мы кровь возьмем, - вымолвила она растерянно.
Отец при этих словах загудел, выбросил к Вадиму руку и долго тряс открытой ладонью. Сын видел лишь то, что он мучается.
"Дай мне сил сказать! - взмолился отец. - Дай мне сил, я не выдержу этого!"
- Подождите!.. Сейчас ты скажешь, - изменившимся, прерывающимся голосом проговорил Вадим. - Сейчас, батя... Получится, не торопись, сейчас...
Медсестра тоже поняла, в чем дело. Этот человек, о котором она знала, что он скоро умрет и к будущей смерти которого она уже привыкла, боролся, напрягая угасавшие силы. Она стала умоляюще твердить быстрым шепотом:
- Вот увидите, сейчас получится!.. Ну еще раз! Ну еще...
Отец молчал. Вадим неотрывно смотрел в одну точку на его шее, где поднималась и опадала темная жила.
Медсестра тоже замолчала и немного погодя с досадой сказала:
- Не волнуйтесь, мне надо взять кровь для анализа. Потом будете завтракать.
- У меня брали кровь! - глухо крикнул отец. - Уже брали!
У Вадима словно что-то оборвалось внутри.
Медсестра порывисто наклонилась, поцеловала отца и, засмеявшись, убежала.
Вадим опустился на кровать. Отец взял его за руку и прижал ее к своим сухим горячим губам.
Сын ждал, что отец скажет еще что-нибудь, но отец глубоко вздохнул, пошевелил пальцами парализованной руки и затих. Он умер.
Прошло с той поры около двадцати лет. Теперь Вадиму почти сорок, он давно возмужал и очерствел, как, впрочем, и бывает в таком возрасте. У него семья, двое детей. Ему не на что жаловаться. Он редко вспоминает, что было после смерти отца. "Ну хлебнул малость, - говорит он себе. - Что с того? Пора забыть". Он помирился со своей постаревшей матерью, и они оба чувствуют вину друг перед другом.
И с каждым годом отец уходит от него все дальше, унося невысказанное прощание и свою тайну. В этом смысле отец остается с ним всегда.
1972 г.
