– Значит, договорились? – сказал Вертилин. – Я постараюсь быть вам полезным.

Смолкин поморщился. Ничего базе от Вертилина не нужно.

– Мне надо начать вывозку немедленно, – напомнил Вертилин.

– Не задержим. Передайте заявку мне, я сам все оформлю. Послезавтра можем встретиться в Росснабсбыте. Часа в два вас устраивает?

– Вполне.

Играет ли Вертилин в преферанс? Есть партнеры. И бильярд в городе неплохой, возле ресторана «Восток».

Но Вертилину нужна была автобаза, а не преферанс и бильярд.

– Как вам работается на базе? – заранее делая сочувственное лицо, спросил он.

– Не говорите! – сокрушенно сказал Смолкин. – Автомобильное снабжение! – Он поднял вилку. – Пять тысяч наименований деталей, номенклатурка – дай бог!

– Сколько вам платят? – спросил Вертилин и, услышав ответ, качнул головой: – Не густо.

– Ставки у нас мизерные, – подхватил Смолкин, – рядом, на станкостроительном, ставка вдвое больше, работы в три раза меньше.

– Перейдите.

– Привычка, черт бы ее побрал! На автобазе ценят, понимаете: знают, как все достается.

– С вашим директором работать, видно, не легко, – сказал Вертилин.

– Человек с характером! – согласился Смолкин. Потом добавил: – Да ведь в его должности без этого нельзя. Живем в областном центре, у всех на виду, над нами сто хозяев, все командуют, все рвут на части.

– Говорят, он не ладит с управляющим трестом, – осторожно заметил Вертилин.

Смолкин на секунду скосил на него глаза, потом уверенно произнес:

– Что вы! У них с Канунниковым наилучшие отношения.

«Ну, брат, я про это тоже кое-что знаю, – подумал Вертилин. – Хоть и хитер ты, да не очень».

Яростно разжевывая шашлык и поглощая пиво, Смолкин разглагольствовал о разных пустяках, нимало не заботясь, интересно ли это Вертилииу. А тот с удовлетворением думал, что Смолкни звезд с неба не хватает и прибрать его к рукам будет не трудно.

– Кстати, наряды на кирпич у вас майские? – спросил вдруг Смолкин.

Вертилин насторожился.

– Да. А что?

– Если майские, значит, у нас больше оснований дать вам немедленно машины.

– Пожалуй, – согласился Вертилин, по про себя отметил: вопрос задан не зря, этот краснощекий весельчак не так уж прост.

Вертилин задумчиво погладил ножку бокала.

– Только, пожалуйста, не задержите меня с машинами.

– Какие могут быть разговоры?! Доложу хозяину, и все в порядке.

– Еще как он посмотрит!

– Что же вы думаете, он не понимает, что к чему?

«Сообразительный парень», – решил Вертилин.

Он оплатил счет без особого сожаления. Эти деньги не пропадут.

Наступил тот поздний час, когда в конторе никого нет, помещение убрано, на столах чисто и телефон мирно дремлет, поникнув черной трубкой.

Из-за стены, отделявшей кабинет от гаража, слышалось рычание моторов, из диспетчерской доносились голоса шоферов, сдающих путевки, и кондукторов, считающих выручку. Машины возвращались с линии, и в окне то и дело возникали молочные полосы света. Они освещали склонившуюся над таблицей голову Полякова, его твердо очерченный профиль, карандаш в сухих крепких пальцах. Он рассматривал отчет о работе автобазы.

Экономист Леонид Иванович Попов сидел в знакомом уже читателю кожаном кресле. Стекла больших очков в роговой оправе не могли скрыть напряженного и беспокойного взгляда, следившего за карандашом Полякова. Весь его вид как бы говорил: «Делайте как вам угодно. Я человек подчиненный, и я молчу».

Попов считал главным достоинством экономиста умение составить отчет «вовремя и хорошего качества», то есть представить работу своего предприятия в наилучшем виде. Он не извращал цифр, но умел подчеркнуть лучшие, не скрывал недостатков, но акцентировал успехи. И теперь, когда автобаза перевыполнила апрельский план, Леонид Иванович построил отчет так, чтобы он отвечал на вопрос: «Каким образом автобаза достигла такого результата?» Для этого он на все лады анализировал работу пассажирского транспорта, по которому план был перевыполнен, оставляя в тени грузовой, едва-едва вытянувший программу.

Поляков поступил наоборот: все внимание он уделил грузовым перевозкам, и Леонид Иванович понял – отчет придется переделывать. Он представил себе картину заседания в тресте. Канунников скривит губы в злой усмешке: «Опять себя для битья выставляете?! Что ж, получайте». И получат! И поделом, раз сами напрашиваются!

Его мрачные мысли были прерваны коротким замечанием Полякова:

– Из ста пятидесяти машин в среднем работало только сто двадцать.

– Новые машины не стояли бы.

Этот ответ означал: «Надо не возиться со старым барахлом, а добиваться новых машин».

– Машины слишком долго стоят под погрузкой и разгрузкой, – продолжал Поляков.

Что мог возразить Леонид Иванович? Разве Поляков сам не понимает? Машины работают в городе, на коротких расстояниях, вот и стоят много времени под погрузкой и разгрузкой.

Но напоминать об этом Леонид Иванович счел бесполезным. Только заметил:

– Зато обратите внимание, Михаил Григорьевич: семьдесят два процента с грузом. Это же неслыханно на городской работе!

Поляков отложил в сторону карандаш и посмотрел на Попова.

– Вы видите семьдесят два процента груженого пробега, а я вижу двадцать восемь процентов порожнего. Отчет – это не мармеладка, а пилюля: чем она горше, тем лучше действует.

Он встал, собрал со стола испещренные заметками ведомости, протянул их Попову.

– Берите. Послезавтра на производственном совещании доложите весь материал. Покажите каждому, сколько убытку приносит его плохая работа.

Леонид Иванович, расстроенный, вернулся в контору. Начальник эксплуатации Степанов кивнул на дверь кабинета:

– Один?

В ответ Леонид Иванович буркнул:

– Иди.

– Будет концерт, – сказал Степанов, поднимаясь и подбирая бумаги.

– Что такое?

– Тракторсбыт шесть машин прогнал порожняком!

Тревога Степанова оказалась напрасной.

Поляков молча прочел докладную записку шоферов, а утверждая разнарядку, красным карандашом вычеркнул Тракторсбыт. Не давать машин!

– Как бы скандал не вышел, Михаил Григорьевич, – предупредил Степанов.

– Не давать машин! – коротко произнес Поляков.

– Слушаюсь.

Взгляд Полякова задержался на одной строчке ведомости:

– Почему включен Стройтрест? Он расплатился?

– Звонил Жуков…

– Он расплатился?

– Нет.

– Почему вы включили его в разнарядку?

– Вас как раз не было, Михаил Григорьевич, звонил Жуков – председатель горсовета, потом товарищ Канунников звонил. Приказывали обязательно занарядить Стройтресту десять машин.

– Ну и что же?

Степанов развел руками:

– Председатель горсовета…

Поляков вычеркнул в разнарядке Стройтрест. Раздался телефонный звонок. Поляков поднял трубку, узнал голос управляющего Автотрестом Канунникова.

– Михаил Григорьевич? Здорово!

– Здравствуйте, Илья Порфирьевич.

– Как дела?

– Ничего.

– Ничего, говоришь?

– Ничего.

– Слушай, Поляков, сам проследи. Машины Стройтресту чтобы без всякого опоздания подать! Что, брат, сегодня на облисполкоме было! Я говорю: «Закидаем машинами, только возите». Приказано десять машин им выделить.

– Не могу, Илья Порфирьевич. За ними сто восемнадцать тысяч задолженности.

– А… До сих пор не расплатились?

– Нет.

– Вот черт, совсем упустил из виду. Закрутишься с делами, забудешь, как самого зовут. Ну ладно. Завтра мы им машины дадим, а послезавтра посмотрим. Доложу облисполкому.

– Не могу, Илья Порфирьевич. Есть приказ: должникам не возить.

– Знаю, знаю, но ничего на этот раз не попишешь. Придется выделить.

– Не могу.

– А я приказываю!

– Дайте официальный приказ: «Несмотря на наличие задолженности, машины Стройтресту выделить».

– Страхуешься?