мы оставили наш мост и отправились на старую высокую башню у ворот вокзала. Оттуда дорога, усеянная триумфальными арками, украшенная по обеим сторонам значками и флагами и обрамленная 10 000 войском, расстилалась перед нами до самого города как на ладони.
Процессия состояла из пятидесяти девяти слонов. Во главе, на самом огромном из них ехал вице-король. За ним, по два в ряд шли слоны немного поменьше ростом первого, удостоившиеся нести драгоценные ноши: генерал-губернатора и главнокомандующего, престарелого генерала Рейнса, свиту и лахорских высших властей. Совсем в арьергарде, уже по три в ряд и обязательно меньше ростом двух первых рядов слонов, выступали слоны с магараджами и науабами…
Дойдя до этой страницы моего правдивого повествования, заранее приношу извинения тем из англо-индийских властей, которым случится прочитать эти строки.[42] Но истина заставляет меня сознаться в следующем, быть может, не совсем лестном для них факте: насколько истый индиец в своем живописном костюме красиво и роскошно выглядит в хауде на слоне, настолько британец в мундире и треугольной шляпе смешон на нем… Издали – ни дать, ни взять, облаченные в красные генеральские мундиры и треуголки с плюмажем мартышки на больших, покрытых попоною пуделях!.. Не доставало для полного сходства одной шарманки, но она вполне заменялась тремя военными оркестрами, которые гремели с замечательным единодушием: «Rule Britania» и «God Save the Queen», каждый в собственном тоне…
Вдруг пронеслась с быстротою молнии странная весть: магараджа Кашмирский отказался участвовать в вице-королевской процессии. «Он уехал домой, в лагерь!»… Скандал и общее смятение. Одни говорили, что он притворился больным, другие – что он обиделся, потому что как генерала английской армии его место было с европейскими генералами, возле главнокомандующего, а не позади, со второстепенными раджами; еще другие – что он попал под опалу, и вице-король даже не подал ему руки на вокзале и т. д. Но отчего и почему, – мы ничего не узнали, а газеты об этом даже не заикнулись. Очень скромный народ, здешние репортеры, и действуют с большим единодушием с правителями Индии…
Процессия двинулась однако и без своенравного магараджи.
– Вообразите, – повествовал прибежавший в башню некий юный чиновник, – магараджа настаивал, чтобы ему привели его слона к главному подъезду, где в то время устраивалась процессия, и вице-король влезал уже по лестнице на своего мамонта!.. Удивительное невежество и бестактность…
– И что же? Пустили его?
– Конечно не пустили: или ступай на предназначенное тебе место в процессии, или исчезай с заднего крыльца!..
– Да ведь он этим еще более оскорбится…
– Непременно!.. Следовало бы его еще более проучить… Наше правительство слишком нежничает с этими черномазыми!..
– Ну уж, будто бы, – сорвалось у меня с языка. – Так вы бы их лучше уж всех разом повесили, без дальних хлопот, – добавила я, постоянно забывая о своем щекотливом положении в Индии.
Юноша покосился на меня, а я прикусила язычок. К счастью, мистрис У. совершила счастливую для меня диверсию, спросив его, что же, наконец, стало с магараджей…
– Ничего особенного… Он сел на верховую лошадь и ускакал со своими сердарями домой, в лагерь… оставив слона в процессии…
– Да как же это? Разве слон так и отправится один и без седока?
– О нет! Им воспользовался кто-то… кажется, наш старый епископ…
Наконец процессия устроилась. Последний слон вывалил из ворот, и потянулась длинная, сияющая в догорающих лучах заходящего солнца золотом, пурпуром и дорогими каменьями, вереница порабощенных лесных гигантов… Впереди вице-король, за ним европейцы, а в хвосте порабощенные не менее своих слонов раджи и когда-то великие мира сего представители угасающих династий Востока. Всех слонов было, как выше показано, сверх пятидесяти, и возле этих махин самые рослые лошади кавалеристов и гарцующих сердарей казались издали и с высоты нашей башни собачками. Но вот приблизился пестрый кортеж к триумфальной арке из зелени и повернул по дороге к городу между двумя сплошными стенами войск. Снова выпалили царский салют, снова музыка прогремела национальный гимн, а затем снова грозное молчание! Ни крика приветствия, ни одного ура, ни малейшего изъявления радости, словно на эти массы напал столбняк. Похоронная процессия бывает оживленнее.
Что за притча такая? – недоумевали мы, ожидавшие, конечно, хоть искусственно-восторженного, но все же не такого холодного приема. Тайна отчасти разъясняется откровенною передовою статьей, появившейся несколько дней спустя в одной туземной газете. С переменой министерства индусы расхрабрились, спеша воспользоваться коротким сроком отдыха, гарантированного им победившей партией. Предоставляю говорить за себя самим туземцам, стараясь сохранить в переводе их оригинальный язык.
«Корили лягушки бросающих в них каменьями мальчишек: вам забава, нам смерть! Жители Пенджаба имеют полное право сказать то же самое о лахорском дурбаре. Без сомнения, это празднество доставило огромное развлечение индийским властям от вице-короля до последнего чиновника включительно. Но для туземцев вообще, а особенно для тех несчастных владетельных принцев и магараджей, которым было приказано явиться на поклон, дурбар оказался неиссякаемым источником страдания. Чтобы не оставаться перед другими в посрамлении, каждый наполовину, если не совсем разоренный раджа обязан затрачивать огромные суммы, которых у него нет и которые он должен занимать, и ехать со свитой и целым лагерем иногда за несколько сот миль на Поклон. Конечно, цель таких дурбаров известна каждому. Наши правители ищут сделать по возможности сильное впечатление на нас – туземцев, подавить нас величием британской нации. За каких же глупых ослов они нас принимают? Неужто они надеются пленить нас стеклянными бусами и блестящими медными ноговицами, как некогда пленяли оными во дни вторжения в Южную Америку испанцы краснокожих индейцев? Но хотя мы и индийцы, но не краснокожие… Воззваниями к одному воображению довольно трудно проверить сердца наших народов, а великолепию англичан никогда не справиться с великолепием и пышностью дворов наших прежних правителей. Подобная тактика может быть удачною лишь с дикарями, но и с ними не всегда, так как ведь и дикари скоро поймут, что одним воображением да зрелищами чужого богатства не насытишь пустого желудка. Довольно англичане поражали воображение наших невежественных масс. Мы ожидаем теперь от их сановников чего-либо посущественнее, хотя бы удовлетворения наших самых насущных нужд. Ничего не может быть далее от истины, как идея, что индусы падки на роскошь и наружный блеск. Издревле в высшей степени интеллигентная, даровитая нация индийцы как раса всегда отличались чрезвычайною воздержанностью в своем образе жизни. Трудно найти людей проще нас в пище, в одежде и во всем, касающемся наших повседневных привычек. Магометане любят роскошь и блеск, но индусы так же просты и воздержанны теперь, как и тридцать столетий тому назад. Высшая из наших каст, брамины, превышающие своей численностью все другие сословия в Индии, почти аскеты. Раджпуты – современные спартанцы, и разве одних магометан удастся нашим правителям привлечь своими дурбарами… Так долой, мишура и пустые забавы! Их железные дороги, их телеграфы, превосходная дисциплина в их армии – вот, что внушало и внушает нам уважение к английской нации, но уже никак не эти глупые выставки роскоши, напрасная затрата капиталов из ежечасно иссякающей казны нашего отечества!».
Глава 6
Сады Шалимарские и незабудки с берегов Рейна. – Допотопные экипажи. – Нисходящая иерархия раджей и восходящая иерархия завоевателей. – Британские идеи о русских. – Что англо-индийцы почитают за пес plus ultra «бон-тона»? – Олимп и отсутствие амврозии. – Счастливые раджи и голодные кули. – Кого Англии следует страшиться? – Обед шотландских героев. – Кашмирский Вильгельм Телль. – Долговязый майор в западне. – Правда глаза колет даже героям.
