Иванна Рут

Дыхи

Зыбун был побежден. Сомов уцепился за последний крайний шкворень, выбросил находку наверх и, подтянувшись, поднялся сам.

Впереди дыбились гигантские кварцитовые глыбы, переходящие в ослепительно сверкающие скалы. Взобравшись на одну из глыб, с которой был виден, как на ладони, просыпающийся Планктубер, Сомов вгляделся в розовое пространство планеты по направлению к зимней стоянке экспедиции. Светолета не было. Этого и следовало ожидать. Поискав Сомова пару дней и не получив от него ни единого сигнала по транслятору, экипаж улетел на Землю, сочтя его погибшим. Спешка объяснялась и буйным приближением весны, которая с момента открытия Планктубера считалась опасной для жизни из-за шестидесятиградусной жары, скопления газов и сильно разреженного воздуха.

Сомов понял - он обречен.

Однако до наступления настоящей жары было еще три недели. Приказ о преждевременном возвращении на Землю страховал экипаж после каждой зимовки. Но на Планктубер светолет должен был вернуться с наступлением первых холодов и в сердце Сомова теплилась надежда, что он продержится как-нибудь пару самых зловещих месяцев. Правда, никто еще не пробовал оставаться здесь на мертвый сезон. Что ж, хотя это и немыслимо, он будет первым.

Подойдя к зимовью, Сомов обнаружил почти весь аварийный запас баллонов с водой на месте. О нем подумали! Слезы подступили к горлу. Резко рванув дверь единственного на всей планете сооружения, которому предстояло стать его домом, Сомов утолил жажду и еще раз убедился, что о нем подумали всерьез. Терморегулятор, две холодильные камеры, пожертвованные со светолета, полугодовой запас пищи и кислорода были оставлены на случай, если он вернется живым. Записок не было. Да и о чем было писать, если никто не надеялся, что он выживет здесь, в условиях преисподней с резко разреженным воздухом и газовым дисбалансом. Ему просто хотели облегчить участь, вот и все.

Сомов уселся, распрямил ноющие члены и с наслаждением закрыл глаза, собираясь, наконец-то, отоспаться. Всплыли поочередно одна за другой картины его поискового похода.

Единственный биолог среди экипажа, он вот уже второй сезон на Планктубере терпел неудачу, не находя никаких признаков жизни на планете, которая, как назло, все щедрей и щедрей одаривала всех остальных планктубологов ценными видами пород, руд и минералов. Сомов завидовал. Чего только стоили восторги слайдиста, запечатлевшего волшебную пустыню синих сплошных скал, завихренных зыбунами ландшафтов и застывшие неведомыми чудовищами гигантские шкворни.

Решив рискнуть напоследок и в припадке безумия и азарта отстегнув страховку, которая заканчивалась на пятом километре удаления от зимовья, Сомов не помнил, как миновал грейзены, кварцитовые глыбы, известняковый каньон, обошел парящие гидротермы и не заметил, как, устремившись вперед на красноватый, тускло поблескивающий корявый предмет, попал в зыбуны.

Еще не понимая, какая опасность грозит ему, Сомов вгляделся в предмет и радостно рассмеялся. Это было настоящее растение!!! Сухое, крепкое, ноздреватое и бородавчатое, как безобразный кусок старого крокодила, оно было безжизненным, но дюжина крепких, великолепных плодов, намертво прикрепленных к стеблю и похожих не то на гладкие гигантские орехи, не то на коробочки с семенами, делало его величественным, осмысленным и торжественным среди этой зимней пустыни. Сомов вскричал от радости, вырвал трясущимися руками растение с корнем и вдруг почувствовал, что проваливается. Только теперь оглядевшись и поняв, что попал в зыбун, Сомов, не раздумывая, сбросил с себя рюкзак, где и остались коротковолновой транслятор, эта единственная палочка- выручалочка астронавта, баллончик с водой и кинокамера, и, используя растение как плавун, стал осторожно продвигаться вперед.

Это спасло его.

Однако на то, чтобы выбраться из зыбуна и найти знакомую дорогу среди парящих гидротерм без транслятора, потребовалось ровно столько времени, чтобы ребята списали его со счетов.

Теперь, сидя в зимовье и заново переживая спасение и обреченность на одиночество, а также новую угрозу смерти, Сомов без прежней радости взглянул на растение, которое при более счастливых обстоятельствах сделало бы его героем дня, а может быть, кто знает, стало бы главной сенсацией на Земле. Подумать только, Планктубер живой! Не только сверкающие ультрамариновой кристаллической поверхностью скалы и розовое небо украшают его, но и растения!

Вероятно, их где-то целые джунгли. Они просыпаются по весне, и в то самое время, когда светолеты, загруженные рудой, покидают планету, они цветут невиданными цветами, а значит, где-то рядом вокруг них - жизнь! Возможно, эта жизнь коротка, от спада холодов до наступления пекла, но это - жизнь!

Сомову невыносимо захотелось выжить, чтобы узнать тайну. Жажда спасения, приближения весны, пусть опасной, инопланетной, но весны, пробуждающей все живое, томила его. Что, если обложить свое жилище камнями, толстыми, непроницаемыми слоями, превратить его в надежный, спрятанный от жары и газов бункер?! Уничтожить каждую щель, каждую пору, через которые будет просачиваться воздух. Время на это еще есть. Запаса кислорода хватит на полгода, а там, глядишь, и спасительная зима, возвращение светолета. Это мысль.

Отлежавшись, Сомов принялся за работу. Он таскал, катал и обкладывал кусками породы свой дом со всех сторон, слой за слоем при помощи вязкого раствора, взятого из соседней гидротермы, медленно одевал его в непроницаемый панцирь, пока хватило сил, прохлады и материала в округе.

Через пару дней стала наплывать весенняя жара с ядовитыми испарениями, еще терпимыми, но уже требующими надевать терморегулятор и гермошлем.

Несмотря на дискомфорт, Сомов жадно наблюдал и записывал неведомые для планктубологов превращения. Почва парила, меняла окраску и влажность и через пять дней, когда шесть градусов тепла сменил тридцатиградусный сухой зной, перемежающийся к вечеру теплыми обильными осадками в виде росы, на Планктубере появилась нежная прозрачная, как лапша из крахмала, растительность. Сначала она росла из почвы, крепко цепляясь за осколки породы, затем, удлинившись и набравшись сока и сил, оторвалась и стала ползать вокруг, слепая, как черви, но вовсе не противная, а чистая на вид, как стекло.

Вспомнив о своей драгоценной находке и о ее шарах с семенами, Сомов исследовал растение и, с трудом оторвав плоды от стебля, решил извлечь и посеять их семена в почву. Однако, разломив несколько коробочек подряд, Сомов не обнаружил внутри них ничего, кроме щепотки сухих безжизненных волокон. Оставив нетронутыми остальные три коробочки, Сомов, на всякий случай, посадил растение в почву и полил водой в наивной надежде, что оно оживет, как деревья Земли после зимней спячки.

Утром он обнаружил, что стеклянистые черви во множестве облепили растение и вроде как бы синтезировались с ним, ибо попытка отлепить агрессоров кончилась безрезультатно, они просто вросли в стебель, соединились в стеклянную ткань и, порозовев, приняли вид единого молодого организма с блестящими, как у медузы, тканями, усыпанными рваными слисзистыми рытвинками и пупырышками вдоль стеблей. Коробочки, тоже ожив и приняв желтовато-розовый оттенок, кажется, увеличились в размерах и стали скользкими на ощупь. Через девять десятичасовых суток Планктубера, нагревшись в сорокапятиградусной жаре, одна из коробочек лопнула прямо на глазах у Сомова и из нее вылез длинный, заостренный кверху упругий белый хрящ, туго колышущийся из стороны в сторону. Чистые его ткани были такими гладкими и свежими на вид, что уставшему от концентратов Сомову непреодолимо захотелось вгрызться в него и похрустеть, как каким-нибудь сладким овощем или фруктом. Авитаминоз, опомнившись, решил Сомов, вздохнул и, полюбовавшись растением, пошел обедать. Пообедав концентратами, он в красках описал новые удивительные сведения о растении и, в размышлениях над тем, какое бы дать ему название, уснул.