Выйдя за ним на крыльцо, Волков проследил, как луч фонарика, рассекая полосы дождя, уперся в обляпанное мокрыми листьями колесо "мерседеса". Ярко вспыхнули фары, высветив узкие водяные потоки. И у Волкова появилось такое ощущение, как перед близким прыжком в холодную воду, где неизвестна глубина и неизвестно, что скрыто на дне.
Садовский тоже стоял на крыльце.
- Я уж испугался, - проговорил он. - Думал, заберут. А что ему надо?
- Интересовало, как живу, - ответил Волков.
- Вы уж это... - заискивающе сказал адвокат. - Я с вами откровенничал. Не выдавайте старика...
Голос его на этот раз, однако, прозвучал фальшиво.
"Завтра, - думал Волков. - Завтра... И отступать некуда".
IX
Утром, побродив по городу, Волков направился к лавре. Рынок только начинал действовать. Шлепая сапогами по лужам, ходили два тех же монаха с железными кружками. Суетились торговки, шепотом пересказывая новости. Какой-то человек, стыдливо наклонив голову, держал в обеих руках драповое пальто.
Толстая рябая баба ощупывала материал.
- Видите ли, у меня хворает дочь... ей необходимо питание, - говорил тот.
Посмотрев на его бледное, осунувшееся лицо и, должно быть, поняв, что с этим стеснительным интеллигентом церемониться нечего, баба вытащила из сумки круглую буханку хлеба.
- Будь ласка.
- Это все?
- А шо ж? - громко и визгливо закричала она. - Хлиба тоби мало! Що ж тоби? Мы хлибу цену знаемо.
Гляньте, люди добрые!
- Конечно, конечно, - испуганно согласился тот, отдавая пальто.
Волков надеялся увидеть Ковальского, но его здесь не было. Не было и полицая с обвислым животом. На тот случай, если Мюллер возобновил слежку и придется объяснять, зачем снова ходил к лавре, Волков за кусок мыла, специально взятый из дому, выменял у бойкого кривоногого мужика полстакана махорки. Он собирался уйти, когда скуластый, азиатского типа парень в кепочке, с прилипшим к губе окурком, задел его плечом.
- От Ковальского привет... Иди в лавру, к пещере.
Не оборачивайся...
Во дворе лавры, около храма, фотографировались немецкие солдаты. Богомольцы толпились у широко раскрытых дверей. К пещерам вела узкая дорожка Свернув на эту дорожку, Волков оглянулся. Позади никого не было.
"Значит, мне еще не очень верят, - думал он. - А немцы поверили?.. У них больше оснований".
И ему пришла мысль, что, будь он сам на месте того следователя Гыимзы, никогда бы не поверил странным обстоятельствам выброски пленного лейтенанта.
А это факт. Значит, факт еще не истина. Чему же верил полковник Сорокин? Не такой он простак, чтобы верить словам.
Осенние листья, как желтые мухи, падали с деревьев. У пещеры на камнях сидели двое. Волков узнал брезентовую куртку профессора Голубева, его суховатое лицо. А рядом сидел монах. Черная ряса обтягивала круглую спину, из-под клобука спадали длинные с желтизной, будто перепревшие, волосы.
Волков остановился за кустом дикой акации.
- Разве науки сделали людей добрее, отмели зависть, блуд? - сердито, запальчиво говорил монах. - Без веры и сиречь ученый человек в миру готов подобиться животному.
- Какой веры, сударь? - вскинул брови профессор. - Здесь вопрос. Церковь использовала новые для того времени философские положения Аристотеля и обратила в догму. А любая догма тормозит развитие мысли. Как стоячая вода, разум без движения утрачивает силу, и легко возобладают инстинкты... Хм!.. Где теперь вы расположите бога? Небо заняли самолеты.
И кстати, даже пятнышко от всевышнего не могут найти.
Монах выдавил короткий смешок.
- А врачи, которые режут сердца человеческие, могли узреть доброту там, и любовь, и печаль? Сподобился кто-нибудь в мозгах найти ум?
- Хм, - как бы озадаченный этими доводами, сказал профессор.
- Безверие гордыней питается, - торжествующе поднял руку монах. - И змий сйоих черев не ест. А люди тщатся познать непознаваемое. Смирись! Господь бог велик.
- Да, - профессор чуть наклонил голову. - Удивительно. Как в библии записано? "Вначале было слово..."
- "И слово есть бог", - добавил монах.
- Когда-то ведь наши предки объяснялись жестами, - заговорил профессор. - Но этого было мало, требовался язык. И каждое найденное слово являлось откровением. Слово ценилось, как драгоценность. Оно имело божественную суть для человека. Итак, вы признаете земную основу религии?
- А страх? - вставил монах. - Страх небытия?
- Вот именно... Человек шагнул в этом за установленный природой рубеж. И его охватил ужас перед необъяснимым. Зачем он умирает? А утешение несла религия.
- И наука отнимает это утешение!
- Наука должна исследовать реальность. Кстати, буддисты утверждают истину переселения душ. Великий грех им сжечь тело. Если отнять здесь понятие "душа", то можно и согласиться. Допустим, наше органическое вещество усвоится травкой, а травку съест коза..
Голова монаха затряслась.
- Тьфу! - он быстро приподнялся. - Чтоб и духа твоего в святой обители не знали. Пинками гнать распоряжусь, пинками!
- Это аргумент всепрощения? - засмеялся профессор.
- Тьфу! - сплюнув еще раз, монах перекрестился и торопливо зашагал прочь. Щеки его в сетке кровеносных сосудов и борода дрожали от негодования.
У ног профессора горкой лежали церковные свечи и толстая древняя книга. Он взял эту книгу, бережно раскрыл. Волков пошел к нему.
- Хм... Намерены купить свечку? - глянув на Волкова и не узнав его, спросил профессор.
- Две, - сказал, шагнув из-за куста, парень. - Интересуемся Нестором-летописцем.
- Да, да, - оживился профессор. - Это удивительная личность. Вот еще книга безымянного автора Пять столетий назад жил. За пять свечек и я теперь выменял.
- Религиозная? - усмехнулся парень.
Брови профессора задвигались.
- Нельзя, молодые люди, смеяться над тем, чему верили наши деды. Я говорю о вере, а не о церковном учении. Это не одно и то же, заметьте. Да!.. Только посмотрите! Четырнадцатый век. Русь изнемогала от набегов. Никто не знал: устоит ли? А человек писал книгу. Имя свое лишь забыл указать. Но в конце завещание сделал, чтобы труд сей его кожей после смерти оплели, - профессор осторожно закрыл книгу, показывая сморщенный, будто высохшая ладонь, переплет. - Хм... Нелегко представить, что значила в то время еще одна книга. Да... Забываем, что и наши дела станут когда-то седой, тленной стариной.
Увидев, должно быть, как Волков нетерпеливо переступает с ноги на ногу, профессор хмыкнул.
- Да, да... Не смею задерживать, молодые люди В подземелье было сухо. Закопченные тысячами
свечей, осыпавшиеся кое-где стены узкой пещеры хранили могильную тишину.
- Что же, профессор давно свечками торгует? - спросил Волков.
- Знаешь его? - отозвался парень, чиркая спичкой.
- Встречались.
- Мудрый человек. У нас в Каракумах дыня есть, и туршек есть: на глаз не отличишь. Дыню откусишь - вкусно, туршек откусишь - целый день плюешь. Совсем как и люди, - проговорил тот. - Меня Ахметом называй.
Заслоняя ладонью пламя свечи, он двинулся вперед.
Местами приходилось нагибать голову, чтобы не удариться о свод. У поворота, в нише, над маленькой ракой светилась лампадка.
- Вот, - сказал Ахмет, пальцами загасив свечу. - Нестор.
Что-то темнело в раке, напоминая куклу, обтянутую пергаментом.
- Это и есть Нестор? - удивился Волков.
- Точно.
- А где Ковальский?
- Будет Ковальский. Ждать надо.
Слова тут звучали глухо, неразборчиво, как бы утопая в рыхлом песчанике. Из густого мрака пещеры вынырнул Ковальский. При тусклом свете лампады он казался очень старым, осунувшимся. Длинные тени залегли в морщинах.
- Посторожи нас, Ахмет, - бросил он. - У-у. Задохнулся.
Ахмет молча отступил в темноту.
- Что случилось, Волков? Рассказывайте быстро Волков передал ему ночной разговор с Мюллером - Значит, и о Москве упоминал? - спросил Ковальский. А беседовали с глазу на глаз?
